Ничто иное

Тут недавно я читала воспоминания Евгения Бунимовича о «Второй школе». И один фрагмент меня озадачил: «Да и годы, выпавшие на наше второш- кольное отрочество, оказались не ахти. Мы пришли в шко­лу в том самом 68-м, когда советскими танками в кровь раз­давили Пражскую весну, а с ней и все надежды наших учителей-шестидесятников, рыцарей недолгой оттепели. В стране началась тоскливая и бездарная реакция, го­нения на «инакомыслящих» (гэбэшное словцо). И происходило это не где-то там, а тут же, рядом. Инакомыслящий Якобсон, преподававший историю, а затем литера­туру, был вынужден уйти из школы, следом за ним — и собравшийся на одноимен­ную историческую родину математик Израиль Ефимович Сивашинский. Но это ни­кого и ничего не спасло». Собственно, все здесь мне понятно, кроме одного: почему инакомыслящий — «гэбэшное словцо»? Это совершенно не соответствует моим лич­ным воспоминаниям и ощущениям. О них, впрочем, позже.

Если обратиться к Национальному корпусу русского языка (www.ruscorpora.ru), то получается такая примерно картина. До Хх века слово инакомыслящий почти не встречается, потом начинает довольно активно использоваться философами в расширительно-религиозном значении, как тут, например: Не то же ли самое тво­рилось и в английскую революцию, где строгие добродетельные пуритане с име­нем Бога на устах после ежедневной утренней молитвы беспощадно истребляли мирных инакомыслящих людей, в которых они видели «безбожных амалекитян и филистимлян», и на радость сатаны мечом и разрушением пытались насаждать в личной и общественной жизни чистое пуританское благочестие? [С.Л. Франк. Кру­шение кумиров (1923)]; Кто жил в интеллигентских кругах, хорошо знает это вы­сокомерие и самомнение, сознание своей непогрешимости, и пренебрежение к ина­комыслящим, и этот отвлеченный догматизм, в который отливается здесь всякое учение. [С.Н. Булгаков. Героизм и подвижничество (1909)]; Социализм принципиаль­но нетерпим и эксклюзивен, он по идее своей не может предоставить никаких сво­бод своим противникам, инакомыслящим. [Н.А. Бердяев. Демократия, социализм и теократия (1924)].

В 20-е годы прибавляется много партийно-демократических употреблений (понятно, отстаивание принципа плюрализма, который потом сник): Тогда, мо­жет быть, и социалисты, добравшись до власти, начнут затыкать рот инако­мыслящим, сажать в тюрьмы, а то и расстреливать «за вредную агитацию»? [В.М. Чернов. Записки социалиста революционера (1922)]; В будущем этот при­каз для каждого инакомыслящего и не в такт приказу ступающего по освобож­денной земле явится смертью и разрушением его свободы и независимой жизни, к которой мы стремимся. [Н.И. Махно. Воспоминания (1929)]; Уничтожить ин­ститут тайных расправ с инакомыслящими рабочими, крестьянами и интел­лигенцией, путем упразднения судебных функций ГПУ, обеспечивая возможность за каждым тружеником гласности суда и защиты. [Г.И. Мясников. Программа «рабочего государства» (1931)].

Здесь важно то, что в слове инакомыслящий есть некая оправдательность: мол, не так считает, но не потому, что враг, ревизионист, отщепенец или путаник, а просто потому, что как-то по-другому мозгами шевелит. Даже какое-то уваже­ние в этом есть. Постепенно употребления этого слова становятся редкими, а вновь оно замелькало уже в связи с диссидентами, но тут всё сложно. Занятно, кстати, что это слово дважды фигурирует в «Семнадцати мгновениях весны» — в частности, в беседе Штирлица с пастором. Ну так там ведь про иностранную жизнь. Конечно, Корпус не дает исчерпывающей информации, но общая тен­денция хорошо видна.

Так вот, к моим воспоминаниям. Есть мало слов, про которые я так ясно пом­ню, откуда их знаю. Мои дедушка и бабушка по маминой линии жили в Питере. Люди они были простые. Дедушка был военным. Жили, между прочим, снача­ла в доме на Литейном, соседнем с тем, где жил Бродский. Но этого я не помню, маленькая была. А помню очень хорошо вот что. Каждое лето дедушке и его се­мье выделяли дачу — дом или полдома где-нибудь в районе Зеленогорска, сре­ди волшебных северных лесов и озер. Там прошла счастливейшая часть моего детства: сосны, грибы, черника — и книги, книги.

Дедушка общением с малолетними внучками не очень интересовался и во­обще, кажется, был человек довольно суровый. В сущности, я мало о нем знаю, он рано умер. В то время, о котором я говорю, он уже сильно болел, у него не было одной ноги, он не вставал с кровати. По ночам, когда все спали, а я еще не спала — может, книжку под одеялом читала с фонариком, может, просто мечтала, раздавалось таинственное шуршание и скрежет — это дедушка включал прием­ник: Вы слушаете «Голос Америки» из Вашингтона. Обзор «События и размыш­ления» ведет Наталья Кларксон.

Как говорил иностранный профессор из фильма «Осенний марафон», там было много новых слов. Слов, впрочем, не так много, непривычными были скорей ин­тонации. Но и некоторые слова были отчетливо «не нашими»: Московская группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений, права человека — и вот эти са­мые инакомыслящие. Еще читали «Архипелаг», это уже, вероятно, была «Свобо­да», но эта передача, видно, выходила попозже, потому что я самого текста почти не запомнила, засыпала, что ли, помню только, как сквозь сон всё гадала, что ж за название такое странное в рифму: архипелаг-гулаг — и что за слово непонятное. Спросить было немыслимо — это значило бы обнаружить, что я знаю страшную тайну. Но меня, признаться, больше интересовало, что же такого отчетливо «не на­шего» в этих интонациях. И странно было, что дедушка это слушает…

Да, ну вы поняли — это была середина семидесятых. Я провела мини-опрос про слово инакомыслящий, и несколько моих знакомых сказали почти дословно то же самое: лето, дача, отцовский приемник, 74-76 годы. Понятно, кстати, по­чему дача: глушилки работают хуже, а соседи хуже слышат. Да собственно, эти воспоминания подтверждаются и таким, например, высказыванием Лидии Чу­ковской: Протестую ли я от имени «инакомыслящих», как называют за грани­цей преследуемых у нас протестантов? Нет, я говорю от самой себя. [Л.К. Чу­ковская. Гнев народа (1973)].

При этом я совсем не хочу сказать, что Бунимович непременно ошибается. Жизнь слов устроена сложно. Бывает и так: вот есть чье-то слово, с вполне от­четливой социальной окраской, а идеологический противник перехватывает его, с глумливой ухмылочкой передразнивает, цитирует, кривляясь. И вот оно уже опошлено и стало вроде как чужим. К примеру, когда в серьезное интернет- обсуждение набегают боты и начинают строчить в комментариях: «Ой, как рукопожатные заверещали.»

Так что вполне допускаю, что и в гэбэшных кругах в какой-то момент начали употреблять термин инакомыслящие — сначала в кавычках и иронически, а по­том и совсем по-хозяйски. И что кто-то мог его впервые в таком гнусном кон­тексте услышать и невзлюбить навсегда.