4 марта 2009 г. состоялось заседание коллегии Минобрнауки, посвященное вопросам создания национальных исследовательских университетов (НИУ) [1]. Как сообщает сайт opec.ru [2], директор департамента стратегии и перспективных проектов в образовании и науке С.В.Иванец рассказал об основных параметрах проекта. Планируется провести конкурс вузов для отбора до 13 исследовательских университетов в первой половине 2009 г., победители получат дополнительную государственную поддержку сроком на пять лет (по 200 млн руб. в первый год и по 400 млн в следующие четыре года). Деньги предполагается тратить на инфраструктуру, а не на сами исследования и зарплаты профессоров и преподавателей. Два «пилотных вуза», которые получат статус НИУ вне конкурса, уже отобраны — это МИСиС и МИФИ. Предполагается, что выделение дополнительного финансирования будет сопряжено с определенными требованиями к отобранным университетам, формализованными в виде набора целевых индикаторов, за достижение которых будут нести ответственность ректоры победивших вузов.
Несмотря на скромный объем финансирования, создание системы НИУ рассматривается «как ключевой этап перехода от советской модели (наука в НИИ — образование в вузах) к мировой (наука в вузах и небольшом числе связанных с ними исследовательских центрах)». На обсуждении этой мысли хотелось бы остановиться подробнее. Нет большой беды, если это говорится, что называется, «для красного словца» — чтобы было чем отчитаться «наверх» за небольшую подкормку ряда ведущих вузов. Все гораздо хуже, если руководство Минобрнауки, действительно, полагает, что реализация проекта позволит приблизиться к «мировой модели науки».
Дело даже не в том, что, мягко говоря, не во всех развитых странах ситуация ровно такая же, как в США. Дело в другом. Происходит подмена понятий: если уж говорить о «мировой модели», то в первую очередь речь должна идти о кадровой системе, в рамках которой есть временные и постоянные позиции, отбор на которые проводится конкурсным путем. Естественно, такая система и конкурсные процедуры не имеют смысла без обеспечения профессорам и преподавателям хотя бы ведущих вузов уровня оплаты труда, сопоставимого с уровнем оплаты труда в развитых странах. При должностных окладах в 10-20 тыс. руб. нелепо говорить о реальном конкурсе на позиции и привлечении талантливой молодежи. Так же наивно рассчитывать на то, что при огромной педагогической нагрузке у преподавателей будет возможность нормально заниматься наукой. О каком формировании системы действительно исследовательских университетов можно рассуждать, когда даже не заявлено, что эти проблемы должны быть решены в обозримом будущем?
Нельзя не заметить и того, что при подобной постановке вопроса РАН, явно не попадающая под определение «немногочисленные исследовательские центры», оказывается на периферии внимания властей. А ведь именно в РАН в настоящий момент сосредоточена основная масса квалифицированных ученых. «Забывая» об Академии, оставляя без внимания все организационные проблемы РАН, обеспечение академических институтов оборудованием, подъедаемые инфляцией зарплаты научных сотрудников и т.д., власти обрекут академическую науку на деградацию. В то же время очевидно, что в нынешних условиях ожидать бурного расцвета науки в исследовательских университетах наивно (о чем свидетельствует хотя бы опыт федеральных университетов).
Реальное движение к «мировой модели» начнется тогда, и только тогда, когда будут поставлены основополагающие вопросы: какой уровень зарплат необходимо установить преподавателям и научным сотрудникам для обеспечения кадрового воспроизводства (и в какой срок реально его достичь), каким квалификационным требованиям должны отвечать преподаватели и научные сотрудники за эти деньги, какие позиции будут постоянными и временными и т.д. И когда на эти вопросы будут даны четкие ответы, когда будет намечен план действий, неукоснительно воплощающийся в жизнь, тогда можно будет надеяться на создание жизнеспособной системы в науке и образовании, привлекательной для талантливой молодежи, на соответствие мировому уровню. А до тех пор все разговоры про «мировую модель» будут сильно напоминать старый анекдот, герои которого занавешивали окна вагона и начинали его раскачивать, воображая, что поезд движется вперед.
Конечно, Минобрнауки несправедливо считать «крайним»: тут, скорее, следует вести речь о приоритетах элиты вообще. Очень показательными в этом смысле являются принимаемые в период кризиса решения. В то время как вопрос о резком повышении зарплаты ученых и преподавателей не ставится, уверенно говорится о том, что средний уровень оплаты военнослужащих будет в ближайшие годы расти: «размер денежного довольствия военнослужащих… к 2012 г. увеличится так, чтобы оно в 1,25 раза превышало заработную плату работников основных отраслей экономики»
[3]. Видимо, несмотря на все рассуждения об инновационной экономике и пр., учитель и преподаватель представляются властям гораздо менее значимыми для государства фигурами, чем офицер. Хотя еще во второй половине XIX века, после франкопрусской войны, Бисмарк говорил, что войну выиграл прусский школьный учитель. И хорошо бы в начале XXI века осознавать, что падение уровня образования, культуры и науки в среднесрочной перспективе ставит под угрозу не просто конкурентоспособность страны (в том числе и ее Вооруженных Сил), но и ее будущее.
Евгений Онищенко