Услышать Шостаковича (Эскизы к статье)

25 сентября 2021 года исполняется 115 лет со дня рождения Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, великого русского композитора, единственного такого масштаба русского композитора ХХ века, вся жизнь которого прошла в России.

Годы его жизни совпали с переломным моментом в истории России, когда страна искала новые пути своего развития, когда рушилось старое, а на смену пришло нечто, гораздо страшнее прежнего. Большевики, захватившие власть, пытались подчинить государственному контролю все стороны жизни граждан, включая самые интимные, для чего существовала тотальная система слежки, доносов, воспитания и перевоспитания, ужасающая карательная система.

Такая система губительным образом сказалась на всей жизни страны, но прежде всего — на ее интеллектуальном потенциале. Государство диктовало, что и как надо изучать, исследовать, сочинять и т. п. Целые направления науки объявлялись «антисоветскими», «буржуазными», не отвечающими интересам советских людей, что влекло за собой запрет на исследования в данной области, карательные меры по отношению к тем, кто думал иначе.

В области художественного творчества существовали еще более жесткие ограничения. Действовала система тотального контроля за людьми творческого труда, за тем, что они создавали и даже о чем думали. При полной монополии государства над всеми видами издательской, исполнительской, любой созидательной деятельности достигался эффект усредненного стандарта, безликости творчества, творчества, направленного в основном на утверждение существующего порядка, на оправдание всего происходившего, на восхваление правящей верхушки и тех идей, которые она проповедовала. Лишь немногим удавалось противостоять этому, не поплатившись жизнью. Каждый устанавливал для себя границы компромисса со своей совестью и «красную черту», за которую уже не перей­дет. Всё это необходимо учитывать, давая оценки жизненного и творческого пути тех, кому пришлось жить в это время и кто попадал в жернова, перемалывающие всё живое.

Личность и творчество Шостаковича уже без малого сто лет привлекает к себе внимание во всем мире, причем как тех, кто принимает его творчество, так и тех, кто, порой весьма агрессивно, не приемлет не только творчество, но и его личность. Первая симфония, написанная в 1925 году и исполненная годом позже (дирижер Николай Малько), сразу же заявила о рождении яркого композитора. Симфония вошла в репертуар таких выдающихся дирижеров, как Бруно Вальтер, Отто Клемперер, Лео­польд Стоковский, Артуро Тосканини. Опера «Леди Макбет Мценского уезда» (премьера в 1934 году) шла одновременно в трех лучших театрах Советского Союза: ленинградском МАЛЕГОТе, в Большом театре и Музыкальном театре Немировича-Данченко в Москве — и за рубежом: в нью-йоркской Метрополитен-опере, в Буэнос-Айресе, Цюрихе, Кливленде, Филадельфии, Любляне, Брати­славе, Стокгольме, Копенгагене — случай совершенно беспрецедентный в истории мировой современной оперы. И вдруг — статья в газете «Правда» от 28 января 1936 года, «Сумбур вместо музыки», разделившая жизнь и творчество Шостаковича на периоды до статьи и после.

В официальном некрологе, опуб­ликованном только через четыре дня после смерти композитора — очевидно, власти не знали, что написать, — говорилось: «Советская художественная культура, прогрессивное искусство мира понесли тяжелую, невосполнимую утрату <…>. Верный сын Коммунистической партии, видный общественный и государственный деятель, художник-гражданин Д. Д. Шостакович всю свою жизнь посвятил развитию советской музыки, утверждению идеалов социалистического гуманизма и интернационализма, борьбе за мир и дружбу народов». Обычный шаблон тех лет.

Когда в 1979 году в США на английском языке была опубликована книга Соломона Волкова «Свидетельство» (Testimony: The Memoirs of Dmitri Shostakovich as Related to and Edited by Solomon Volkov), она вызвала шок в Советском Союзе и поток писем, подписанных известными деятелями культуры и даже родственниками Шостаковича, в которых поносили автора, обвиняя его в фальсификации, лжи, клевете и других смертных грехах, — уж слишком непривычным было то, что со страниц этой книги рассказывал Дмитрий Дмитриевич о своем времени, жизни, творчестве, отношении к советской действительности. Это никак не соотносилось с образом «верного сына партии», певца «социалистического реализма». Но вот поменялось время, появились другие свидетели, и стало понятно, что это и есть настоящее свидетельство, живой голос Шостаковича. И очень многое в его творчестве приобрело совсем другой смысл: поменялись акценты, иначе зазвучала его музыка, и фигура Дмитрия Дмитриевича Шостаковича предстала во всем своем трагизме и величии.

Седьмая симфония

Шостакович скончался 9 августа 1975 года в 18 часов 30 минут, в день и даже в час, когда в осажденном Ленинграде в 1942 году исполнялась его великая Седьмая симфония — симфония победы духа над тьмой. Причем, вопреки распространенному устоявшемуся представлению, этой симфонией Д. Д. протестует против насилия как такового, а не только против фашизма. Вот свидетельство Флоры Литвиновой (Ясиновской), опубликованное в 2008 году в книге «Очерки прошедших лет»: «…Естественно, опять заговорили о симфонии. И тогда Дмитрий Дмитриевич раздумчиво сказал: „Конечно, фашизм. Но музыка, настоящая музыка никогда не бывает буквально привязана к теме. Фашизм — это не просто национал-социализм. Эта музыка о терроре, рабстве, несвободе духа“. Позднее, когда Дмитрий Дмитриевич привык ко мне и стал доверять, он говорил прямо, что Седьмая, да и Пятая тоже — не только о фашизме, но и о нашем строе, вообще о любом тоталитаризме» (Флора Павловна Литвинова — жена Михаила Максимовича Литвинова, сына Максима Максимовича Литвинова, наркома по иностранным делам СССР с 1930 по май 1939 года,. Он был снят со своего поста, как еврей, поскольку готовилось подписание договора, вошедшего в историю как пакт Молотова — Риббентропа и положившего начало Второй мировой войне. Флора Литвинова познакомилась с семьей Шостаковичей в эвакуации в Куйбышеве, и дружба эта продолжалась до кончины Дмитрия Дмитриевича).

Галина Уствольская, ученица Шостаковича по консерватории, с которой у него одно время были близкие отношения, написала: «Как-то в 1939–1940 году Шостакович, приехав ко мне, рассказал, что почти закончил Седьмую симфонию. Осталось дописать коду и кое-что поправить…» Подтверждает это и включение Седьмой симфонии в план концертного сезона Ленинградской филармонии на 1941–1942 годы, обнародованный еще весной 1941 года. Так же музыковед Людмила Михеева (жена сына ближайшего друга Шостаковича, Ивана Соллертинского) сообщила, что «тему нашествия» композитор играл своим ученикам по Ленинградской консерватории еще до начала войны с Германией.

Волков в своей книге приводит слова Шостаковича: «…А потом все страдания были списаны на войну, как будто только во время войны людей мучили и убивали. Так что в определенном смысле Седьмая и Восьмая — действительно „военные“ симфонии. Это хорошо укоренившаяся традиция. Когда я написал свой Восьмой квартет, его также вписали в графу „Обличение фашизма“. Для этого надо быть слепым и глухим, ведь в квартете всё ясно как дважды два. Я цитирую „Леди Макбет“, Первую и Пятую симфонии. Какое отношение к ним имеет фашизм? Восьмой квартет — автобиографический, он цитирует песню, известную каждому русскому, — „Замучен тяжелой неволей“».

Восьмой квартет

Восьмой квартет был написан в период с 12 по 14 июля 1960 года в Дрездене (единственное произведение Шостаковича, написанное за рубежом). Лейтмотив всего квартета — D-S-C-H — музыкальная монограмма имени композитора. С самого начала, как зачин, зерно, из которого прорастает все сочинение, этот мотив, тема-автограф проходит через все произведение, принимая различные формы, меняя характер, но оставаясь узнаваемой, сама собой! Это потрясающий по своей силе рассказ о себе, своем месте в прожитой жизни, своих исканиях истины, разочарованиях и всё же победах — победах духа, победах, может быть, за других, за тех, кому не дано было выстоять, но перед кем Шостакович считал себя обязанным победить. Это определенный этап, итог, реквием себе. Как он сам писал другу Исааку Гликману: «Можно было бы на обложке так и написать: „Посвящается памяти автора этого квартета“». Хотя официальное посвящение квартета — «Памяти жертв фашизма и войны».

Этим посвящением Шостакович исключил для цензоров возможность запретить исполнение квартета по идеологическим соображениям. Там есть цитаты из произведений, означивших этапы его творческого пути: Первой, Восьмой и Десятой симфоний, Фортепианного трио, Виолончельного концерта, оперы «Леди Макбет Мценского уезда» —и тема песни «Замучен тяжелой неволей», которой предшествует музыка, написанная для кинофильма «Молодая гвардия» — сцены казни молодогвардейцев.

Приводимые автоцитаты говорят о том, что этим квартетом Шостакович подводит своеобразный итог своему творчеству, а поскольку он не мыслит себя вне творчества, значит, это — итог жизни. Сам Шостакович высоко ценил это произведение. (Чуть позже Рудольф Баршай, по согласованию с автором, переложил квартет для камерного оркестра. Исполняется как Камерная симфония, соч. 110а.) Абель Старцев в «Независимой газете» за 11 июня 1999 года приводит следующие слова Шостаковича: «Где вы поставите могильные памятники Мейерхольду и Тухачевскому? <…> Только музыке это по силам <…> Большинство из моих симфоний — это надгробные плиты».

Может быть, это был и ответ затравленного человека властям на навязчивое «предложение» о вступлении в партию? Сын Шостаковича Максим свидетельствует, что видел отца плачущим только два раза: когда хоронили маму и когда его «приняли» в партию. Недаром осенью этого же года Шостакович скажет своему другу, пришедшему навестить его в больницу, где он лечил сломанную ногу: «Меня, наверное, Бог наказал за мои прегрешения, например за вступление в партию».

Иначе воспринимать можно и «Праздничную увертюру», написанную Шостаковичем в 1947 году к 30-й годовщине годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции (так тогда называли октябрьский переворот 1917 года, сокращенно — ВОСР), но исполненную лишь в 1954 году и ставшую официальным гимном всех советских праздников. В ней после вступительных торжественных фанфар звучит соло кларнета в быстром, торопливом темпе-скороговорке. Но эти фанфары взяты из «несерьезной» детской пьес­ки для фортепиано «День рождения», написанной для дочери! Много позже Шостакович создает на текст Евгения Евтушенко симфоническую поэму «Казнь Степана Разина». И в ней есть эпизод, когда народу ­приказывают веселиться: «Что, народ, стоишь, не празднуя? Шапки в небо — и пляши!» В оркестре звучит сольный одинокий, словно сорвавшийся с места, наигрыш кларнета-рожка (Cl-piccolo, ob., cl.) в сопровождении тамбурина. Этот наигрыш «натужно-веселый», суетливый, зазывающий «плясать», не найдя никакой поддержки, так и повисает в воздухе, затихает, «захлебывается» и исчезает так же неожиданно, как и появился. Эти два наигрыша очень похожи — интересная многозначительная параллель, — и ретроспективно можно сказать, что идея одна и та же — натужное веселье.

«Антиформалистический раёк»

Есть еще одно произведение Дмитрия Шос­таковича, которое может поставить точку в вопросе об отношении композитора к советскому строю — это «Антиформалистический раёк» — одноактная сатирическая кантата или мини-опера, посвященная собранию музыкальных деятелей, направленному на осуждение буржуазного формализма в музыке для четырех басов, чтеца, хора и фортепиано. И музыка, и текст написаны Шостаковичем. Создавалась она с 1948 по 1968 год, причем Шостакович записывал ее небольшими отрывками и не полностью — так, чтобы в случае обнаружения не было бы понятно, что это такое. Он понимал, что́ ему грозит. Впервые исполнена на сцене в 1989 году в Вашингтоне.

Дело в том, что в 1948 году Шостакович подвергся шельмованию за «формализм» в Постановлении ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1948 года «Об опере „Великая дружба“ В. Мурадели». В январе было организовано трехдневное совещание московских композиторов, где «выявляли композиторов-формалистов», среди которых оказались Шостакович, Прокофьев, Мясковский, Хачатурян, Попов, Кабалевский, Шебалин, причем композиторов заставляли публично каяться в своих «заблуждениях».

Самым агрессивным «разоблачителем» оказался композитор В. Захаров: «…Я считаю, что, с точки зрения народа, Восьмая симфония Шостаковича — это вообще не музыкальное произведение, это „произведение“, которое к музыкальному искусству не имеет никакого отношения»; «…в Ленинграде, когда люди умирали на заводах, около станков, эти люди просили завести им пластинки с народными песнями, а не с Седьмой симфонией Шостаковича». По всей стране организовывались собрания и конференции на заводах, фабриках и т. п., и их участники с большим возмущением клеймили позором Шостаковича, Прокофьева и других «формалистов». Этот период получил негласное название «ждановщина». Много лет спустя сын Шостаковича Максим вспоминал: «…Мне было тогда 10 лет. В 1948 году, когда после речи Жданова травили отца, в музыкальной школе на экзамене меня заставляли его ругать».

Осенью 1948 года Шостаковича лишили звания профессора Московской и Ленинградской консерваторий, причем об этом он узнал, придя в Ленинградскую консерваторию и прочитав на доске объявлений, что он уволен за «низкий профессиональный уровень»! А в Московской консерватории ему просто не выдали на проходной ключи от ­аудитории! По ­свидетельству Матвея Блантера (портрет которого, кстати, висел в рабочем кабинете Шостаковича рядом с портретом Бетховена), были моменты, когда Шостаковичу не на что было кормить детей, и тот давал ему взаймы. Много позже стало известно, что именно в это время он начал писать «Антиформалистический раёк» — уничижающую пародию на своих палачей.

На титульном листе этого удивительного произведения значится:

БОРЬБА
РЕАЛИСТИЧЕСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ
В МУЗЫКЕ
С ФОРМАЛИСТИЧЕСКИМ НАПРАВЛЕНИЕМ
В МУЗЫКЕ

Слова и музыка
неизвестных авторов*

___________________

* Как сообщает Отдел Музыкальной Безопасности, авторы разыскиваются.
О.М.Б. заверяет, что они будут разысканы.

(Издательство)

Далее следует большое предисловие о находке этой рукописи в ящике с нечистотами кандидатом изящных наук П. И. Опостыловым [1]. В его персонаже выведен П. И. Апостолов, работник аппарата ЦК КПСС с 1949 года, долгие годы «управлявший» искусством. По иронии судьбы, Апостолов умер в 1969 году, на генеральной репетиции Четырнадцатой симфонии Шостаковича, симфонии о «все­властной смерти»!

В музыкальной части произведения действуют И. С. Единицын (Сталин), А. А. Двойкин (Жданов), Д. Т. Тройкин (Шепилов). Текст представляет собой либо прямые цитаты из их выступлений, либо аллюзии на них. В музыке также присутствуют «Лезгинка», «Калинка», «Сулико», «Камаринская». Заканчивается все это действо словами:

Ну а если буржуазные идеи кто-нибудь воспримет,
Надолго тех будем мы сажать
И в лагеря усиленного режима помещать.

— Сажать и в лагеря всех* направлять, — подтверждает хор.

В сноске примечание редакции: имеется в виду «всех», поддавшихся влиянию буржуазной идеологии. Всех высылать в лагеря было бы ошибкой: надо ведь, чтобы остался кто-то для беспощадной борьбы с любыми попытками проникновенья буржуазной идеологии.

Великий вождь нас всех учил
И постоянно говорил:
«Смотрите здесь, смотрите там,
Пусть будет страшно всем врагам».
Смотри туда, смотри сюда
И выкорчевывай врага!

И апофеозом — безудержный канкан из «Корневильских колоколов» Р. Планкета.

Видео: «Виртуозы Москвы» и Сергей Лейферкус (баритон) исполняют «Антиформалистический раёк», записано 14 апреля 2005 года («Виртуозам Москвы» — 25 лет)

* * *

Все вышесказанное может говорить о том, что в некоторых случаях при прослушивании музыки Дмитрия Шостаковича необходимо не только слушать, но и услышать ее, сопоставив даты ее написания с тем, что происходило вокруг, и на этом пути, как мне представляется, возможны интересные открытия.

Примечания:

1.. Среди прочего он сообщает:

«…Особенно убедительно композитор излагает наиболее значительные мысли текста. Где идет речь о мелодичности, музыка мелодична (см. 19 [в партитуре]). Где речь идет об изящности — музыка изящна (см. 17). Именно так и только так должны сливаться музыка и текст. А если это не так, а это именно так, то следует указать, что композитору удалось это сделать так. Всё это обрамлено музыкой, в которой чувствуется русское начало (см. начало и 33). Это свидетельствует о том, что автор признает ведущее значение русской музыки (выделено везде Опостыловым…)».

В конце «исследования» следует «От издательства»:

«Здесь рукопись П.И. Опостылова прерывается. Некоторое время тому назад тов. Опостылов, борясь, согласно вдохновляющим указаниям, направо и налево, утратил равновесие и упал в ящик с нечистотами… Врач-ассенизатор Убийцев сказал, что подобные случаи бывают. Он сказал: «Если человек вроде Опостылова попадает в ящик с нечистотами, то он как бы растворяется в нечистотах и определить, что является калом, а что Опостыловым, в настоящее время не представляется возможным», что и было зафиксировано в акте милиции и ассенизационного обоза…».

Дмитрий Цвибель
Петрозаводск, 17 сентября 2021 года