(комментарий к статье профессора Валерия Долгополова)
В статье нашего уважаемого коллеги, профессора Валерия Долгополова («ФН и графен» — ТрВ-Наука, №88, 27.09.2011 г.), есть немало утверждений, с которыми мы совершенно согласны. Но есть и ряд других, с коими невозможно не поспорить (их доля возрастает к концу текста В.Д.).
Да, популяризация науки необходима, и мы сами, как и большинство коллег, занимаемся ею недостаточно. Да, манера подачи новостей «про науку» журналистами часто совершенно безобразна (лучше бы молчали, чем так писать). Переупрощение, о коем написал В.Д., — это, безусловно, грех, но еще и не самый страшный, какой тут встречается. Однако у популяризации бывают заметно разные жанры: для «широкой публики», для занятых собственно наукой и для молодежи (старшеклассники, студенты младших курсов), выбирающей для себя занятие. Этот третий вид популяризации, на наш взгляд, — самый важный, необходимый для воспроизводства научной среды. В отличие от первого, он имеет шансы на успех, поскольку «целевой группе» пока еще многое интересно, им хочется думать головой, а «широкой публике» ничего по сути не интересно, ей бы развлекаться. Именно популяризация для молодежи связана с совершенно правильным положением В.Д., которое можно кратко выразить так: если учебников самим не писать, то вскоре и прочесть не сможем. Это созвучно наблюдению Иосифа Бродского: «в настоящей трагедии гибнет не герой — гибнет хор». В нашем случае — исчезают уже не писатели новых формул, но даже их читатели. Страна к этому близка.
Наши с В.Д. раcхождения касаются как причин сложности популяризации, так и ее задач.
Действительно, современная наука часто требует «экстремальных» по сравнению с повседневным опытом условий. Но вовсе не всегда эти условия требуют каких-то аномальных финансовых вложений, что и показывает пример графена. Конечно, чтобы что-то на самом деле понять про свойства чешуек углерода, нужно было иметь хорошее оборудование современной физической лаборатории и уметь им пользоваться (сочетание этих двух обстоятельств — ред -кость в нынешней России). Но ничего «сверхъестественного» не требуется. Взрывное развитие исследований графена потому и произошло, что для очень многих лабораторий в мире оказалось доступно делать нечто новое (по объекту) и весьма красивое при помощи уже имевшейся техники и методов исследований. Исследования графена на страницах ТрВ-Наука уже комментировал Михаил Кацнельсон («Самый маленький в мире транзистор» — ТрВ-Наука, № 2, 29.04.2008 г. [1]), и эта тема наверняка могла бы быть продолжена другими авторами. Не важно, каковы доли теоретических и экспериментальных публикаций по графену, важно, что труды лауреатов инициировали «новое направление исследований», что создало массу рабочих мест для ученых. Любая премия, хоть бы и Нобелевская, — это инструмент социума, а не Истины.
Сложность популяризации графена в том, что рассказ о его удивительных физических свойствах требует обращения к целой ветви хорошо развитой науки, которую ранее не популяризировали из-за отсутствия броского повода и прямолинейной «наглядности». Нельзя объяснить человеку, вполне незнакомому с обычной физикой электронов в металлах и полупроводниках, что такого особенного нашли в графене. Также точно в рамках развлекательного текста нельзя объяснить основные положения этой области физики, развивавшейся более 50 лет (и не вошедшей не только в школьные, но и в стандартные университетские учебники). В популярном тексте можно лишь дать общие ориентиры типа «почему это кому-то интересно» и «где про это читать». Эти ориентиры — для упорных молодых людей, интересующихся физикой, или для специалистов в смежных областях науки, но вряд ли для «широкой публики». Проблема здесь, как и во многих подобных случаях, в чрезвычайно разветвленной структуре современной науки, подобной старому ветвистому дереву. Общая грамотность не может предполагать знакомства с более чем двумя-тремя нижними «ярусами» этого дерева, а их выросло уже куда больше.
К концу текста В.Д. мы приходим в недоумение. «Необходима терпеливая и постоянная разъяснительная работа среди руководителей государства». Среди кого работу вести? Среди тех, кто нам внятно и с явным удовольствием объясняет, до какой степени они плевать на всех нас хотят, нынче плюют и далее так же будут? «Эту работу нельзя переложить на обычных научных работников». Эта фраза кому адресована — президенту РАН, министру образования, Ковальчуку с Петриком? Как сказано у Булгакова, «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали…. над вами потешаться будут».
Не требуется открытия графена, чтобы понять реальность: у нас нет государства и долго не будет. Тому, что его имитирует, наука не нужна. Почти нет шансов удержать науку в стране. Если такие шансы вообще остались, то они связаны только с самоорганизацией людей и их коллективов. Оставшиеся немногочисленные силы, способные к самоорганизации, — это не только работающие в науке на вполне достойном уровне, «невзирая на». Это еще и люди, которые ощущают (возможно, не всегда ясно понимая) ценность науки, и такие в стране пока имеются среди инженеров, технологов, бизнесменов. Но остается вопрос: как они могут найти друг друга и сорганизоваться для дела?
Именно в этом контексте мы считаем необходимой настоящую популяризацию науки среди широкой публики, с честным объяснением того, зачем на самом деле нужна наука в современном обществе. Самые современные открытия на переднем крае фундаментальной науки настолько далеки от понимания большинства граждан, что ни объяснить их смысл, ни убедить в их важности просто невозможно. Можно и нужно объяснять другое: без странных людей, которые занимаются этими загадочными для рядового гражданина вещами, не сможет развиваться ни одна современная технология. Не потому, что не хватит научных достижений (их еще надолго хватит), а потому, что использовать эти достижения никто не сможет.
Без этих же странных людей, занимающихся большую часть рабочего времени непонятно чем, некому будет хорошо учить студентов, которые впоследствии должны стать инженерами и технологами высокой квалификации. Это обстоятельство отлично понимают в США — поэтому там есть MIT и Caltech (с высочайшими требованиями к научному уровню преподающих там профессоров), но отнюдь не понимают текущие российские начальники (60 лет назад в СССР кое-кто понимал — поэтому возник МФТИ).
Кроме того, без этих людей невозможно провести реальную научно-техническую экспертизу. Опять пример из опыта США: чистый физик-теоретик Ричард Фейнман, никогда не занимавшийся ракетной техникой, был привлечен к анализу причин катастрофы шаттла «Челленджер». Именно его отдельный доклад был единственным, не принимавшем во внимание интересы бюрократии НАСА и другие «привходящие обстоятельства». Его интересовала суть дела, и только она. Доклад содержал массу очень конкретных технических подробностей. Заключительная фраза доклада Фейнмана достойна быть выбитой в камне крупным шрифтом: «для успешного развития технологий реальности следует отдавать приоритет перед PR, ибо Природу не обманешь». Чтобы сформулировать такое (а главное — этому подходу следовать), необходим долгий и успешный опыт работы именно в интересах выяснения свойств Природы, а не пожеланий начальства или даже запросов рынка. Вот именно для этого нужны обществу «чистые ученые». Были такие примеры и в России, достаточно назвать Андрея Сахарова.
Странных людей не должно быть особенно много. Однако вряд ли кто-то может сказать, сколько именно их требуется для того, чтобы рост дерева продолжался, чтобы не зачахли его ветви. В принципе у научного сообщества есть механизм регулирования своей реальной численности — в него входят не те, у кого в трудовой книжке зафиксирован научный стаж, а те, кто публикует содержательные статьи, интересные другим специалистам независимо от их места работы и проживания. Такой механизм легко испортить волевым усилием чиновников, сводящих его действие к «формальным показателям»,— на самом деле механизм работает на основе разнообразных экспертных оценок, которые тоже могут быть предметом популяризации.
В России есть научные группы, которые сочетают фундаментальные исследования и разработки. Вероятно, популяризация «от разработок» может быть более наглядной, и разумные примеры нам приходилось видеть даже на ТВ. Важнейшая задача такой популяризации — показать, от каких фундаментальных корней эти наглядные результаты растут, какую роль играют в общей структуре науки специалисты, чья непосредственная деятельность не может быстро привести к прикладным достижениям. Это, конечно, задача не для журналистов, а именно для всех нас, «обычных научных работников».
Михаил Фейгельман и Галина Цирлина
«По словам некоторых писателей, их единственная обязанность — поддерживать неугасимый огонь, который по приказанию царя Нумы чтут как начало всего сущего. Ничто в природе не обладает большей способностью к движению. Бытие есть движение или сопряжено с движением. Все остальные частицы материи, раз они лишены теплоты, лежат без движения, имеют сходство с трупом и ждут силы огня, как бы своей души. Когда огонь коснётся их, они начинают, неизвестно почему, двигаться и получают возможность чувствовать. Человек умный и вследствие своей мудрости имевший , говорят, духовное общение с нимфами, Нума сделал сделал на этом основании огонь предметом культа и приказал поддерживать его неугасаемым, как символ вечной силы, управляющей Вселенною» (Плутарх «Избранные жизнеописания. Фемистокл и Камилл» М.,изд»Правда» 1987, стр.261). Огонь содержит дух. Дух как предмет — хорошо сказано о происхождении догмата и религии. Содержащее дух имеет способность чувствовать, ибо живое. Живое из неживого — просто глупость. В сем незначительном по объёму отрывке несколько образовательных и научных тем, которые в современной науке отсутствуют. Во времена Плутарха, Вергилия и Платона можно ещё было получить образование, содержащее достоверную информацию. Плутарх и Вергилий — талантливые и высокообразованные авторы, это у них общее. Различаются они тем, что Вергилий события и историю нашей цивилизации мифизировал, а Плутарх, зная о сем, сей мифизиции в своих сочинениях определил место. Ещё пример из истории нашей цивилизации. До сих пор сохранилась некая традиция, при написании слов выбрасывать из них гласные буквы. Слово богородица на иконах пишется — бцы. По Вергилию («Энеида»), богом троянцев был Нептун. Сие имя напишем без гласных: Н-П-Т-Н. Сии буквы незамысловато складываются в понятие — не потонувшие. Этруски и троянцы — потомки атлантов, такое исследование провёл Фрэнк Джозеф («Гибель Атлантиды»). Богиня Юнона имела идеологию уничтожения информации о цивилизации, а её муж, бог Юпитер создавал ритуалы. Такое происхождение имеет материализм. Количество религии за последние четыре тысячи лет значительно увеличилось. Знал ли Платон, что религии на Атлантиде не было? Жрецы Египта об этом знали однозначно. Что в сегодняшней науке интересного? Догматы интересными не были никогда, потому что сотврённому человеку необходима аналитическая информация. Интересное может быть только образовательным. «Теория» Дарвина образовательное значение имеет? Материалисты прилагают значительные усилия, чтобы найти материал, которым можно заинтересовать общество. Сей материал должен быть один, для простых людей, для политиков и для будущих учёных. России необходимы метафизические учебники.
не мучайтесь вы рассуждениями-живое не живое. вам дано движение,и если вы сумеете сотворить форму из него со всеми его взаимодействующими эволюционными показателями-рождение в пространственных асимметрии,дальнейшего роста и распада,и так далее. у вас отпадёт необходимость, так много писать,но появиться определенная трудность, это по соответствию к новому и осилите ли вы это новое,поменяв научные стереотипы. так что это довольно сложно,да и соответствует опять же это общественной экономическому обустройству.