12 ноября 2008 г. в Москве состоялась вторая церемония награждения лучших российских женщин-ученых до 35 лет национальными стипендиями Л’Ореаль-Юнеско. Ведущая вечера Светлана Сорокина отметила, что все девушки, все 10 лауреатов — «très jolie и very clever»(очень умны и очень красивы). И это, на самом деле, было так.
В ходе церемонии академик РАН, председатель жюри А.Р.Хохлов представляя каждую из лауреаток, рассказывал о ее исследованиях и достижениях. Затем победительницы выступили с короткими речами, где благодарили учителей и коллег, в то же время подчеркивая, что наука — дело очень интересное и захватывающее. Некоторые девушки в свободное от науки время вполне могли бы подрабатывать моделями на подиуме, вызывая восхищение фотографов. Так, химик из Черноголовки Галина Лукова поразила всех шикарным платьем до пола и умением держаться на сцене, не менее прекрасно выглядели Надежда Устюжанина и Лада Пунтус. Публикуем интервью Наталии Деминой с некоторыми из победительниц конкурса. Фото с сайта lorealfellowships-russia.org.
«Нужно уметь переключаться с роли мамы на роль ученого»
Софья Артемкина, к. хим. п., научный сотрудник Института неорганической химии им. Николаева СО РАН. Нацеремонии награждения АР.Хохлов отметил, что у Софьи — самая большая цитируемость среди лауреатов премии 2008 г.
— Почему вы решили стать ученой, ведь это довольно сложный путь для женщины?
— Заниматься наукой я планировала еще со школы. Возможно потому, что я крутилась в этой среде. Я родилась в Новосибирском научном центре, очень близко к Академгородку, и так случилось, что сначала я поступила на химическое отделение в Новосибирский университет, окончила его и осталась работать в лаборатории. Там очень хорошие люди, и мне там хорошо работается.
— Планируете ли Вы защищать докторскую?
— Пока об этом рано говорить, я защитилась в 2003 г., а потом у меня был пропуск во времени, я два года сидела с ребенком дома. А сейчас ребенку 4 года с небольшим. У нас уже есть большой прогресс, мы начали ходить в садик.
— Удалось ли вам побывать на стажировке за рубежом? Намереваетесь ли поехать туда в будущем?
— Наша лаборатория поддерживает контакт с несколькими лабораториями по всему миру, в Европе и Азии. У меня была довольно комичная история с моей стажировкой в качестве постдока. Я защитила кандидатскую диссертацию, и мне подобралась позиция в Корее, чтобы провести там 1-2 года. Но как только я оформила все документы, чтобы ехать, оказалось, что я беременна, поэтому я провела там второй триместр беременности и вернулась домой. Увидела Корею — и вернулась назад.
— Легко ли привыкнуть к Азии?
— Азия — это как другая планета; половина пейзажей, местностей в фантастических фильмах -всё списано с Азии. Она очень непохожа на Россию, люди и уклад жизни в Азии совсем другие.
— Легко ли было привыкнуть к этическим принципам лаборатории? Техническим процедурам?
— Что касается научной деятельности, то она примерно одинаковая везде, это очень удобно. Очень понравилась система снабжения реактивами и другими расходными материалами в лаборатории — очень быстро, и ты в этом участвуешь только на стадии заказа.
— Какие у вас научные планы?
— Я сейчас работаю по той же примерно тематике, что и начинала; это — синтез новых кластерных соединений, получение кластерных комплексов, и вся наша лаборатория этим занимается. Я думаю, что буду продолжать заниматься этими же проблемами в ближайшие годы. Куда-то стажироваться и уезжать надолго я не хочу, потому что у меня дома маленький ребенок. Перед женщинами в науке часто встает такой вопрос: родить еще ребенка или продолжать интенсивно работать.
— Поддерживают ли ваша семья, муж ваше занятие наукой?
— Конечно, поддерживает. Дело в том, что он работает в том же институте, что и я, мы друг друга очень хорошо понимаем, и в этом отношении тоже.
— Удается ли переключаться с роли мамы на роль ученого и наоборот?
— Без сомнения, надо уметь переключаться. Бывают очень драматичные моменты: ведешь ребенка в детский сад — там одна атмосфера, там я — мама, а побежала в институт — там я уже совсем другой человек, там другие отношения, там надо работать, а вечером опять в детсадик и с ребенком домой.
— Я слышала мнение, что Новосибирский академгородок превращается в спальный район, что он уже не такой, как раньше.
— Новосибирский Академгородок сам по себе и был спальным районом для людей, которые работали и жили тут же, рядышком. В то же время многие научные сотрудники уехали, утечка «мозгов» как происходила, так и происходит. А что касается научной работы в институтах, то она идет в полную силу, это видно и по конференциям, которые проходят и в Академгородке, и рядом, к нам приезжает много коллег со всего мира и стажироваться, и работать.
«Черноголовка стала моим домом»
Галина Лукова, к. хим. п., старший научный сотрудник Института проблем химической физики РАН (г. Черноголовка), через несколько месяцев защищает докторскую диссертацию.
-Почему вы решили пойти в науку?
— С детства мне было интересно заниматься исследовательской деятельностью, по-видимому, это вещь генетическая… Правда, в школе меня занимала биология, а не химия, поэтому главное было решить, какой области знания посвятить себя профессионально. Когда я окончила школу в 1991 г., мой научный руководитель, биолог, сказала, что биологией в нашей стране заниматься трудно и посоветовала мне выбрать какую-то другую область. Я думала и… в конце концов выбрала химию — профессию моего дяди. Дядя — профессор, физико-химик, как и я, преподает в Южном федеральном университете (ранее Ростовский госуниверситет), так что у меня была возможность узнать, что такое химическая наука «изнутри». Вкратце, так я оказалась на химическом факультете.
— Если душа и голова к чему-то лежит, то почему бы и нет. Есть ли у вас опыт работы за рубежом?
— У меня был грант Правительства Соединенных Штатов. Я работала в США в очень хорошем месте — Университете штата Северная Каролина в Чапел Хиле (это приблизительно третья в рейтинге химическая школа Штатов) и могу сравнить. Ни для кого, пожалуй, не секрет, что в хорошо оснащенной западной лаборатории работать — одна радость. У нас же порой опускаются руки, когда постоянно сталкиваешься с тем, что нет приборов, нет реактивов или эти реактивы нужно ждать из-за границы по полгода, а не несколько дней или часов, как на Западе.
— Вы работает в Черноголовке. Вы там жили с детства?
— Нет, я жила в г. Ростове-на-Дону, училась в Ростовском государственном университете, год работала по программе культурного обмена в США, поступила в аспирантуру в Ростове, а потом академик А.Е.Шилов пригласил меня в Москву. Я стала аспирантом Института биохимической физики им. Н.М. Эмануэля, а поскольку научный руководитель был директором института и одна из его лабораторий была в Черноголовке, то мне предложили определиться, где я хочу работать. Так я и оказалась в нашей «научной деревне».
— Не могли бы вы рассказать тем, кто никогда не был в этом наукограде, что такое Черноголовка?
— Черноголовка — это научный центр, в котором функционируют 8 исследовательских институтов Российской академии наук. Считается, что в Московской области это один из городов с самым образованным населением. Если разделить число ученых на число жителей, то здесь будет самый высокий уровень образования, может быть даже и для всей европейской части России.
Здесь живут очень интересные люди, даже не только с точки зрения профессионализма: они очень многогранны, эрудированны. Это люди, с которыми интересно обсудить любую проблему. Здесь очень интересно жить, и Черноголовка стала моим домом. Я работаю здесь уже двенадцатый год, сначала стала аспирантом, а потом -сотрудником Института проблем химической физики РАН.
Раньше здесь были болота и лес, годные только для проведения армией своих учений. В лесу
можно встретить ямы от бомб и теперь… Все началось с того, что академик Н.Н.Семенов, наш Нобелевский лауреат, в разговоре с Хрущевым, с которым был хорошо знаком, попросил его дать добро на создание филиала Института химфизики. Рассматривалось несколько мест, где он мог бы появиться, и Семенов решил создать его здесь. Рядом ничего не было, неподалеку была деревня, и в поселке Черноголовка стали жить ученые и вспомогательный персонал. Затем поселок вырос, стал называться городом….
Черноголовка — это маленький город, всего 22 тыс. жителей, и где-то 5 тыс. — это научные сотрудники. В Черноголовке много социальных проблем, потому что многие из тех, кто создавал Черноголовку, первопроходцы, уже вышли на пенсию, а молодежь предпочитает работать в Москве. Черноголовка сталкивается, к сожалению, с проблемами любого наукограда, когда дети научных сотрудников не хотят быть учеными, глядя на проблемы своих родителей, а рабочих мест в городе не хватает, особенно если работать не в науке. Многие черно-головцы работают в Москве.
— До Москвы ехать долго…
— Это вопрос не расстояния, а наличия пробок. Если ехать ночью, то можно добраться за 30-40 минут, а если в понедельник утром, то придется добираться часа три. Так что в Черноголовке масса проблем, и все они являются отражением проблем всей нашей страны: в трудоустройстве, транспорте и т.д. И проблемы науки такие же, как и везде.
«Никакого страха перед погружением на дно Байкала не было»
Оксана Калюжная, к. биол. н., научный сотрудник Лимнологического института СО РАН (Иркутск):
— Правда ли, что вы погружались на дно Байкала?
— В 2008 году проходила экспедиция «Миров» на Байкале, в 2009 году она будет продолжена, и наш институт принимал участие в этой экспедиции. Многие сотрудники нашего института имели возможность погрузиться на дно Байкала. Собственно, и я 2 раза погружалась.
— Были ли вам страшно?
— Вначале я думала, что буду бояться, но на самом деле, когда уже идет процесс погружения, то
совсем не страшно. Да и ребята, которые обеспечивают погружение и работу всей экспедиции, создают атмосферу надежности. Во время погружения у меня не было никаких отрицательных эмоций, никакого страха — было любопытство, восторг, радость приобщения к этому процессу. Я была очень рада, что удалось погрузиться на дно озера. До «Миров» на дно Байкала погружались «Фазисы». Но впервые мы смогли взять образцы, сфотографировать, сделать видео, это было очень интересно.
— Как вам кажется, имела ли экспедиция «Миров» какой-то научный смысл, а не только популяризационный?
— Безусловно, и научный тоже. Были взяты уникальные образцы, которые ранее не были доступны ученым. Обнаружены новые виды животных. Для науки всё это представляет большую ценность.
— А почему вы выбрали карьеру ученого, ведь это очень сложный путь для женщины…
— Для меня это был простой путь, к этому решению я пришла еще в раннем детстве. Мне всегда было очень интересно изучать природу. На самом деле здесь, наверное, сыграли роль СМИ, программы «В мире животных», «Вокруг света», все это было очень интересно. Когда меня в возрасте 6-7 лет спрашивали взрослые «Кем ты будешь, когда вырастешь?», я отвечала «Ученым». Удивительно, что ребенок знает слово «ученый», это ведь не космонавт, врач, нет, ученый, который делает открытие. Для меня это все было давно определено.
— Ваши родители занимаются наукой?
— Нет, моя мама — врач, а отец — инженер, у них обычные профессии, вне науки.
— Повлияли ли на ваш выбор какие-то книги или все-таки больше телепередачи?
— В детстве многие, наверное, читали книги Джеральда Даррелла. Я всегда интересовалась дикой природой, любой природой, а сейчас занимаюсь более узкой областью науки — молекулярной биологией.
— Есть ли у вас опыт работы в зарубежных лабораториях?
— Свою кандидатскую диссертацию я частично сделала в Университете г. Майнца, 2 раза ездила в Германию поработать, это было 3 года назад. В тот момент условия для работы там были получше, а сейчас острой потребности в зарубежных командировках нет. В России начали опять поддерживать фундаментальную науку, и появилась возможность проводить серьезные исследования и у нас в стране.
— Какие гранты вы получаете?
— Основной источник дохода — гранты РФФИ, различные проекты — международные и внутрироссийские. Мы активно пишем гранты, подаем заявки, это сейчас в порядке вещей.
Вопросы задавала
Наталия Демина