Публикуем статью известного российского историка, редактора журнала «Отечественные записки» Никиты Соколова.
Образ отечественной истории, запечатленный в сознании современников при помощи школьных учебников, популярной беллетристики, а позднее и кино, играет важнейшую роль в европейской культуре. С тех пор как в конце XVIII столетия была отвергнута идея гражданского общества как совокупности подданных одного суверена и выработана идеологема «нации», школьный курс истории традиционно выполняет роль «идеологической скрепы» этой гражданской нации во многих странах Старого Света.
Школьная история — всегда повествование о национальной «судьбе», имеющее целью сообщить юношеству некоторую «правду» о национальных героях и злодеях. Беда, когда общество пытается усвоить себе образ собственного прошлого, несообразный с его настоящим положением и задачами. В таком случае нацию поражает настоящая душевная болезнь, чреватая опасными осложнениями, вплоть до летального исхода. Опыт Пруссии — Германской империи — Третьего рейха хорошо известен. Прусский школьный учитель, по выражению, приписываемому самому Бисмарку, выиграл битву при Садовой, обеспечив Пруссии лидерство в объединении германских земель. Но уже следующее поколение учеников пошло гораздо дальше и развязало две мировые войны.
Нечто подобное сейчас происходит в России. Вот уже год российская общественность сильно встревожена продвижением в школу, сначала книги для учителей, а затем и школьного учебника новейшей истории России, составленных группой авторов под руководством Александра Филиппова по инициативе администрации российского Президента. Особенно всех задело содержащееся в этих пособиях оправдание сталинского режима. Однако проблема российской исторической памяти гораздо глубже, и для более адекватного ее понимания нам придется довольно далеко углубиться в предысторию вопроса.
Карамзинская схема
Задача сочинения учебника российской истории была впервые поставлена в 20-е годы XVIII столетия Петром I с появлением в России средней школы европейского типа. В связи с этим во второй половине XVIII столетия в России разворачивается острая борьба между сторонниками «морализаторски-имперского» и «научнокритического» подходов к интерпретации российской истории в ее «школьном» варианте. Для первого подхода характерно стремление доказать, что Россия ни в чем Европе не уступает, а «россы» древностью превосходят все соседние народы. Типичным образчиком сочинений этого типа может служить «Краткая российская история» Михаила Ломоносова. Для второго подхода, который вырос из традиций германской школы экзегетики и который можно в связи с этим именовать «шле-церовским», главной задачей было «избавление от «баснословия» и опора на факты»1.
Борьба эта завершилась в 30-е годы XIX века, когда в школьном курсе окончательно утвердилась схема российской истории, которая господствовала в российском учебнике вплоть до крушения СССР Она изобретена писателем Николаем Михайловичем Карамзиным2, занявшим в октябре 1803 года невиданный дотоле и после его смерти никогда более не существовавший пост «придворного историографа».
Основные постулаты были сформулированы Карамзиным в «Записке о древней и новой России», представленной императору Александру I в марте 1811 года3. Сочинение это — молитвенник российских консерваторов, исчерпывающий свод исторических аргументов в пользу сохранения незыблемости самодержавия. Записка не только послужила причиной отставки реформатора Михаила Сперанского, но и легла в основу «Истории Государства Российского», выход которой начался в 1816 году. В несколько огрубленном виде эта схема легла в основание массовых гимназических учебников Николая Устрялова4 и Дмитрия Иловайского5, по которым российские подданные учились до падения империи.
История страны в рамках карамзинской схемы мыслится как история государства, причем государственное могущество прямо связано с авторитарным характером власти. Как афористически формулировал Карамзин в «Записке», «Россия основалась победами и единоначалием, гибла от разновластия и спаслась мудрым самодержавием».
Доказательством этого принципиального тезиса должна была служить особая конструкция российской истории. Основные элементы этой конструкции остаются неизменными по сию пор.
1. Древняя («киевская») Русь представляется единым государством с самодержавной монархической властью, где всем распоряжаются великие киевские князья (эта древняя державность вкупе с «добровольным призванием» варяжских князей составляют уникальную черту нашей истории и указывают, что и далее России уготован особый исторический путь).
2. «Удельный период» (в советской версии — «феодальная раздробленность») представляется эпохой страшного упадка и ослабления страны, следствием которого стало унизительное ордынское «иго».
3. Великие московские князья — единственные наследники древнерусской державы, соединив весь русский народ под своим скипетром, положили твердые основания народного процветания, сулящие самые радужные перспективы на будущее при условии сохранения незыблемой авторитарной власти, каковую российские подданные должны неизменно хранить, несмотря на все творимые этой властью по временам бесчинства и безобразия.
Карамзинская схема так плотно вошла в фундамент мировоззрения российского человека, что никакие попытки историков хотя бы отчасти выправить её несообразности не имеют успеха. В науке давно установился более соответственный источникам и реалиям средневековья взгляд на политическую систему Древней Руси, которая представляла собой слабо связанную конфедерацию вполне автономных «волостей» — земель, управляемых вечевыми городами.
Широкой российской публике остается практически неведомо, что русский народ в своем историческом творчестве создал помимо московского еще несколько государственных образований с совершенно разными политическими системами, развивавшими основы, заложенные в вольной Древней Руси. Однако Великий Новгород изображается в нашей популярной литературе малосимпатичным олигархическим режимом, а Великое княжество Литовское и Русское — вообще как сугубо враждебное и чужеродное государство. Напротив, подчинение Северо-Восточной Руси Батыевой Орде трактуется как нечто позитивное, поскольку союз с Ордой способствовал становлению ядреного московского «самодержавства». Все политические движения XV-XVIII вв., имевшие целью либерализовать авторитарную политическую систему, представляются прямо как «антигосударственные» или, по меньшей мере, — корыстно непатриотические. А великая Смута — гражданская война начала XVII в. между сторонниками и противниками утвердившихся в Москве опричных порядков — вообще оказывается борьбой с «иностранной интервенцией».
«Карамзинская схема» служит и по сей день доказательным фундаментом основных идеологем всех российских-советских-российских авторитарных властей:
— издревле могущественное государство идет особым путем, отличным от «европейского»;
— Россия тысячу лет живет в состоянии «осажденной крепости», во враждебном внешнем окружении;
— единственным способом сохранить существование нации является концентрация всех ресурсов
— как экономически-материальных, так и властноидейных — в руках единого правящего центра, который один способен ими распорядиться наилучшим образом, избегая гибельных разногласий, неизбежных при любом общественном контроле;
— права человека второстепенны, и ими можно и должно поступиться ради сохранения целого -«государства», «нации» и т.п.
— государство, главный защитник «осажденной крепости», имеет полное право прибегать к насилию над инакомыслящими ради сохранения монолитного единства «народа».
Советский извод
Историки «школы Покровского», членовредительно втискивая в жесткие рамки марксистской схемы в 1920-е годы отечественную историю, попутно обрушили все основные элементы карамзинской. Но сколько-нибудь заметного влияния на широкую публику эти сочинения не оказывали, поскольку преподавание истории в школе было после революции отменено. Однако как только в воздухе запахло новой мировой войной, и советское государство озаботилось «патриотическим воспитанием» будущего солдата, история была возвращена в школьный курс, причем под марксистским флером была восстановлена во всей силе «карамзинская схема».
Первый сигнал к радикальному пересмотру взгляда на дореволюционное прошлое прозвучал 12.12.1930 г в послании Иосифа Сталина поэту Демьяну Бедному, некстати поиздевавшемуся в очередном опусе над древнерусскими богатырями. Вождь указал, что «Прошлое России… вселяет (не может не вселять!) в сердца русских рабочих чувство революционной национальной гордости, способное двигать горами, способное творить чудеса»6.
Непосредственное возвращение к карамзинской схеме начинается с постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской истории в школах СССР» от 15.05.1934 г.7 В нем отмечалось, что «преподавание истории в школах СССР поставлено неудовлетворительно. Были восстановлены с 1 сентября 1934 г. исторические факультеты в Московском и Ленинградском университетах. Одновременно был поставлен вопрос о создании учебников для школы. Уже 14 августа Политбюро одобрило замечания Сталина, Кирова и Жданова по поводу конспекта учебника по истории СССР, подготовленного группой историков во главе с Николаем Ванагом, который прямо говорил о необходимости «большевистского Иловайского». Однако в самом постановлении по-прежнему преобладала революционно-критическая риторика. О необходимости признания преемственности между дореволюционной Россией и СССР и наследовании традиции преподавания прямо говорилось только в устных беседах узкого круга лиц.
По всей видимости, эта завуали-рованность перехода была причиной неудачи группы Ванага; составленный ею учебник был решительно забракован, причем в качестве дефектов его указывались в первую очередь недостаточно решительный возврат к карамзинской схеме. Как писал один из рецензентов, «серьезнейшим недостатком учебника является то, что авторы не показали прогрессивного значения «собирания земли русской»… Не показано положительное значение Минина и Пожарского в освобождении страны от её оккупации иноземцами — шведами и поляками — и в создании национального государства» (курсив мой. — Н.С.)8. В 1937 г. Ванаг был расстрелян. А к подготовке нового варианта учебника были привлечены другие авторы, в том числе представители старшего поколения академических историков (в частности Ю.В.Готье, которому было уже за 70). 14.02.1936 г. было образовано жюри во главе со Ждановым для проведения конкурса на лучший школьный учебник по истории СССР. В конце 1936 г. был определен победитель
— коллектив преподавателей Московского педагогического института во главе с А.В.Шестаковым. Но и «победители» не вполне удовлетворили заказчиков из ЦК партии. В апреле 1937-го Шестаков ознакомил своих соавторов с замечаниями Жданова (фактически — Сталина), которые все клонились к укреплению «карамзин-ских» элементов в будущем учебном пособии. Требовалось «дать о прогрессивном значении централизованной государственной власти» и о «реакционности стрелецкого мятежа», «уточнить вопрос о 1612 г. и интервентах», «подробнее дать о немецких рыцарях, использовав для этого хронологию Маркса о Ледовом побоище, Александре Невском и т.д.»9.
Затем учебник лично редактировал И.В.Сталин, внесший в «ка-рамзинскую схему» важные дополнения. Прежде всего они касались трактовки опричной тирании Ивана Грозного, которой было приписано прогрессивное значение меры, укрепляющей государственность. Сталин лично вписал в проект текста методологическое завершение параграфа о XIII столетии, вернув в школьный обиход карамзинское изобретение
— идеологему «татарского ига», позволяющую представить вассалитет северо-восточной Руси к Орде не как результат сознательной политики владимирских князей и прежде всего Александра Невского, а как некоторое фатально неизбежное стихийное бедствие неопределенной природы. (Вассальные отношения заключаются конкретными людьми, но ни в одном советском учебнике мы не найдем указания на присягу великого князя Ярослава Всеволодовича Батыю в 1243 г. «Иго» всегда само собой «возникает», «складывается» и т.п., что позволяет уйти от разговора о мотивах владимиро-суздальских князей, заключивших союз с монголами ради подавления демократических вечевых институтов в русских городах.)
Модифицированная и усиленная Сталиным карамзинская схема легла в основу не только школьного, но затем и университетских пособий по российской истории. Этот «образ» российской истории оставался по существу неизменным до самого крушения СССР. В брежневскую эпоху к этой схеме был добавлен только один важный элемент: победа СССР во Второй мировой войне была представлена как доказательство эффективности авторитарной государственной машины.
Перестройка и реставрация
Реформаторская энергия на начальном этапе горбачевской «перестройки» в значительной степени черпалась из обнародования преступлений большевистского режима, что поставило вопросы исторического знания в ряды первостепенной общественной актуальности. Едва ли не половину еженедельных и ежемесячных изданий, расходившихся тогда миллионными тиражами, составляли исторические материалы.
Результатом свободной публичной полемики по этим проблемам стала выработка неформального общественного консенсуса, положения которого были прямо противоположны положениям, вытекающим из карамзинской схемы:
— государственная власть — вовсе не главный субъект истории; история — продукт свободного творчества человека, преследующего в каждую эпоху разные цели;
— Россия — ни в коем случае не «осажденная крепость», а полноправный член мирового концерна наций, с которыми надлежит выстраивать отношения партнерства;
— всякий «особый путь», отличный от либерально-демократического «мейнстрима», — путь в «тупик», к авторитаризму, бесправию и бедности;
— наиболее эффективным способом распоряжения национальными ресурсами является частная собственность при полной свободе личной инициативы;
— права человека неотъемлемы, а борьба различных партий в обществе — совершенно естественный локомотив его развития; никакое насилие недопустимо, поскольку к насилию всегда прибегает тот, за кем нет «правды»;
— террор, неизбежно сопряженный с «административно-командной» системой, является не просто тормозом развития, но абсолютным злом и недопустимой формой социального «менеджмента»;
— победа СССР во Второй мировой войне не может служить доказательством эффективности системы, ибо победа одержана ценой непомерных потерь, благодаря народному самопожертвованию и вопреки «системе». Обучение по советским учебником сделалось психологически невозможным в этой обстановке, и в мае 1988 г. экзамены по истории для средних школ были временно отменены. В 1994 г. вышли первые учебники российской истории, основанные на этом новом общественном консенсусе10.
Учебники средневековой истории менялись сравнительно мало, авторы отказывались от разных элементов карамзинской схемы, но пособие, полностью лишенное рудиментарных её остатков, так и не появилось. И потому особенно сильное впечатление новизны производили учебники новейшей истории. Разрешить эту коллизию было сравнительно легко, пересмотрев учебники по истории средневековой России и приведя их в более полное соответствие с научными представлениями и новым общественным консенсусом. Однако власти пошли по прямо противоположному пути и принялись за переписывание учебников новейшей истории в соответствии с карамзинской традицией.
30.08.01 г. премьер-министр Михаил Касьянов на заседании кабинета вдруг произнес покаянную речь по поводу того, что «правительство вовремя не обратило внимания на учебники новейшей истории». Особенно возмутило бывшего премьера описание постсоветской эпохи, не дававшее предмета для гордости. Министерство образования немедленно объявило конкурс на новый учебник. Образцовый учебник по Положению о конкурсе должен был «опираться на новейшие достижения современной исторической науки» и одновременно «способствовать воспитанию патриотизма, гражданственности, общенационального самосознания, исторического оптимизма».
Победителем министерского конкурса 15.03.02 г. был объявлен авторский коллектив под руководством Никиты Загладина. Но даже простое сосуществование методологически различных пособий для властей оказалось неприемлемым. 27.11.03 г. президент Владимир Путин сформулировал задачу вполне отчетливо. На встрече с историками в Российской государственной библиотеке он заявил, что «в свое время историки напирали на негатив, так как была задача разрушить прежнюю систему… Сейчас у нас иная — созидательная задача.
При этом необходимо снять всю шелуху и пену, которые за эти годы наслоились», а учебники «должны воспитывать у молодежи чувство гордости за свою историю и свою страну». Характер новой политики отчетливо обозначился 2.12.03 г., когда министр образования Владимир Филиппов изъял учебник Игоря Долуцкого из списка рекомендованной школьной литературы.
Долуцкий в предельно острой форме отстаивал «перестроечный консенсус», а Загладин восстанавливал «брежневский». Однако до полного отрицания «перестроечного консенсуса» учебник Загладина не возвысился. И потому кремлевская администрация изготовила новый продукт, который презентовала публике летом 2007 г. Пособие для учителей Александра Филиппова предложило новую модель прошлого, к которому нынешняя власть желает принудить российское общество11. Его основные черты:
— история есть борьба «цивилизаций», несходных социальных миров, уподобляемых животным организмам;
— Россия вновь представлена «осажденной крепостью», находящейся в кольце врагов, главнейший и опаснейший из которых — США;
— из этого следует абсолютная неизбежность и необходимость «русской модели управления», сопряженной с периодическими «мобилизациями» населения и сосредоточением ресурсов в руках авторитарного государства;
— террор оправдан как средство формирования эффективной элиты общества -класса людей, «преуспевших в невозможном»;
— победой во Второй мировой войне СССР обязан сильной государственной системе и лично мудрому Сталину.
Есть все основания полагать, что учебник А.В.Филип-пова в ближайшие годы или будет единственным допущенным в школу, или будет создано несколько вариантов пособий по этой же модели, чтобы сохранить формальный «плюрализм». Победоносное наступление филипповской партии на школьную историю, во всяком случае, продолжается. В июле на сайте издательства «Просвещение» появилась анонимная записка «О концепции курса истории России 1900-1945 гг.» Детальный критический разбор этого спецпропагандистского опуса, в соответствии с которым был составлен группой авторов во главе с профессором Александром Даниловым следующий учебник, уже проделан учеными — историками12. Мы же лишь укажем, что важнейшие конструктивные элементы, свойственные советско-карамзинской модели российской истории, доведены в «концепции» уже до карикатурной отчетливости.
Между тем издержки от возвращения к карамзин-ской конструкции в арсенал школьного воспитания очень велики. Российский гражданин, знакомый только с ка-рамзинской версией родной истории, а таковых, безусловно, большинство, не только получает совершенно извращенное представление о существе истории — свободной деятельности человека, но и лишается причастности к великой и древней традиции российского «народоправства». Неудивительно, что при таком представлении о прошлом либеральные идеи встречаются настороженно, как не соответствующие национальной традиции, поскольку, как выразился один популярный политик, «естественный путь для нас — самодержавие».
Примечания:
1 Володина Т.А. Учебники отечественной истории как предмет историографии: середина XVIII — середина XIX в. История и историки. 2004. №1. С.109.
2 Т.А.Володина ошибочно, хотя и в полном соответствии с установившейся традицией, приписывает С.С.Уварову изобретение идеологической конструкции, которую он только транслировал, доведя до простоты лозунга. Авторство, безусловно, принадлежит Карамзину. Там же. С.131.
3 Н.М.Карамзин. Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях. М.: Наука, 1991. Опубликована записка была только в 1861 году, но с 1836 года широко распространялась в списках и была известна практически всей интеллектуальной элите.
4 Устрялов Н.Г. Начертание русской истории для учебных заведений. СПб., 1839.
5 Иловайский Д.И. Руководство к русской истории. Средний курс. СПб, 1863. Книга до 1916 года выдержала 44 издания.
6 Цит. по: Счастье литературы. Государство и писатели. 1925-1938. Документы. М., 1997.
7 История этого возвращения детальнейшим образом проанализирована с привлечением ранее не публиковавшихся источников в книге А.М.Дубровского, здесь мы ограничимся лишь указанием нескольких ключевых моментов.
8 Цит. по.: Дубровский А.М. Историк и власть. Историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии (19301950) Брянск, 2005. С.261.
9 Дубровский А.М. Указ. соч. С.277.
10 Юрганов А.Л., Кацва Л.А. История России VIII-XV вв. М.:1994;.Юрганов А.Л., Кацва Л.А. История России XVI-XVIII вв. М., 1994; Долуцкий И.И. Отечественная история. ХХ век: Ч. 1-2: Учеб. для 10 кл. сред. Шк. М.: Мнемозина, 1994.
11 Филиппов А.В. Новейшая исто-
рия России. 1945-2006. Книга для учителя. М.: Просвещение,
2007. Основные идеи этого наставления учителям уже преобразованы в учебник для детей: История России. 1945-2007. Учебник для учащихся общеоб-ра зовательных учебных учреждений. Под ред. А.А.Данилова, А.И.Уткина и А.В.Филиппова. М., Просвещение, 2008.
12 Анатолий Берштейн. Рациональное управление убийствами // Время новостей, 2008, 25 августа; Александр Ципко. Неосталинизм и «красный» патриотизм // Время новостей, 2008, 27 октября.