Вошедшая в шорт-лист премии «Просветитель» книга Ирины Левонтиной «Русский со словарем» (Москва, Издательский центр «Азбуковник», 2010) — не словарь и не учебник, хотя ее автор — лингвист и специалист именно по лексикографии, т.е. по составлению словарей. Она предназначена не для тех, кто хочет выучить русский язык, на котором пока что лишь «читает со словарем», как иногда пишут в анкетах. Эта книга — для нас с вами. Для каждого, кто с детства говорит и читает по-русски и вдруг обнаружил, что за время пути наш язык не стоял на месте, а забрел в какую-то неожиданную и на первый взгляд весьма неприятную тьмутаракань. Ваще не тема; бесплатные цены; отбомбиться и зачистить; сомневаюсь в том, то что… Неужели теперь так надо говорить? Неужели с таким языком нам теперь жить?
Нет, книга Ирины Левонтиной не бичует и не клеймит. Это совсем не пособие по культуре речи. Скорее это такая «безлекарственная терапия», призванная смягчить и успокоить кровоточащие раны тех, кому новый язык «режет ухо» без ножа. Words are physicians for an ailing mind — фраза Океана из трагедии Эсхила «Прикованный Прометей» в известном английском переводе ближе к древнегреческому оригиналу, чем русское «Больной души врачи — советы добрые» (перевод А.И.Пиотровского). Хотя, разумеется, и душа, и добрые советы очень характерны для русского языка. И об этом в книге, чей автор известен и как исследователь русской языковой картины мира, написано немало, а одна из главок так и называется: «Откуда есть пошла русская душа?»
Так как же успокоить тоскующую душу тех, кому дорог русский язык? Какой бальзам на нее пролить? Ведь общие красивые слова о том, что язык-де стихия и океан, который неизбежно поглотит все сиюминутное, а вынесет лишь растущий тысячелетиями словесный янтарь и грамматический жемчуг, не убеждают порой даже самых здравомыслящих: «Но неожиданно к атаке на нас присоединился находившийся в зале Александр Моисеевич Городницкий: как это — язык не гибнет, ведь ужас что творится, надо спасать, надо остановить порчу языка, а про океан вы мне вообще не говорите, это я тут океанолог». При этом тот же Городницкий в ответ на похожие стенания о глобальном потеплении успокаивает: это никакая не техногенная катастрофа, а естественное колебание температур, регулярно повторяющееся в мировой истории. «Когда всю жизнь занимаешься какой-то наукой, постепенно начинаешь ощущать мощь изучаемой стихии, ее дыхание, энергию ее саморазвития, на фоне которой так ничтожны все наши глупости и мелкие злодейства», — так объясняет Левонтина свои кажущиеся разногласия с Городницким.
Дыхание языка автор «Русского со словарем» действительно изучает давно и тщательно. «Дышите! Не дышите!» — прикладывает она свой лингвистический стетоскоп и слушает: как говорят, а как не скажет даже самый злостный нарушитель языковых норм. Отрицательный языковой материал (так лингвисты вслед за академиком Щербой называют примеры того, как нельзя сказать) замечательно раскрывает законы языка. «Никогда не говорят: Я работаю мусором; Я работаю легавым; Мелкая шваль, недостойная звания мусора; Ингушские легавые — народ бесстрашный». Или: «Нельзя: Я сидел на кухне единолично (надо — в одиночестве). Не скажут и играть на скрипке единолично (тут надо — соло)». Такие примеры, которые умело конструирует Ирина Левонтина, ясно показывают: язык стерпит далеко не всё. А то новое и вроде бы неправильное, что он нам позволяет, — результат действия естественных языковых процессов, до поры до времени заметных только лингвистам.
Вот, скажем: Эта юбка есть еще в синем цвете. Откуда нынешние продавцы взяли такую странную манеру изъясняться? Оказывается, она вполне соответствует тем трем факторам стремительного распространения новой конструкции, которые формулирует Ирина Левонтина: «Во-первых, в языке должно уже существовать что-то подобное: скажем, отдельные выражения такой структуры <…> Во-вторых, такая конструкция должна быть в другом языке, который активно влияет на наш <…> И, наконец, третье и самое главное. Языку должно быть для чего-то нужно это новое явление. Скорее всего, оно отражает изменения в так называемой картине мира». И действительно. Видеть все в черном или розовом цвете говорили уже в XIX веке. If the shoe fits, buy it in every color!— такую наклейку автор, очень внимательная к витринам и прилавкам, лично встретила в обувном магазине. «И самое главное. Новое выражение прижилось, потому что в нем проявляется новый взгляд на потребление <…> Здесь появляется идея матрицы. Вещь, которая тиражируется с изменениями определенных признаков: в другом цвете, в другом размере — как вам будет угодно». Все логично и закономерно.
А случайные или спущенные сверху изменения в языке обычно не приживаются. Чувашские чиновники как-то предложили заменить иностранное Окей на родное Добро: «Будем бороться за чистоту и красоту русского языка». «Я так и слышу воображаемый разговор двух партийных или советских начальников среднего звена: — Ты, Петр Иваныч… — Ты, Николай Палыч. — Ну, добро. Но не могу представить себе никого из моих знакомых, произносящих это», — пишет Левонтина и приводит примеры того, как «окей» еще десятки лет назад говорили герои Ильфа и Петрова или Шукшина.
Автор «Русского со словарем» предстает не только как «врачеватель», но и как азартный исследователь, который увлеченно наблюдает за жизнью языка в телескоп (или в микроскоп?). Слова — как живые организмы или как небесные тела-сталкиваются, борются за выживание, побеждают и бурно распространяются или проигрывают и исчезают бесследно. Кто выиграет — старый трудоголик или новый работоголик! Комфортабельный или комфортный! Почему возникло слово креативный и в чем его преимущество перед словом творческий! «Слово, указывающее на власть,закрепляется за обозначением конкретной группы, которая в данный момент «у руля», и отдельных ее представителей, но с течением времени превращается в ругательство, а потом и вовсе выходит из употребления» — это рассуждение об истории слов гегемон и олигарх. «До темы, помню, слово сюжет пробовалось было на эту роль: Тут такой сюжет… Но как-то не привилось»; «Потом, однако, типа замелькало и в речи интеллигенции, потеснив утратившее свое обаяние как бы» — это наблюдения над новыми «словами-паразитами».
Наблюдательность — качество, необходимое любому исследователю, — для лингвиста особенно важна, благо материал для изучения повсюду. Ирина Левонтина черпает свои «ворчалки о языке» (ее регулярная рубрика в ТрВ-Наука) из любого сора: нецензурная надпись в лифте с грамматической ошибкой, вывески кафе «Мезальянс», клиники абортов «Благовест» или продуктового ларька «Анус», замешательство кассирши супермаркета, которая никак не найдет в каталоге товаров слова кАлготки.., «Время от времени кажется, что сюжеты кончаются,— признается Левонтина. — А потом в окно выглянешь…». А за окном — род -ной язык: шумит, смеется, причитает, шепчет, воркует, провозглашает и ниспровергает.
Прочитав книгу «Русский со словарем», сам то и дело заглядываешься в окно и на вывески, прислушиваешься к речи друзей и детей и хватаешься за клавиатуру: не в книге, так хоть в блоге поделиться. Словом, «терапия доктора Левонтиной» имеет лишь один побочный эффект: она весьма заразна. Или заразительна?.. Чем не сюжет? Тема!
Борис Иомдин