О способах, сроках и проблемах разработки нефтяных месторождений

С 1960-х годов мне приходится заниматься оценкой эффективности инвестиционных проектов, а с начала этого тысячелетия — оценкой эффективности проектов разработки нефтяных месторождений (точнее — месторождений углеводородного сырья, но оставим эту терминологию для специалистов). На первый взгляд в этой работе есть только две задачи — выяснить, эффективен ли предлагаемый проект, и выбрать лучший из нескольких имеющихся вариантов проекта. Однако на второй взгляд проблем здесь оказывается намного больше. Постараюсь о них рассказать, избегая технических подробностей, за что заранее прошу прощения у геологов, технологов и экономистов.

ДЛЯ КОГО проект должен быть эффективен? Казалось бы, всё ясно — для того, кто его реализует. Однако инвестиционные проекты почти никогда не реализуются одним человеком, в их реализации участвуют различные промышленные и строительные предприятия, финансовые структуры, государственные органы, и у каждого такого участника есть свои представления об эффективности. И как показала практика, если реализация проекта, по мнению какого-нибудь участника, неэффективна, он будет прилагать все возможные усилия, чтобы «сорвать» или максимально усложнить его реализацию. Стало быть, в ходе оценки приходится выяснять, эффективен ли проект для КАЖДОГО из его участников. Правда, роль многих участников проекта сводится лишь к выполнению отдельных работ (услуг) или поставке определенных ресурсов, а в своей деятельности они руководствуются лишь коммерческими интересами. Тогда согласовать интересы участников можно за счет установления приемлемой цены этих работ или ресурсов. А тогда надо проверять, останется ли проект эффективным для других участников. И если выяснится, что это не так, разработчикам проекта (да и экспертам тоже) приходится формировать какие-то другие, более приемлемые его варианты. Для этого и нужны показатели эффективности.

Чтобы сформировать вариант проекта разработки месторождения, надо знать его геологическую структуру. А точно ее никто не знает, и в ходе реализации проекта она может уточняться. Поэтому любой проект необходимо пересматривать, одновременно уточняя и показатели эффективности. Так проект разработки месторождения превращается в проект продолжения его разработки, а эффективность проекта становится эффективностью продолжения проекта.

Общепризнанным в мире для оценки соответствующей — коммерческой — эффективности является показатель чистого дисконтированного дохода (ЧДД). Для каждого участника он рассчитывается как стоимость произведенной им по проекту продукции (работ, услуг) за вычетом осуществленных при этом затрат, приведенных (дисконтированных) к одному моменту времени. При этом важно, что такой показатель отражает «полезность участия в проекте», «вклад» проекта в рыночную стоимость самого участника.

Государственный взор

К сожалению, все эти соображения «не работают» для такого участника проекта, как государство. Государство в инвестиционных проектах выступает эдаким Янусом с двумя или тремя лицами. Во многих, включая и нефтяные, проектах оно является акционером некоторых компаний — участников проекта. И это «лицо» заинтересовано в высокой коммерческой эффективности проекта, конечно, только для «своих» участников. Кроме того, оно распоряжается государственным бюджетом, а следовательно, заинтересовано в максимальном пополнении государственной казны всевозможными налогами и сборами. Этой цели отвечают показатели бюджетной эффективности. И наконец, государство просто по определению должно отражать интересы общества (включая и граждан, и предприятия), которое, по сути, и есть истинный собственник недр. Для выбора лучшего варианта использования этой собственности и оценивается общественная (social) эффективность. К тому же государство — это не какой-то один субъект, принимающий решения, а большая совокупность государственных органов и чиновников, которым доверено принимать решения по отдельным вопросам. Но не всё ли равно, как оценивает государство проект открытия нового магазина или пасеки или проект разработки нефтяного месторождения? Оказывается, что нет. Не будем говорить о госслужащих, заинтересованных в получении процента от выручки или бидона с медом ко дню соответствующего работника. Но недра являются государственной собственностью, так что разрабатывать их можно только по утвержденному государством проекту и только в том варианте, который государство сочтет наилучшим. Вот тут и возникает у государства своеобразный когнитивный диссонанс.

В советский период проекты оценивали прежде всего по их общественной эффективности (тогда ее именовали народнохозяйственной). Правда, чтобы получить премию, разработчикам новой техники надо было подтвердить, что она эффективна и для внедряющих предприятий — для этого оценивалась коммерческая (тогда — хозрасчетная) эффективность. А в новой России ситуация изменилась, и коммерческая эффективность стала, по сути, основным, утвержденным государством критерием при оценке нефтяных проектов. Правда, это приводило к тому, что нефтяные компании, разрабатывая новое месторождение, «снимали сливки» (т. е. использовали такие технологии добычи, которые позволяют быстро и дешево добыть много нефти, но делают неэффективной добычу оставшихся запасов). Тогда требования к проектам решили ужесточить, добавляя разные ограничения по техническим параметрам, а также изменяя систему налогообложения. Но математики хорошо знают, что, добавляя к «хорошему критерию» нужные ограничения, всегда можно добиться, чтобы оптимальным вариантом стал именно тот, который тебе хочется. В результате Налоговый кодекс сейчас уже напоминает справочник по геологии, огромные запасы нефти не разрабатываются, бездействуют порядка 15 тыс. скважин, а заброшенные и бесхозные скважины хранят в себе, по некоторым оценкам, более 15 млрд тонн потенциально извлекаемых запасов.

Разумеется, о приоритете интересов общества в недропользовании не говорят только государственные СМИ и ленивые. В развитых странах, откуда нам настоятельно рекомендуют не получать финансовую и организационно-методическую помощь, давно уже оценивают общественную эффективность крупных проектов, без такой оценки нельзя получить поддержки и у некоторых банков (скажем, Азиатского банка реконструкции и развития). Естественно, были предложения и по использованию соответствующей методологии в России, подкрепленные необходимыми расчетами, только остались они без внимания. В чем же причина?

Интересы коммерческих структур и государственного бюджета, пусть и сильно различающиеся, носят краткосрочный характер (урвать сегодня побольше, «заштопать» очередную бюджетную дыру). А при оценке общественной эффективности приходится обращать внимание на «более отдаленные» последствия реализации проекта. Заботясь о наполнении бюджета, государство рассматривает нефтяные компании как «дойную корову», стараясь «выжать» из них побольше налогов. Естественно, при большой налоговой нагрузке добывать нефть из месторождения оказывается выгодным только до определенного, рентабельного срока. И чем выше налоги, тем этот срок становится короче. А что будет дальше, нефтяной компании безразлично — скважины останавливаются, месторождение забрасывается, на его месте остается загаженная территория, а добывать нефть из остановленных скважин (в отличие от добычи угля в «копанках») становится невыгодным даже частным предпринимателям. Конечно, теоретически надо было бы учесть предусмотренные в проекте затраты на ликвидацию месторождения и рекультивацию территории. Но кто же это будет делать, если от добычи нефти одни убытки? Проще ничего не делать или объявить себя банкротом, и пусть всем этим займется государство, установившее налоги, но не потребовавшее в свое время на утверждение проект ликвидации месторождения. А в государственном бюджете на это денег нет — там появилась очередная дыра, которую будут затыкать другие нефтяные компании.

Общественное благо

А вот с позиций общества ситуация немного иная. Основным показателем общественной эффективности также является ЧДД, только при его расчете учитываются реально осуществляемые обществом (национальной экономикой) затраты и не учитываются так называемые трансферты (денежные средства, переходящие от одного участника проекта другому). Поэтому в составе затрат не учитываются и налоги (которые из одного «общественного кармана» перекладываются в другой). Зато учитываются все виды предусмотренных проектом затрат, включая и затраты на ликвидацию месторождения. И тогда оптимальным становится совсем иной вариант проекта. В нем гораздо более длительные сроки разработки и более полное использование богатств недр, что, кстати (а для нефтяных компаний — некстати), предусмотрено и Законом о недрах. Этот вариант в первые годы реализации почти такой же, как и при действующей системе, так что обеспечивает и достаточную рентабельность добычи, и большие поступления в бюджет. Стоимость добытой нефти здесь превышает все затраты на ее извлечение. Правда, разница с годами становится всё меньше, пока не сравняется с размером уплачиваемых компанией налогов. А это значит, что в соответствующий момент доходы общества должны быть перераспределены, а налоговые платежи компании — уменьшены. Вот это и является основной причиной когнитивного диссонанса. Как это так? Чтобы компания, «дойная корова» бюджета, вдруг стала объектом государственной финансовой поддержки? Финансисты этого не понимают и понимать не хотят. А всё просто. В поддержке нуждается не компания, а тот проект, который она реализует. И если обществу выгоднее, чтобы этот проект реализовался так, а не иначе, то за это надо платить. Платить так же, как за строительство «бесплатных» школ и больниц. Правда, платить не сию минуту, а лет через 20–40, когда закончится рентабельный период. Но кто же из чиновников об этом будет думать? Поэтому действующими нормативными документами и предусмотрено прекращать добычу по окончании рентабельного периода.

Но мы еще не закончили с оптимальным для общества вариантом. Да, какое-то время после окончания рентабельного периода налоги понадобится снижать, потом вообще обнулить. А дальше? А дальше оптимальный вариант предусматривает работу «в убыток», когда затраты на добычу нефти с каждым годом всё больше превышают стоимость добытой нефти. Как такое может быть? Разве это эффективно для национальной экономики? Оказывается, эффективно! Всё дело в том, что по окончании разработки месторождения надо осуществлять ликвидационные работы. А стоимость таких работ велика (и во многом зависит от утверждаемой государством технологической схемы разработки месторождения), и поэтому возникает ситуация «чемодан без ручки»: продолжая добычу нефти, получаем убытки, а прекращая — вынуждены нести еще большие ликвидационные расходы. Расчеты ЧДД помогают в этой ситуации выбрать рациональный компромисс. И оказывается, что чем дороже обходится ликвидация месторождения, тем продолжительнее должен быть «убыточный» период.

Как же практически реализовать такой неудобный во всех отношениях вариант проекта? Решение оказывается сравнительно простым: надо создать специальный фонд, в который начиная с определенного года будет отчисляться определенная (и, вообще говоря, переменная) часть прибыли от продажи добытой нефти и из которого в последние годы будут компенсироваться налоги и покрываться убытки от продолжения разработки. Механизмам формирования и использования такого фонда посвящен ряд научных публикаций, тут есть свои проблемы, но это не главное.

А главное в том, что такой механизм должен вводиться в действие тогда, когда выбирается вариант проекта разработки (или продолжения разработки) месторождения. Грубо говоря, такой механизм (или его отсутствие) должен составлять неотъемлемую часть утверждаемого проекта. И каждому возможному механизму будет отвечать свой вариант проекта, со своими сроками, технологиями и динамикой объемов добычи. Значит, утверждая проект, государство должно заранее определить механизм его финансовой поддержки на (обычно — достаточно далекое) будущее. И именно к этому наши государственные органы не готовы, они привыкли жить «сегодняшним днем», заботясь лишь о том, «что будет говорить княгиня Марья Алексеевна». А нефтяные месторождения для них — всего лишь строка в очередном отчете, а отнюдь не национальное богатство, которым надо уметь распоряжаться. Все знают, что собственность — это не только права, но еще и обязанности. Но не думаю, что чиновникам надо давать права перекладывать обязанности по рациональному использованию богатств недр на будущие поколения.

P. S. Кое-что из написанного мы с коллегами из Института проблем нефти и газа РАН докладывали на заседании Президиума РАН. Некоторые академики даже выступали, а материал доклада опубликовали в «Вестнике Российской академии наук» (что не считается «подходящей» публикацией, ибо такого журнала нет в списке ВАК). Отметим еще, что в свое время специалисты предлагали принять закон о ликвидационном фонде, в котором были бы закреплены порядок ликвидации месторождений и соответствующий финансовый механизм, увязывающий интересы государства и добывающих компаний (не только нефтяных). Но этот вопрос так и не был рассмотрен законодателями. Правда, никаких обращений в правительство и профильные министерства не было сделано. И вообще, кому сейчас (кроме лево- и правоохранительных органов) дело до каких-то там наук и их академии…

Прим. ред.: При защите диссертаций засчитываются публикации в журналах, входящих в Web of Science, Scopus и список ВАК. «Вестник РАН» входит в Web of Science, то есть это «первая лига», выше списка ВАК.

Сергей Смоляк,
гл. науч. сотр. ЦЭМИ РАН, докт. экон. наук