Всё живое — итог сложной игры генов с окружающей средой. Он был щедро одарен и очень во многом сумел осуществиться. Четырехлетнего вундеркинда Колю Воронцова снимали в кино, затем он учился в школе по классу скрипки. Елена Фабиановна Гнесина как в воду глядела. Перед самой войной она подарила Коле том Брэма «Млекопитающие». И только эту книгу мальчик взял с собой в эвакуацию. Вернувшись в Москву, он попадает в кружок при зоопарке, к замечательному биологу и воспитателю П.П. Смолину, создателю школы натуралистов.
В 1950 году 16-летний отличник Николай Воронцов поступает на Биолого-почвенный факультет Московского университета. В сильно пострадавшем после лысенковской сессии 1948 года факультете уцелела классическая учебная программа. Запретные дисциплины— генетику и общую биологию — любознательный юноша добирал вне стен МГУ. Он возглавляет НСО факультета и еще студентом публикует свои первые научные работы. Участница школьного кружка на кафедре зоологии позвоночных Э.С. Каляева вспоминала: «Наш 20-летний учитель стал для нас проводником научных традиций, официально запрещенных после разгрома отечественной биологии в 1948 году». Николай — ключевая фигура в домашнем биологическом кружке математика профессора А.А. Ляпунова, учившего его генетике. После вхождения в семью Ляпуновых Воронцову на долгие годы повезло находиться в этическом поле этого выдающегося ученого-интеллигента. Советская власть боялась домашних кружков: после выступления на Ляпуновском кружке Н.В. Тимофеева-Ресовского его запрещают с заседаниями партбюро, комсомольским собранием, выговорами… Трагическому повороту событий помешал антисталинский ХХ съезд партии в феврале 1956 года.
С отличием закончив МГУ, Воронцов становится аспирантом очень сильного тогда Зоологического института АН в Ленинграде. За восемь лет работы в ЗИНе он сделал свои отправные работы по морфологии млекопитающих, пришел к выводу о неравномерности темпов эволюционного преобразования органов и к принципу компенсации их функций.
Здесь, опираясь на развиваемую им хромосомную теорию видообразования у млекопитающих (кариосистематику), Воронцов начал работы по применению генетических подходов к систематике и эволюции. В 1958 году он вошел в историю советской биологии обзором в «Бюллетене МОИП» о значении этих исследований в систематике млекопитающих. Эти дерзкие шаги были сделаны на мрачном фоне лысенковщины. По сравнению с Москвой в Ленинграде дышалось легче. В июне 1957 года Воронцову удалось напечатать в «Ленинградской правде» первую в СССР статью о биологическом влиянии ядерных взрывов. А в Москве крамольному выпускнику запретили вход на его факультет.
Он словно бы готовился возглавить природоохранное ведомство огромной страны, успев поработать в академических институтах — с Запада на Восток — Ленинграда, Москвы, Новосибирска, Владивостока, участвуя в 44 экспедициях. О себе он писал: «Мне посчастливилось быть учеником разных зоологических, генетических и эволюционных школ обеих наших столиц». А мне признавался, что чувствует себя одновременно и москвичом, и ленинградцем.
Конец лысенковщины с отставкой Н.С. Хрущёва в 1964 году открывал новые возможности, но и потребовал огромных усилий в искоренении биологического невежества. Но еще раньше Воронцову удалось прочесть курсы общей биологии и теории эволюции в медицинском институте и на физфаке университета. Туда рука «народного академика» не дотягивалась. На их основе он напишет школьный учебник «Общая биология». Писал Николай Николаевич прекрасно.
«Золотой» период в научной работе Воронцова продолжился в Сибири, в Академгородке, где в Институте цитологии и генетики он создает группу эволюционной кариосистематики. Несмотря на малочисленность, в скором времени эта группа становится признанным в СССР лидером в изучении биологического разнообразия и механизмов образования видов.
В 1963 году в газете «Известия» появилась статья академика В.А.Энгельгардта и доцента Н.Н. Воронцова «Ядерные испытания и здоровье людей». Воронцов приложил немало усилий, чтобы ядерные испытания были прекращены в трех средах, тремя державами одновременно. Через много лет министр, а затем депутат Воронцов станет участником большого числа антиядерных мероприятий, включая и акцию протеста Гринписа в атолле Муруроа. В итоге президент Франции не решился возобновить испытания.
Работая в Новосибирске и будучи ученым секретарем Сибирского отделения АН, Воронцов стал деятельнейшим участником борьбы СО АН во главе с акад. М.А. Лаврентьевым против загрязнения Байкала. Биолог, прикормленный Байкальским целлюлозным комбинатом, показывал: «Стоки чисты, ведь в них обитают раки-бокоплавы». Н.Н. вылавливает и определяет «индикаторный» вид. Оказалось, он исключение, как раз этот бокоплав — обитатель загрязненных вод. Это был первый крупный опыт выступления Воронцова на государственном уровне. Позже он выступит и против переброски вод сибирских рек на юг.
Следующий замечательный отрезок жизни Воронцова начался в 1970 году во Владивостоке. Он возглавил сонный провинциальный Биолого-почвенный институт. Начались научные семинары и конференции, коренная реорганизация библиотечного дела, приглашение ярких исследователей. Научная молодежь с восторгом принимала новое. Поражало, сколько можно сделать за короткое время. Но краевым властям он не нравился — был редким гостем в высоких кабинетах. В 1977 году ему пришлось вернуться в столицу.
На первых в СССР свободных выборах Николай Николаевич был избран народным депутатом СССР от Академии наук. Волна демократизации подняла его на пост главы природоохранного комитета. Его стратегической задачей было добиться от властей осознания и признания веса экологической составляющей в планах обновления государства, противостоять традиционному технократическому подходу. Подход же Воронцова, скажем, при сооружении ГЭС был иным: А какова цена вопроса для хозяйства страны? Да, цена киловатт-часа упадет, но каковы будут убытки от потерянных пастбищ и гибели рыбы?
На его долю выпало начать расчистку завалов, накопленных поколением отцов за пятилетки индустриализации и «атомной эры»— буквально. Министром он бывал на славящемся своими загрязнениями Кольском горном комбинате, который вместе с Кировым создавал крупный хозяйственник Николай Воронцов-старший.
Возглавив комитет, Воронцов начал с инвентаризации доставшегося ему огромного хозяйства — с подготовки Доклада о состоянии природной среды СССР. Несмотря на внушительный запас знаний, Н.Н. предпочитал опираться на коллективный разум ученых. Доклад составляли десятки ученых и практиков. Научное сообщество доверяло видному экологу профессору Воронцову. С ним сотрудничали академики С.П. Залыгин (писатель, в прошлом мелиоратор), Н.Н. Моисеев, А.Л. Яншин. Воронцов приглашает к себе в заместители крупнейшего знатока природоведческой микробиологии академика Г.А. Заварзина.
Если отечественное наследие в области экологии как науки было внушительным, то по части права и гласности да и в создании самого этого госоргана мы отставали на десятки лет. Комитетом (а потом министерством) были подготовлены «Закон об охране окружающей природной среды» и «Закон об особо охраняемых природных территориях». Известность Воронцова за рубежом дала возможность разработать предложения нашей страны в международную «Конвенцию о биологическом разнообразии». При нем началось широкое международное сотрудничество СССР в области экологии. Задача облегчалась тем, что Воронцов был членом нескольких зарубежных академий и лауреатом ряда международных наград. Среди них выделялась Международная экологическая премия Общества им. М. Планка, присужденная ему в 1990 году. Профессор Вольфганг Хабер, эколог и сам лауреат этой премии, сказал на торжественной церемонии в Зале римского кесаря во Франкфурте-на-Майне: «Награждением Воронцова мы отмечаем не только его великие научные заслуги, но и ту храбрость и ответственность, которые он проявил, взяв на себя это новое и очень тяжелое бремя (пост министра экологии)».
Комитет содействовал становлению природоохранной сети республик и регионов, собирал силы ученых и практиков на местах. В его приемной были постоянные «ходоки». Особое значение Воронцов придавал близкому ему заповедному делу и успел здесь многое сделать. В рамках конверсии было задумано использовать производственные мощности и научно-инженерную мысль ВПК для нужд экологической безопасности страны. На первом месте стояло создание средств мониторинга среды.
Дела ведомства, казалось, шли в гору. Формальным успехом стало превращение комитета в министерство. В верхах начали считаться с первым в нашей истории беспартийным министром. Но Воронцову постоянно приходилось противостоять давлению на себя лично и на ведомство как со стороны противников нового, так и со стороны «самостийников», врагов «имперского центра». Как ученому ему была очевидна неразрывность единого экологического пространства планеты и, разумеется, ее 1/6 части — СССР. Ему были видны пагубность местничества и необходимость сохранения по меньшей мере союза экологов республик страны.
Воронцов был азартным человеком с большим общественным темпераментом. Его слабым местом оказалась доверчивость в отношении авантюрных людей. Неудачей ученого видится участие в создании РАЕН как альтернативы Российской академии наук. А его весомой заслугой стала кампания по награждению группы ветеранов-генетиков, не изменивших в трудные годы гражданскому долгу и совести ученого. Они получили из рук президента СССР высокие награды. Он поддерживал библиотеки, добился возрождения храма Косьмы и Дамиана на Советской площади, а в августовские дни 1991 года выступал в казармах, чтобы предотвратить кровопролитие, был в Белом доме и на танке рядом с Ельциным. Николай Николаевич умел находить с людьми общий язык, был любящим мужем и отцом. Смелый и остроумный человек, он прекрасно выступал. Завораживал его красивый и сильный баритон, а вот шутки могли быть небезобидны. Особенно в молодости. Ю.Ф. Богданов вспоминает, как в ЗИНе был немолодой, «пожизненный» м.н.с., активист политучебы, очень хотевший стать старшим, для чего не хватало научных работ. Николай с другом придумали и вывесили объявление о конкурсе на соискание должности с.н.с. Пункт «список научных работ» пометили сноской: «не обязателен», зато требовалось указать размер обуви. Обиженный, подозревавший авторов, отнес объявление зам. директора, а тот, ценитель юмора, посоветовал вернуть его на доску. Молодые нахалы стали протестовать: «Что вы делаете! Зачем вешать такое издевательское объявление?!»
Прижизненный список работ Н.Н. Воронцова составляет 586 названий, в том числе более 40 монографий. Последнюю книгу «Развитие эволюционных идей в биологии» ученый заканчивал, будучи тяжелобольным.
Ученик Воронцова, а теперь парижский профессор И.Т. Волобуев назвал его «нашим великим современником». А тот сравнивал больших ученых с композиторами, отметив важную роль интерпретаторов-исполнителей, которая в зависимости от таланта может быть очень большой или малой. «Композиторов» — носителей больших идей — можно по пальцам перечесть. Волобуеву казалось, что этот вопрос сильно занимал его руководителя. Себя Николай Николаевич относил к «исполнителям».
«Исполнителей» с такой эрудицией, с такой широтой и темпераментом нам остро не хватает.
Е.В. Раменский,
биолог, помощник министра природопользования
и охраны окружающей среды СССР
Автор благодарен Е.А. Ляпуновой за предоставленные материалы
мне он запомнился в рядах прорабов перестройки оплевывавших страну в которой выросли и всем обязаны
Зря, не стоит его поливать «грязью». Он был достойный человек, любивший природу и много помогавший людям. А то, что политически он оказался на этой стороне баррикад — в этом виноваты ошибки советской власти в управлении наукой.