В память о Дмитрии Борисовиче Зимине

Борис Штерн:

«Троицкий вариант» поднялся благодаря Дмитрию Борисовичу Зимину и его «Династии». Да что там, огромное количество самых разнообразных инициатив… Великий гражданин России — тут пафос вполне уместен.

О том, как власть плюнула ему в лицо, вспомним позже.

Вечная память!

Сергей Кавтарадзе:

Дмитрий Борисович Зимин.

После получения премии «Просветитель» я, как и положено, оказался в жюри следующего года. Об этом и хочу рассказать. Премия очень важная не только тем, что материально поддерживает авторов, но и тем, что позже лауреаты выступают с лекциями по всей стране, а книги-победители рассылаются по библиотекам, приобщая к доказательным знаниям сотни и тысячи новых читателей. И все это, включая штат занятых организационными проблемами сотрудников, оплачивал, коротко говоря, один человек — Дмитрий Борисович, из средств, добытых своим трудом и талантом.

Так вот, несколько раз собиралось наше жюри (лонг-лист, шорт-лист, итоговое решение прямо перед вручением), составленное из людей абсолютно независимых и потому технически неподвластное никаким интригам. Мы сидели за столом, с отличным угощением, выступали, хвалили и ругали прочитанные книги. И с нами работал Дмитрий Борисович – но с правом лишь совещательного голоса. Который исправно тонул в процессе общего голосования. Само собой, он мог бы награждать по своему вкусу, мог подобрать жюри под свое мнение – деньги-то его. Но принцип был важнее. Очевидно, он полагал, что так будет честнее.

Светлая память!

Ирина Левонтина:

Дмитрий Борисович Зимин был одним из самых выдающихся людей нашего времени. Уже много сказано и еще много будет сказано о том, что сделал он для российской науки, для просвещения, для развития благотворительности. Но я сейчас хочу сказать о другом. Меня всегда поражала в Дмитрии Борисовиче какая-то невероятная свежесть и незамутненность чувств, особенно удивительная для немолодого уже человека. Как просто и как ясно он радовался хорошим людям, хорошим книгам. Говорил счастливо-оправдывающимся тоном: «Я читатель!» Как клокотал он негодованием и отвращением по поводу очередной гнусности «бешеного принтера». Помню, он приехал на объявление, кажется, короткого списка «Просветителя», а в этот день какая-то из гнусностей как раз и произошла. И вот Зимин сказал мрачно: «Я патриот. Ни за одну другую страну мне не было бы так стыдно, как мне стыдно сейчас». Дорогой Дмитрий Борисович! Светлая Вам память и вечная благодарность.

Владимир Сурдин:

Сегодня многие вспоминают Дмитрия Борисовича как мецената и настоящего патриота. И это правильно. В этих своих качествах за последние десятилетия он был одним из самых полезных граждан нашей страны. Впрочем, не только нашей (ведь для добрых дел нет границ!): как-то раз я показал ему прекрасный журнал для любителей астрономии, издающийся в Киеве на русском языке. Журнал погибал от безденежья. И Зимин тут же, без всяких церемоний, выделил грант. Журнал встал на ноги и до сих пор хорошо работает.

Но если вспомнить советское время, то и тогда Дмитрий Зимин вложил свой талант радиоинженера в крайне полезное для спокойной жизни страны дело — в создание противоракетной обороны. Несколько лет назад, на юбилей Зимина, ему подарили огромный торт в виде точной копии той самой радиолокационной станции; вручили нож: «Режьте, Дмитрий Борисович!» Он несколько секунд смотрел на торт и вернул нож: «Не могу. Ведь это мое детище». Кстати, созданные им с коллегами сверхмощные радиолокаторы посылают самые дальнобойные весточки во Вселенную, оповещая всех братьев по разуму о существовании на Земле технологической цивилизации. Кто знает, какую роль это наследие Зимина сыграет для нас в будущем…

Но все эти общечеловеческие заслуги Дмитрия Борисовича сегодня для меня уходят на второй план по сравнению с личной потерей. Почти 40 лет назад я лишился отца, которого очень любил и глубоко уважал. Встреча с Зиминым залечила эту рану. Дмитрий Борисович оказался почти ровесником моего отца, тоже выпускником МАИ и тоже радиоинженером, и даже внешне был очень похож. Виделись мы нечасто, в основном на мероприятиях. Как-то раз оказались в отделе радио Политехнического музея; вот где у Зимина загорелись глаза! Мы с азартом обсуждали старые модели приёмников и прочую радиотехнику. Таким я и запомню Дмитрия Борисовича — инженера, патриота, просветителя.

Марина Аствацатурян:

Важное и главное уже сказали и будут говорить. Великий человек Дмитрий Борисович Зимин, да. А мне сейчас захотелось рассказать историю, услышанную однажды от него и вспоминаемую теперь всякий раз, когда оказываюсь на Пресне (хоть раньше и жила в том районе, теперь вспоминаю именно эту историю). История такая: начало-середина 1990-х, Дмитрий Борисович затеял «Вымпелком», и прибыла к нему на переговоры делегация от Nokia. И вот едет он с гостями в машине по Москве, проезжают Красную Пресню, выезжают на улицу 1905 года. Гости спрашивают: «а почему у вас улица так называется, 1905 года?» Зимин отвечает: «Ну как же, в 1905 была опубликована Специальная теория относительности Эйнштейна, вот и назвали». По его словам, иностранцы совершенно не удивились, «да они и сейчас думают, что наша улица названа в честь именно этого события – ведь Россия считалась страной высокой научной культуры», сказал тогда Зимин. Это было уже в начале 2000-х. Думаю, дело не в наивности тех иностранцев, дело в безусловном авторитете, в том, что сейчас принято называть харизмой. Дмитрий Борисович был олицетворением этих понятий, гости столицы не посмели бы усомниться в его словах.

Александр Мещеряков:

В Дмитрии Борисовиче было много чудесного. Разным людям он открывался с разных и неизбежно прекрасных сторон. Скажу лишь об одной – о его любви к прошедшему времени.

Уже после того, как я удостоился замечательной премии «Просветитель», я прочел автобиографические заметки Д.Б. «От 2 до 72». Из них я узнал, что мы учились в одной и той же арбатской школе №59. Д.Б. жил в Большом Афанасьевском переулке, я – в трех минутах ходьбы — на Сивцевом-Вражке. Разница в возрасте составляла 18 лет, Д.Б. окончил школу в 1951-м, я же в этот год только родился. Но мы видели одни и те же дома и лица, спешили в школу по одним и тем же булыжным мостовым. Мы были современниками. Сергей Макарович Алексеев, о котором с такой теплотой и пронзительной нежностью вспоминает Д.Б., учил физике и меня. Учился я у него плохонько, а вот Д.Б. даже успел издать с ним на пару книжечку «Школьная УКВ радиостанция». Понятно, как он ей дорожил.

Д.Б. был человеком укорененным. Он жил на родине — как душой, так и телом. Через Дмитрия Борисовича осуществлялась связь времен. Недаром он создал фонд «Московское время», который занимался и занимается краеведением, то есть пестованием любви к родине. В частности, он опубликовал серию открыток старой Москвы. На одной из них я обнаружил фотографию дома, в котором родился. Она украшает мой письменный стол и напоминает, что мы с Дмитрием Борисовичем жили в одно время, в одном любимом месте, где нам не было тесно.

Алексей Семихатов:

Дмитрий Борисович Зимин учредил поддержку на конкурсной основе для молодых ученых, работающих в области теоретической физики, в момент, который был по-настоящему критическим: бюджетное финансирование находилось в ε-окрестности нуля, но предмет поддержки — достойный уровень исследований — все еще существовал.  Не в последнюю очередь благодаря этой поддержке он и сейчас существует.  За всех ученых, оставшихся благодаря финансированию со стороны «Династии» в науке, причем в России, стоило бы включить «Династию» в подходящий Зал славы (по факту его роль исполняет реестр иностранных агентов). В период, когда развитие интереса к знанию со стороны широкой общественности представлялось задачей довольно утопической, Зимин поддерживал научные музеи — тоже на конкурсной основе, с широким тематическим охватом и с разнообразной географией.  Чтобы обратиться к еще более широкой аудитории, Зимин учредил премию Просветитель для поддержки научно-популярных книг, написанных на русском языке, и было это в тот момент, когда такие книги, хотя бы в принципе способные претендовать на премию, можно было пересчитать по пальцам.  За период времени около десяти лет число их возросло более чем на порядок. И это далеко не все, что делал Зимин для публики заинтересованной или потенциально способной заинтересоваться: лучшие иностранные книги для широкого читателя с рассказами об актуальных проблемах различных наук выходили в рамках Книжного проекта.

Как сейчас стало видно особенно отчетливо, Зимин был увлечен этими, как и многими другими своими проектами. Увлечен и вовлечен: он переживал не только за результат, но и за качество процесса, за то, как и посредством чего реализуются те принципы, которые он исходно закладывал, как на происходящее откликаются участники событий.  Установив принципы, Зимин, я полагаю, следил за тем, чтобы они соблюдались, но при этом, как я видел в конкретных случаях, он сознательно ограничивал свое вмешательство в подробности их реализации. Не раз и не два я наблюдал его разочарованным тем, например, что премией оказывался отмечен не тот из кандидатов, которого выбрал бы лично он. Подобное разочарование он всегда оставлял в себе, а если и вспоминал, то только в нейтральном тоне, как будто речь идет о погоде, усложнившей прогулку. За этим стояло, среди прочего, глубинное уважение, которое Зимин неизменно выказывал в адрес компетентного, экспертного мнения — по существу, уважение к знанию.

К Знанию, с своем идеале — вечному и общечеловеческому, в котором было сконцентрировано столько смыслов для Дмитрия Борисовича и от которого неотделима моя память о нем.

Ася Казанцева:

Все очевидные вещи — про «Династию», премию «Просветитель», самолет, оборону, связь и огромное личное обаяние, построенное на живом интересе к миру — уже сказаны. Но есть, кроме того, широкий спектр неочевидных и неизмеримых косвенных воздействий на культурную среду. Невозможно подсчитать, сколько людей пришли учиться естественным наукам, потому что им вовремя попала в руки книжка, изданная при поддержке Зимина. Перечислить все дружбы и коллаборации, зародившиеся на мероприятиях, организованных благодаря ему. И еще — все научно-популярные лекции в сотнях российских и зарубежных городов, организованные не «Просветителем», но под его влиянием. В том числе, и нередко, на частные деньги: в Белгороде и в Казани, в Ижевске и Томске, в Минске и Киеве мирные граждане скидываются с помощью краудфандинга, или бизнесмены выделяют часть своей прибыли, или и то и другое, чтобы привозить тех лекторов, которые им нравятся, чтобы собираться и слушать про мозг или про космос. Потому что за последние десять лет все поняли и привыкли, что это важно и что это хорошо. Помимо всех тех вещей, которые Дмитрий Зимин сделал для просвещения лично, он еще и показал огромному количеству людей, что они тоже могут что-то делать. И они делают. И это продолжится; главное было начать.

Ирина Якутенко:

Я не знала Дмитрия Борисовича Зимина, как не знали и многие из тех, кто сейчас занимаются популяризацией. При этом именно благодаря ему мы в принципе получили возможность делать это: до того, как Дмитрий Борисович начал вкладывать свои деньги, о науке широкой публике рассказывали, в основном, профессиональные журналисты или те, кто ушел в журналистику из науки. Зимин радикально изменил ландшафт в этой части просвещения: благодаря ему множество людей вдруг поняли, что популяризация может быть настоящей профессией. Идея написать книгу или основать лекторий перестала казаться идеалистической авантюрой, начали появляться научные кафе, блоги, школы научной журналистики и так далее и тому подобное.

Сейчас все это кажется вполне естественным и обыденным, но еще каких-то двадцать лет назад ничего подобного не было. Так же как Стив Джобс со своим айфоном создал новую реальность, изменив подход к коммуникациям и получению информации, Зимин создал новую реальность просвещения. Из странноватой допопции оно стало частью базовой продовольственной корзины, которая ежедневно необходима каждому из нас и без которой любой человек оказывается нищим.

Федор Кондрашов:

Памяти Дмитрия Борисовича Зимина.

Многие уже написали, и еще напишут, подробно о жизни и значительных достижениях Дмитрия Борисовича. Вспоминая его в эти дни, я решил написать о его роли в создании ШМТБ в контексте многолетней работы его детища, Фонда «Династия», упомянув историю создания ШМТБ.

Фонд «Династия», несомненно, был самой значимой образовательной и научной организацией в России. Его влияние ощущается даже через много лет после его закрытия. Через «Династию» Дмитрий Борисович сделал больше для развития науки и просвещения в России чем любой другой человек за последние двадцать лет. По задумке Дмитрия Борисовича, «Династия» не просто поддерживала конкретные научные коллективы и инициативы, а системно развивала целые разделы общества и научного мира. Например, именно благодаря Дмитрию Борисовичу развился рынок качественной русскоязычной научно-популярной литературы. Финансируя печать таких книг, Фонд «Династия» изменил издательский рынок в России, доказав издательствам, что печатать научно-популярную литературу выгодно.

Системное влияние на просвещение общества и на организацию научных коллективов было визитной карточкой Фонда «Династия», уникальной для России. Организуя программы Фонда «Династия» с целью инициирования структурных изменений в обществе, Дмитрий Борисович понимал, что он влияет на возможность развития и реализации максимального количества людей. Его системный подход не обошел стороной и возможность моей собственной реализации. После пятнадцатилетнего отсутствия в России я несколько лет наездами участвовал в ЗПШ, КЛШ и даже рассматривал возможность открыть свою первую лабораторию в Москве. В 2009 году Митя Кокорин познакомил меня с Аней Пиотровской, директором Фонда «Династия», как раз в момент развития программ Фонда по биологии, и я начал участвовать в разных программах Фонда.

По моему опыту, Фонд «Династия» был единственной организацией в России, способной развивать новые направления поддержки просвещения и образования на потрясающем масштабе с эффективностью, присущей лучшим западным организациям. ШМТБ является ярким примером такого развития. Несколько лет я ездил в разные города России с лекциями по программе «Дни Науки». Интегрируя опыт этих поездок с опытом участия в летних школах, мы поняли, что можно сделать школу новой формы, по модели аутентичного образования, сочетая научные исследования и обучение. Митя, Аня и я стали первыми директорами ШМТБ в 2012 году, взяв на себя миссию показать пример научной работы школьникам и стать примером аутентичного образование для других школ. Так, благодаря Дмитрию Борисовичу, мы не просто создали яркий пример для подражания для других школ — а уже несколько было сделано по подобию ШМТБ — но и лично я смог реализовать желание своего эмигрантского детства сделать общественно полезный проект в России.

Как и на меня, Дмитрий Борисович повлиял на несметное количество людей. Это люди, которые читали книжки, изданные его Фондом, ученые, получившие гранты, школьники, которые участвовали в ШМТБ и других мероприятиях. В 2016 году на моем курсе на ШМТБ школьники обсуждали «Трудно быть богом» Стругацких — это был первый год после закрытия Династии, и книга была выбрана не случайно. На последний день обсуждения пришел Дмитрий Борисович. Послушав рассуждение школьников, он высказал мнение, что старшее поколение не сумело решить массу проблем в мире, указав на войны на Ближнем Востоке как пример. «Мы не смогли сделать лучше, и поэтому уже вашему поколению придется думать о том, что делать», — сказал он, а я понял, что одним из смыслов его призвания и работы было изменение мира в лучшую сторону благодаря просвещению и предоставлению возможностей новому поколению.

Несомненно, что тяга к просвещению и системному созданию возможностей для ученых нового поколения у Дмитрия Борисовича была сопряжена с его первым призванием — физикой. В нашем комментарии журналу Nature про фактический разгон «Династии» властями мы написали, как принято в научном мире, Dr. Dmitry Zimin, подчеркивая первостепенность его статуса ученого. В финальной версии редакторы Nature написали «олигарх Зимин», поставив нас в глупое положение. К концу нашей последующей встречи с Дмитрием Борисовичем, уже в дверях его кабинета на Тверской, я объяснил происхождение, как мне казалось, оскорбительного эпитета в статье и попросил у него прощения. «Ничего, ничего», — сказал Дмитрий Борисович, немного смутившись. — «Как только меня не называли…» У нас нет сомнений, что Дмитрий Борисович навеки будет заслуженно называться визионером, сделавшим всё возможное для того, чтобы изменить развитие общества к лучшему, системно развивая возможность дать максимальному количеству людей шанс прикоснуться к науке и к научному мышлению.

В эпоху перемен, когда привычная структура рухнула, российскую науку и образование спасли конкретные люди, всем известные учёные и благотворители. Среди последних особо отмечу двоих, без которых мы бы потеряли много больше, чем потеряли, а приобрели бы много меньше, чем приобрели. Я надеюсь дожить до того времени, когда их памятники украсят вход в Российскую академию наук.

Михаил Цфасман:

В 1990-е это был Джордж Сорос, буквально вытянувший российскую науку из пропасти.

В двадцать первом веке его сменил Дмитрий Борисович Зимин. Его фонд «Династия» сделал для нашей науки и просвещения исключительно много, вливая деньги именно туда, где они давали наибольший эффект. Ему мы обязаны нашей прекрасной научной молодежью, нашей возрожденной традицией популяризации науки, и многим, многим другим. Более того, своим примером он указал путь всем тем, кто любит Россию и кому не безразлична наука.

Мне посчастливилось быть с ним знакомым. Дмитрий Борисович — необыкновенно умный и обаятельный человек, тонко чувствующий людей и прекрасно разбирающийся в потребностях науки и общества.

С памятью, любовью и надеждой на встречу.