В заглавие я вынесла слова ректора МГУ В.А.Садовничего, сказанные им более шести лет назад. Фраза про умы полностью выглядела так: «Зато умы — то, что может быть у нас всегда». Сказано это было в контексте разговора об «утечке мозгов».
Сейчас опять активно обсуждается вопрос о привлечении научной диаспоры как минимум к активному сотрудничеству, а как максимум — к созданию для уехавших специальных условий, которые бы способствовали хотя бы временному их возвращению в родные пенаты.
Будучи человеком, испытавшим искушение возможностью собственного отъезда, а позже — существенно пострадавшим от ухода из науки практически всех моих учеников разных «призывов», я, казалось бы, должна быть заинтересована в программах, облегчающих привлечение уехавших, возобновление контактов и т.п.
Однако же в целом даже самые простые проекты, направленные на возвращение уехавших ученых и не предполагающие таких уж безумных затрат моральных и материальных ресурсов, — даже они кажутся мне порождающими напрасные иллюзии. В основе большинства подобных проектов лежит убежденность в том, что именно вернувшиеся на основе накопленного там опыта помогут нам здесь сделать, как там, — надо лишь предоставить им возможность этот опыт воплотить в жизнь, для чего, разумеется, придется кое-что «подправить в Консерватории».
Например:
(1) создать здесь такую практику издания научных журналов, при которой дотошная редколлегия и система peer review априори исключат повторение блистательной истории с «Корчевателем»; один преуспевающий там коллега на страницах «Полит. ру» прямо предлагал нам с этим делом помочь;
(2) повлиять на присуждение ученых степеней так, чтобы здесь нельзя было стать профессором за деньги или в силу особой близости к сильным мира сего;
(3) участвовать в конкурсных экзаменах в вузы, чтобы учились прежде всего способные и усердные, а не богатые, — тем самым вернувшиеся еще и получат молодое «подкрепление»;
(4) желающим вернуться — платить «достойную» зарплату.
Пункт (4), казалось бы, выполнить проще всего, поскольку, рассуждая формально, здесь почти все зависит от руководства того учреждения, которое прежнего соотечественника пригласило. На деле же в Москве, чтобы обеспечить бывшему доценту университета Южной Каролины всего лишь возможность снять нормальную квартиру и пользоваться надежной медицинской помощью, придется отправить на заслуженный отдых не менее полудюжины главных научных сотрудников обычного академического института. Подобная акция этически самоубийственна.
Решить проблемы (1) — (3), на мой взгляд, в принципе возможно лишь в весьма долгосрочной перспективе: деградация социальных институтов — явление системное. Тот, кто получил свои «корочки» за мзду или за оказанные «верхам» особые услуги, без колебаний может отвергнуть дельную статью начинающего ученого. Кто-то иной поостережется дать «кислую» рецензию на невежественный труд лица, приближенного к. Что касается приема в вузы, то тут такса известна даже мне, хотя сама я не преподаю, а среди моих друзей не числю берущих взятки.
Каким образом отдельные, даже самые талантливые ученые могут повлиять на этот институциональный распад? Быть может, противостоя ему как свободное сообщество -а разве оно у нас есть? Боюсь, что нет, — так ведь импортировать его уж точно нельзя!
Покажите мне профессора, подавшего прошение об увольнении в качестве протеста против нравов социологического факультета МГУ.
Покажите мне историков и любых гуманитариев, сделавших нечто подобное, протестуя против учебника А.В.Филиппова. (Новый учебник, скорее всего, «хорош», но ведь он не имеет грифа — а значит, пока это просто еще одна книга, да еще изданная заведомо малым тиражом.)
Сама я тоже нередко попадаю в, мягко говоря, сложное положение. Так, один весьма реномированный журнал общенаучного профиля регулярно посылает мне статьи с просьбой дать отзыв. И уже в который раз я ужасаюсь тому, что опять приходится давать отрицательный отзыв, не прочитав толком саму статью. Но не потому, что я так перегружена или нетерпелива: просто материал являет собой набор слов, лишенный смысла, — его не больше, чем в «Корчевателе», и это видно по прочтении трех первых страниц, в худшем случае — еще и трех следующих.
Я не исключаю, что редактор нарочно посылает эти статьи именно мне, полагая, что тем самым журнал будет застрахован от позора. Но мне-то каково? Тем более, что авторы этих статей, как правило, уже украсили свои визитки литерами к.ф.н., д.псих.н., а то и проф. Это означает, что наше научное сообщество нуждается в санации именно как сообщество равных перед истиной.
Я не хочу этим сказать, что там, куда убыли за лучшей долей наши перспективные молодые кадры, все обстоит так уж безоблачно, — однако не с Венесуэлой же сравнивать наши научные нравы.
И здесь я разделяю мнение чл.-корр. РАН, известного астронома А.В.Финкельштейна, который не считает наших соотечественников, работающих или работавших какое-то время за рубежом, уникальным интеллектуальным ресурсом, использование которого поможет кардинально изменить ситуацию в российской фундаментальной науке. Дело не в отсутствии у нас специалистов, знакомых с современными научными задачами, технологиями и научными приборами. Умы, которые могут быть всегда, вовсе не растворились в воздухе. Но из здешней науки они уходят не только из-за унизительной зарплаты и бессмысленных попыток работать на устаревшем оборудовании, но также из-за распада элементарных этических норм, который я, увы, наблюдаю в научной среде.
Важно также, что туда эти умы нередко едут в прямом смысле за лучшей жизнью — и, судя по моим знакомым, нередко обретают её, уходя из науки в бизнес и вообще занимаясь разного вида практикой — в структурах R&D (Research and Development), их дело там — это как раз D. «Правила игры» в науке и около везде достаточно жестки — но их функционирование обеспечивается другими работающими социальными институтами. Поэтому ни в одной цивилизованной стране нет бремени выбора наука или армия, наука или семья, наука или крыша над головой.
Один мой молодой знакомый, потомок известной русской научной династии, успешно проработав года полтора в Штатах, эту работу потерял: фирма сочла более удобным переместиться много южнее. Поскольку знакомый мой обретался вблизи нескольких университетских городков и ценил именно этот образ жизни, он продал машину, пересел на велосипед и скромно, но не бедствуя, прожил еще год только на пособие по безработице, расширяя свой кругозор. Потом нашел то, что его действительно устраивало.
Умам, которые могут быть всегда, социум должен предоставлять достойный выбор — а если этого выбора нет здесь, умы эти будут искать и осуществлять свой выбор там, в иных странах и на иных континентах.