В 2002 г. пресса и общественность отмечали 40-летие знаменитой художественной выставки 1962 г. в Манеже. Соответствующее мероприятие было названо «40 лет нонконформистского искусства». Предполагалось, видимо, что смысл этого словосочетания все еще очевиден. А ведь за пределами художественной среды и сейчас остается невнятной не только ассоциация нонконформистского искусства с выставкой 1962 г., но и сама сюжетика скандального посещения этой выставки Н.С.Хрущевым, которое некогда окрестили «кровоизлиянием в МОСХ».
Еще чуть-чуть – и эта история «забронзовеет» и покроется уже полувековой патиной, так что вполне взрослые люди будут спрашивать «А что собственно могло случиться на художественной выставке «30-летие МОСХ»?». Тем ценнее свидетельства непосредственных участников и записи свидетелей, сделанные по горячим следам, особенно если они исходят от людей безупречной личной репутации.
Ю.Я.Герчук, известнейший наш искусствовед, специалист по графике и искусству книги, в тщательно документированном издании «Кровоизлияние в МОСХ» (М., НЛО, 2008) не только собрал вместе множество разнородных свидетельств, но и постарался поместить их в тогдашний социально-политический и духовный контекст – замечу, не только малопонятный молодым людям, но нередко не известный даже тем, кто, подобно автору этих строк, успел увидеть эту выставку своими глазами.
Много лет назад Маэль Исаев-на Фейнберг, известный издатель и редкого таланта редактор, сказала мне, что событие, описанное однажды, – сколь бы значимо оно ни было, – забудется; все должно быть пересказано много раз и с разных точек зрения, иначе это не станет фактом истории и не войдет в культурный оборот. Это было ее ответом на мою реплику «ведь об этом уже писали….» .
О «Манеже-1962» тоже написано довольно много. Как подчеркивает Ю.Я. Герчук, это преимущественно воспоминания участников «действа», записанные ими существенно позже и, соответственно, трансформированные и отшлифованные многочисленными пересказами. Такие тексты Ахматова называла «пластинки» (сегодня надо уточнять, что имелись в виду виниловые диски).
В обсуждаемой книге Ю.Я.Герчука, в разделе «От автора», сказано, что, к сожалению, осталась недоступной стенограмма разговоров Хрущева с художниками. Однако какой-то вариант этой стенограммы отыскался в сети, будучи опубликован журналом «Родина» № 3 за 2004 г. (с учетом того, что журнал представляет себя как орган Правительства РФ, можно надеяться, что это – один из подлинных вариантов стенограммы, поскольку стенографисток было несколько, см. www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=1081&n=57).
Среди известных повествований о Манеже-1962 я могу выделить два текста, занимающих в моем личном восприятии крайние точки. Лучшее из мне доступного – это воспоминания Леонида Рабичева, художника и поэта, боевого офицера Отечественной войны, опубликованные в «Знамени» № 9 за 2001 г. (см. http://rabichev.narod.ru/)
Это большой текст, замечательный подлинным драматизмом, точностью деталей, да и просто прекрасно написанный. Автор с несомненным мастерством представил нам большинство действующих лиц этой истории.
В своих воспоминаниях Рабичев отдал должное известному художественному деятелю того времени Элию Белютину – руководителю художественной студии, человеку немалого масштаба и редких организационных способностей. Это существенно, поскольку роль Белютина в комплексе событий, связанных с конфликтом вокруг самой выставки и визитом Хрущева, как теперь принято говорить, «неоднозначна» – соответственно, она по-разному оценивается участниками и свидетелями всей этой истории.
Леонид Рабичев проанализировал и достаточно расчетливую стратегию Эрнста Неизвестного – по поводу его стратегии и отношений с Хрущевым всегда циркулировали несовместимые мнения. Ю.Я. Герчук также считает рассказ Леонида Рабичева наиболее адекватно отражающим тогдашние события.
Другое подробное описание тех же событий – с акцентом на роль Белютина и работы его студийцев – принадлежит перу Нины Молевой, известного искусствоведа, жены Белютина. С учетом всего происшедшего было бы странно ожидать от ее текстов беспристрастности – но пристрастность тоже бывает разная. Эрнст Неизвестный всегда пристрастен – но его гиперболы, что в пластике, что в словесном творчестве, рассчитаны на художественный эффект и потому не вызывают чувства «ножа по стеклу». В целом же мемуары Леонида Рабичева рассчитаны на непосредственное восприятие читателя, которому не обязательно знать о МОСХе и его истории и уж тем более – о том, как сложились обстоятельства внутри МОСХа после визита Хрущева. Согласимся, что это и вправду далеко не всем интересно.
Как писал в связи с 40-летием Манежа Г.Ревзин, «специфика Манежа 1962 года в том, что образ действий советской бюрократии от искусства впервые вылез наружу, мы в первый и в последний раз могли оценить их уровень. Но по этой истории легко судить, как развивалось советское искусство до того, какие интриги там проворачивались и какие люди там работали».
Понятно, что эту специфику не опишешь в нескольких абзацах. Книга Герчука как раз и реконструирует для заинтересованного читателя контекст тогдашней художественной жизни. Здесь, впрочем, возникает вопрос об адресате данной книги – к этому придется вернуться позже.
В силу очевидных причин Юрий Яковлевич Герчук взял на себя роль одного из «последних свидетелей». Свидетелей, а не судей. (Как пишет он сам, «но много ли осталось людей, хорошо запомнивших эту экспозицию?») Отсюда – большое количество архивных ссылок, предельная сдержанность в оценках и относительно подробный рассказ о том, как складывалась художественная жизнь в МОСХе непосредственно перед выставкой, а также после «Манежа». Этому замыслу соответствует и композиция книги.
Во Введении предложен – по необходимости самый краткий – очерк эпохи «оттепели» с упоминанием знаковых политических и культурных событий. Часть первая «Слишком хорошая выставка…» посвящена подготовке выставки, отбору картин, впечатлениям автора от экспозиции и двум обсуждениям «Манежа», прошедшим сразу после открытия.
Мало кто помнит, что выставка эта открылась 4 ноября 1962 г., т.е. в канун главного государственного праздника. Уже в силу и времени, и места она была событием жизни, а не просто художественной выставкой. А 28 ноября в Манеже уже вручен был приз стотысячному посетителю. Народ действительно ломился – я уже не помню, кто занял очередь нам с мужем…
В ноябре же состоялось два обсуждения «Манежа»: одно – в кругу профессионалов собрало искусствоведов из Института истории искусств и МГУ – между прочим, 100 человек. Второе обсуждение, как это тогда было принято, «со зрителями», прошло прямо в помещении Манежа. Официальная пресса была благосклонна, а в «Неделе» (приложении к «Известиям») была напечатана серьезная статья известного художника Андрея Гончарова (1903–1979), ученика Фаворского, – единственная статья, вышедшая до посещения Манежа Хрущевым.
Герчук рассказывает еще об одном «сражении» – это конференция в Институте истории искусств АН СССР по проблеме «Традиции и новаторство», проходившая в конце ноября и на первый взгляд никак не связанная с дальнейшим развитием событий. На этой конференции выступали такие люди, как Лев Копелев и Михаил Ромм, а их противниками были тогдашний главный редактор журнала «Октябрь» Вс. Кочетов (точнее сказать, не лично Кочетов – его там не было, а вся погромная политика этого журнала) и искусный царедворец Председатель Союза художников Владимир Серов. Можно представить себе накал страстей – и отчасти предсказать возможные последствия.
Документы показывают, что Хрущев пришел в Манеж «подготовленный», среди прочего, еще и состоявшимся 29 ноября 1962 г. на Президиуме ЦК КПСС (!) обсуждением письма-«ябеды» группы художников, громивших формализм. В частично сохранившемся «цековском» черновике этого обсуждения есть, в частности, такая красноречивая запись:
«Т.Хрущев Н.С. <…> М.б,. кое-кого выслать».
Отмечу, что этот черновик издан в книге, наверняка заслуживающей пристального прочтения, – см.: Президиум ЦК КПСС1954-1964. Т.1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. М., 2003. С. 649.
Этим сюжетом первая часть книги заканчивается, и далее следуют вторая часть — «Хрущев в Манеже» и третья — «После «Манежа». Вторая часть, с моей точки зрения, будет интересна широкому читателю, тогда как третья -скорее специалистам.
Драматургия скандального визита Никиты Сергеевича была описана не раз и весьма подробно; в свое время и я об этом читала, но детали успела забыть. Многим будет любопытна история якобы спонтанного, а на деле виртуозно разыгранного включения в экспозицию юбилейной выставки МОСХа работ художников студии Белютина, никакого отношения к истории МОСХа отродясь не имевшей. Вместе с тем имена Юло Соостера и Юрия Соболева мало что говорят сегодняшнему читателю — а ведь тогда их работы были на виду, потому что их постоянной «площадкой» были такие сверхпопулярные журналы, как «Знание — сила» и «Химия и жизнь», выходившие в 60-е годы огромными тиражами.
И это возвращает нас к вопросу об адресате книги.
Мне представляется, что книга сильно выиграла бы, если бы вместо большого числа фотографий Никиты Сергеевича со свитой читатель мог бы увидеть на тех же вкладках хотя бы графику, например того же Соостера. Это бы наполнило содержанием значимое замечание Герчука, что в Манеже вокруг раздела графики скандала вообще не было, но не потому, что там повесили только нечто традиционное — отнюдь! Просто само графическое искусство считалось тогда не столь важным. (Ну да! Поэтому мы и старались не пропускать выставок искусства книги на Кузнецком, которые, если память мне не изменяет, в «оттепельный» период были чуть ли не ежегодными.)
В Приложении опубликованы материалы, мало или практически вовсе недоступные сегодняшнему читателю, — это некоторые газетные статьи того времени, в том числе упомянутая мной выше статья А.Гончарова из «Недели», несколько неизданных очерков о выставке и мемуарный очерк известного графика Иллариона Голицына.
Кроме того, тринадцать персонажей, включая самого Никиту Сергеевича, в Приложении удостоились кратких, зато выразительных «персоналий», написанных автором книги. При этом Юрий Яковлевич отметил, что эти портреты (они объединены под заглавием «Действующие лица») — всего лишь беглые наброски, быть может пристрастные и по необходимости краткие.
В Примечания вынесен библиографический аппарат, включающий многочисленные ссылки на архивные фонды. Вообще все, что сделано, — сделано очень тщательно (кстати, редактор книги «Кровоизлияние в МОСХ» Галина Ельшевская -известный искусствовед, автор статей и книг).
А что хотелось бы видеть сделанным иначе?
Книга Ю.Я.Герчука издана тиражом 1000 экз.: на сегодня это тираж «массовый», т.е. адресат книги — как раз не специалисты. А тогда необходим хотя бы именной указатель: широкий читатель, скорее всего, не знает не только работ А.Древина и К.Истомина, но и их судеб; не может соотнести во времени имен В.Фаворского, А.Гончарова и И.Голицына и уж точно не сможет понять, почему вокруг уже хрестоматийной, но тогда впервые после длительного интервала показанной зрителю картины Давида Штеренберга «Аниська» могли кипеть такие страсти.
P.S. Вы лучше поймете, что я имею в виду, если посмотрите, например, сюда: www.artsait.ru/art/sh/shterenberg/art3.php