Хроника одного злодеяния

Памяти ИТЭФ (1945–2021)

И сказал я: беда мне, беда мне! увы мне!
злодеи злодействуют,
и злодействуют злодеи злодейски.

Ис, 24

Отряд не заметил потери бойца.

М. Светлов

Не в первый раз я начинаю писать эти заметки в память о моем институте и всякий раз останавливаю себя — а нужно ли это кому-то; люди движутся вперед, что им до бывшего института? Осторожно перешагнули, не споткнулись — и дальше, дальше, к новым открытиям, к постижению тайн мироздания. Да, мне хочется кого-то приостановить на мгновение, даже задеть; не слишком ли часто мы перешагиваем, занятые своими важными делами? Не слишком ли через многое?

И еще одно заставляет меня делать это.

Я помню десятки, сотни людей — ученых, инженеров, техников, которые своим трудом, своим энтузиазмом создавали лучший в стране и один из ведущих институтов мира; в своей области, разумеется. Конечно, большинства из них уже нет, но кажется мне, что стоят они, смотрят на пепелище своего института и спрашивают — меня, каждого из нас, живущих, — как такое возможно, как вы такое могли допустить? Надо что-то ответить, это трудно, ведь самого главного я не понимаю: зачем институт, который должен быть гордостью страны и находиться под особой заботой государства, уничтожен от имени государства?

«Институт теоретической и экспериментальной физики имени А. И. Алиханова Национального исследовательского центра „Курчатовский институт“ (далее ИТЭФ) — уникальный многопрофильный научный центр. Образован в 1945 году под руководством академика А. И. Алиханова для участия в решении проблем советского Атомного проекта и занял одно из ведущих мест среди физических центров страны. В 2011 году ИТЭФ вошел в состав Национального исследовательского центра „Курчатовский институт“».

Это текст с официального сайта института, пока еще он на месте, этот сайт. Старинная усадьба на месте, огромные клены, пруд, здания, дорожки между ними, забор вокруг — всё на месте, а вот института больше нет. Это не фигура речи, это буквально так. Председателем правительства подписан документ, согласно которому институт наш ликвидируется, далее это будет один из отделов НИЦ КИ, без имени, расчетного счета, без дирекции, бухгалтерии, ученого и диссертационного советов; можно сказать короче: был ИТЭФ — и нет его, сплыл.

Ветер гонит опавшие кленовые листья, вороны ссорятся из-за упавшего яблока, в пруду плавает последняя не успевшая улететь утка, пробегают озабоченные своим будущим сотрудники администрации, редко-редко можно встретить кого-то из физиков или инженеров, их реально осталось несколько десятков, большинство из них уже в очень хорошем возрасте. Да, это катастрофа, в памяти живой и работающий институт; сегодня спасать уже нечего, пустая оболочка; я должен попытаться понять, что с нами произошло и почему.

А был ли мальчик

Если бы я пытался представить дело так, будто воинство, присланное к нам руководством КИ, уничтожило процветающий институт, это было бы неправдой, не так было. Государство теряло интерес к фундаментальной науке, как и ко всему, что не сулит быстрой отдачи. ИТЭФ было очень трудно и в 1990-е годы, и потом, ужасное недофинансирование гнало людей на поиски лучшей доли по всему миру, мы потеряли многих классных ученых, но институт жил, боролся, сотрудничал с ведущими экспериментами, учил студентов. Однажды нас спас тогдашний председатель правительства, но это же был Черномырдин, где они сегодня, деятели такого масштаба?

Особенно трудно стало после прихода к руководству Росатома господина Кириенко в 2007 году, ИТЭФ тогда принадлежал к этому ведомству. Прагматичное время уже наступило, видимого прока от кварков-мезонов и прочего купороса руководство Росатома не видело, ИТЭФ был вроде чемодана без ручки. Слова о научном потенциале, о значении фундаментальной науки для будущего страны уже были смешными, их просто негде стало произносить, требовалась отдача сегодня. К 2011 году потенциал у института еще был, было у кого учиться и с кем работать, были совместные работы с ведущими научными центрами мира. Но, но, но… кризис уже налицо, на фоне нищенских зарплат потери уже очень значительны, институту нужна была помощь, требовалась сильная и заинтересованная рука. И такая рука нашлась в лице руководства КИ, и мы быстро ощутили эту дружескую руку на своем горле.

Как и кто это делал

Разгром института начался постепенно. Скажу совсем простую вещь, все вовлеченные это знают. Научный институт — это такое тонкое-тонкое сплетение капилляров и нейронов, это исключительно высокоорганизованный, многими десятилетиями и многими умнейшими людьми создаваемый живой организм. Не так сложно разрушить эти тончайшие связи, топор не обязателен, есть универсальный рецепт, проверенный временем.

Нужно назначить на руководство всем этим хозяйством чужих, далеких от наук людей, дать им задание — ломайте, ребята, не стесняйтесь, это никому не нужно. Ничего нового варягами из КИ изобретено не было, да и зачем, всё очень просто. Изгнать самых сильных, сделать невыносимой жизнь остальных, поставить их в полную зависимость от совершенно чужих и далеких от науки людей, окружить флажками приказов, инструкций, запретов, держать в унизительной нищете — вот основные методы. Понимали ли эти люди, на что поднимают руку? Я думаю, примерно в той степени, в какой это понимали, скажем, разрушители Пальмиры. Несомненно, что работа разрушения дается большинству легче, чем труд созидания, такое уж оно, это большинство.

Сложная тонкая нервная атмосфера живого института постепенно стала заменяться уютной атмосферой казармы. Члены Академии наук, доктора, кандидаты, аспиранты непрерывным ручейком потекли за проходную. У меня есть убедительное доказательство того, что сразу была установка на уничтожение института, именно на полную ликвидацию. Вот оно. Ни одного из выдающихся ученых, которые десятками покидали институт, не пытались отговорить. Тем из них, кто просил сохранить в ИТЭФ часть ставки, чтобы продолжить заниматься со студентами-аспирантами, этого не разрешали.

Навстречу двигался бодрый поток новых назначенцев, плодились новые отделы, расширялось число согласований и препон для хоть какой-то научной деятельности. В дирекцию пошли отставные офицеры и даже генералы разных ведомств; ну да о них говорить совсем неинтересно. Упорная работа этих диковинных в научной среде персонажей сделала свое дело — институт разрушен, тщательно выпотрошенный остаток ждет формального признания себя пустой шкуркой.

Я хотел бы запомнить, зафиксировать уровень зарплат в ИТЭФ на самый конец нашего института, после 10 лет в составе НИЦ КИ, это необходимо для понимания их методов, да и просто на память.

Итак, Москва, конец 2021 года, ИТЭФ в составе НИЦ КИ. 23000 руб. — это оклад старшего научного сотрудника со всеми персональными выплатами; 17000 — ведущий инженер-электроник; 12000 — механик 6-го разряда. С 11 года эти числа практически не изменились, это значит, что народ наш обнищал раза в два или больше под заботливой рукой НИЦ. Кого-то удивляет, что люди разбежались? А как же наказы президента, зарплата ученым? Как и всё: громко одобрить мудрость, потом наплевать; слова в одном месте, реальность — совсем в другом.

Зачем это делалось

Самое печальное, самое гадкое — это то, что никакого созидания не стоит за актом разрушения; ничего на развалинах ИТЭФ, на его потенциале не создано и создано не будет. Слова — да, слов много сказано: оптимизация, улучшение, объединение сил; мыльный пузырь из прямой лжи и пустых обещаний, рисование новых горизонтов взамен отчета о провалах — да всё это до боли, до мелких деталей известно каждому желающему слышать, разве не так? Барабан пустой, а звук громкий; примета времени: там, где много высоких и правильных слов, — там ничего за ними не стоит: пшик.

Вопрос «зачем?» обсуждался у нас все последние 10 лет, наши люди знают множество верных ответов на этот вопрос. Судя по дерганым и неосмысленным действиям новых хозяев, никакого плана действий у них не было. Стоит остановиться на двух суждениях, они по прошествии многих лет выглядят серьезней других.

Первое — это амбиции. Желание пешки убрать с доски ферзя, показать умникам их место — это всё может быть серьезным поводом для уничтожения института; личные обиды могут определять курс.

Второе — это территория. Освободить и продать, отличная глубокая мысль — чем не повод?

По дороге, как отмечает наша наблюдательная общественность, кой-чего было прихвачено, не без этого. Например, отняли базу отдыха на Истринском водохранилище, которую мы строили всем миром. Или пока высокая комиссия обдумывала судьбу пострадавшего от пожара ускорителя, с него снималась и продавалась медь. Да и сотни служилых людей тут неплохо пристроились на фоне бедствующих ученых; таким несложным способом удалось в разы повысить среднюю зарплату. Ну да не об этом я, это всё грустные следствия.

Многие из нас уверены, что государство, обращенное лицом в прошлое, просто утратило интерес к нашей науке; фундаментальная наука — это что-то про будущее.

Возможно, часть правды есть и в этом, хотя не вся, все-таки в академических институтах как-то живут ученые, работают. Ненужный Росатому, наш институт повис в воздухе; некому было заступиться, остановить, помочь; начались сначала проблемы, потом уничтожение, сегодня уже фиксация результатов.

Как мы это допустили. Научное сообщество

Всё время думаю об этом, пытаюсь вспомнить ошибки, найти такую точку, после которой беда стала необратимой. Всегда есть соблазн обвинить кого-то; о злодеях я уже поговорил, пора и о друзьях сказать.

Сначала несколько слов о научном сообществе. Я вспоминаю наши Зимние международные школы физики, с 1990-х годов они оставались единственным в стране местом сбора ученых со всего мира, где обсуждались совместные работы, где был живой обмен идеями и методами. Сотни студентов из разных городов и стран могли слушать и знакомиться с ведущими учеными, там были лидеры крупнейших мировых экспериментов, ведущие теоретики, нобелевские лауреаты. Нам, сотрудникам ИТЭФ, было исключительно сложно организовывать эти форумы, добывать на них средства, но мы делали это; научное сообщество — да вот оно, вокруг, множество ниточек связывали наш институт со всем научным миром.

А что стало потом? А потом нас принял под заботливое крыло НИЦ КИ, и мы остались совсем одни, Школы кончились, как, собственно, и всё остальное. Где же это научное сообщество, которое мы так долго и трудно выстраивали вокруг?

Расскажу про уток. Вот плавают в реке множество уток с утятами, садится посередине чайка; вы знаете, что будет дальше? Она выберет себе утенка, заклюет его и унесет, а что же утки? Они расступятся, отплывут в стороны, некоторые из них будут вполголоса огорченно крякать.

«Но жуки-червяки испугалися, по углам…», откуда Чуковский знал всё?

Нет у нас научного сообщества, как и никакого другого. ИТЭФ разрушала компания с мандатом от государства, и это полностью исключило возможность какой-то помощи, участия, даже доброго слова по нашему адресу. Есть соблазн бросить упрек всем тем, кто пользовался нашим гостеприимством, слушал и читал лекции, кому мы оплачивали проезд, кто катался с нами на лыжах и сиял восторгом перед огромным ночным костром. Но… это будет несправедливый упрек, они ничего не могли бы сделать, каждое их слово в защиту было бы риском для них самих; не будет упреков, такая у нас жизнь.

Кажется, важной, может быть, важнейшей задачей при разгроме ИТЭФ было желание продемонстрировать беспомощность, даже ничтожность нашего научного и вообще гражданского сообщества. В нашем государстве есть только одна инстанция, где могут приниматься решения; так не должно быть, но это так, и живым не остается ничего другого, кроме того, чтобы тщательней прятать своих утят.

А ведь есть у нас заинтересованные организации, есть Академия наук, есть Министерство науки, есть профсоюзы — как же они допустили, ведь мировое имя было у института? Есть, конечно, всё это в наличии, только вот, кажется мне, право голоса им дано для одобрения или в лучшем случае для молчания; они вполне воспользовались своими правами.

А что же мы сами?

О злодеях сказал и о тех, кто вокруг, а самый главный вопрос — где были мы, сотрудники, наследники и хранители разных замечательных традиций? С нас основной спрос.

Поначалу надеялись на помощь каких-то инстанций, писали письма, пытались убеждать, рассказывая о традициях и потенциале, о новых разработках; короче, полной ерундой занимались, делая вид, что не понимаем, кто на нас напал и от чьего имени.

Кто-то из умных посторонних людей скажет: а что же ваш коллектив, надо было объявить забастовку, голодовку, почему же вы не сопротивлялись? Вот галки: если на их колонию нападет орел, поднимется в воздух сотня галок, совсем крошечных на его фоне, и отгонит его.

Хорошо смотреть со стороны, всё видно.

Для коллективной акции очень сложно было выбрать момент, над нами не сразу появился орел, он проявлялся медленно, как отпечаток на фотобумаге, только не секунды, а годы. Вот передали нас в НИЦ, смотрим, месяц прошел, другой — ничего не происходит, живем как-то. Потом — очень постепенно — началось удушение чиновниками и приказами, опять момент не выберешь.

Единственный резко обозначенный по времени этап уничтожения ИТЭФ — это постыдное изгнание из института осенью 2015 года его многолетнего директора и лидера М. В. Данилова.

Почти все ученые — конечно, кроме тех, кого пришельцы успели перекупить, — писали тогда письма протеста, на большее нашего коллектива не хватило; ну а письма, что от них… Может быть, это был момент, когда мы не смогли быть на должной высоте, может быть.

Ведь не то плохо, что могли что-то сделать и упустили что могли; а то, что и не попытался никто. Нами — и всеми вместе, и каждым в отдельности — уже потеряно, утрачено нечто очень важное, отрезана значимая часть человеческой сущности. Мы приспособились смиряться с тем, с чем человеку смиряться не должно; загораживаемся своей профессиональной деятельностью от понимания, что мы уже не в полном смысле люди.

Процесс продолжался, пока не стало понятно, что уже нет ничего, и завтра закрывают. Не из хитрости и коварства они растянули удушение на много лет; нет, никаких планов у них не было, просто они схватили и не знали зачем, не могли придумать, что с нами делать.

Что мы делали эти 10 лет? Многие надеялись как-то пересидеть, думали, что трудней уже не будет, ведь трудно было и до нашествия.

Кто-то нанялся на службу к новым хозяевам; поначалу они просто выполняли какие-то административные функции, постепенно втягиваясь в дело уничтожения своего института, проникаясь важностью и государственной значимостью этого дела. В отличие от пришельцев они понимали, что творят; ну да всегда такие находились, во все времена и во всех странах. Их руками многое сделано, увы.

Лучшие люди — те, кого не выгнали, ушли.

Кто-то, совсем немногие, писали статьи, просьбы, жалобы.

Не буду обо всем, вот пример. Техник у нас был, замечательный веселый парень Кирилл. Пришло ему в голову в 2015 году написать президенту — мол, спасите нас, погибает институт, уходят люди, смешные зарплаты гонят народ, вот у меня, техника, 12000 рублей, как жить, помогите, господин президент! Ответ пришел из Миннауки, бодрый такой ответ — всё у вас хорошо, чудесно, средняя зарплата у вас 72 тысячи, живите и радуйтесь. Кириллу сильно попало за это письмо, вскоре он уволился. Скучно повторяться; про единственную инстанцию я уже сказал, как и про то, сколько правды в подобных отписках.

«Убит, к чему теперь рыданья?»

Одни застенчиво отвернулись, другие сделали вид, что это их вовсе не касается, что у них важная работа; третьи тупо надеялись найти защиту в инстанциях, не понимая, что инстанция всего одна; в это время чужие люди, сопя и урча, рвали живую плоть нашего института — и порвали.

Вот ответ на вопрос, как такое могло случиться. Всё очень просто.

Люди, руками которых уничтожался ИТЭФ, имели на это мандат от имени президента, напрасно я говорил «государство», не очень понимаю сегодня, что это значит. Как получить этот мандат? Тоже очень просто: нужно много и красиво обещать, там это любят. Но не это главное — мандат может быть выписан только по принадлежности к очень узкому кругу лиц.

Разве только наш институт потерян, разве только об этом речь? Мы упустили тот момент, когда в обществе утратились понятия совести и справедливости, когда граница дозволенного стала определяться интересами вот этого самого узкого круга. А ИТЭФ — ну ушла одна краска из жизни, подумаешь, у нас много всего, вон газа сколько продаем и нефти.

Вот чем я хочу закончить свои грустные заметки. Меня очень задевало то, что известные ученые, покинувшие наш институт, переставали интересоваться его судьбой, как будто отрезали от себя десятилетия работы здесь.

Теперь думаю, что всё правильно. Помочь было невозможно, рыдать было бессмысленно, они делали (и делают) единственное, что было нужно и возможно, они работают, продолжают свои исследования, готовят новых студентов. И в этом я вижу продолжение жизни нашего ИТЭФ. Пузыри лопнут, туман вранья и пустых обещаний рассеется (ох, и неблизко это!), а наука, новые люди, идеи, открытия — они останутся и будут всегда. Не забывайте — был такой институт!

Владимир Русинов,
ст. науч. сотр. ИТЭФ