Аспирант экологического факультета Российского университета дружбы народов Святослав Горбунов в своей статье напоминает о вкладе Альберта Эйнштейна и Альберта Швейцера в антивоенное движение.
«Или война есть сумасшествие, или ежели люди делают это сумасшествие, то они совсем не разумные создания, как у нас почему-то принято думать», – так звучит одна из главных мыслей классика мировой литературы Л.Н.Толстого, озвученная им в «Севастопольских рассказах».
Как известно, литература есть нечто большее, чем история, по крайней мере в том, какой след она оставляет в человеческой памяти. Ведь история – это всего лишь наука. Притом наука весьма точная. Но часто история предлагает нам замечательные факты, которые, без сомнения, были бы достойны самой высокой литературы. Так можно сказать и об истории науки – истории, которую делают ученые, истории самих ученых.
В самом начале Нового времени понятия «ученый» и «мыслитель» были еще весьма трудноразделимы. Безжалостная специализация еще не проникла в сферу познания нашего мира. Каждый ученый мог позволить себе ту «роскошь», на которую сегодня у нас порой совсем не остается времени. Он мог позволить себе наблюдать, думать и оценивать; выражать живое отношение к окружающей его жизни и происходящим в ней событиям. Именно такими нам запомнились великие ученые того времени.
Со временем процесс познания утратил свою мировоззренческую направленность, поскольку утратил то самое «живое отношение к жизни»; мироотношение уступило свое место миропониманию. Мечта Фрэнсиса Бэкона сбылась, и уже к XX столетию наука заработала как «фабрика» по производству нового знания. Профессия ученого стала столь же обыденной и привычной, как и профессия столяра или учителя. Наука стала ремеслом, а философия превратилась лишь в «интегратор научного знания в человеческую культуру». И всё же… и всё же ученые продолжали и продолжают оставаться людьми, способными чувствовать и сопереживать, оценивать и иметь свое, зависящее только от собственного разума и опыта мнение.
Девиз «Knowledge it self is power» («Знание – сила»), предложенный Бэконом, во многом правдив. Но сила без направленности ее применения бесполезна и разрушительна. И потому на фоне колоссальной силы, которую представляет нам современное знание, всё более важной становится личность ученого с присущими ей добродетелями.
Язык науки и просвещения – это язык мира и сотрудничества, движения к познанию нашего мира и исправлению человеческих пороков. Как хотелось бы в это верить! Тем более важными становятся живые доказательства, укрепляющие эту веру.
XX век, который мы теперь именуем «прошлым столетием», со всеми его ошибками и катастрофами навсегда останется в истории и памяти человечества. Навсегда останутся в ней и личности ученых, работавших в этот период; личности, не старавшиеся утаить своего отношения к происходящим вокруг них событиям.
6 марта 1917 года, когда в Европе и по всему миру происходило побоище, называемое теперь Первой мировой войной, Альберт Эйнштейн — человек, которому для многих предстояло стать символом ученого своего столетия, написал следующие строки: «Как могло случиться, что эпоха, столь любящая культуру, могла оказаться так чудовищно безнравственной? Всё больше и больше убеждаюсь, что милосердие и любовь к ближнему — ценнее и выше всего остального… Весь наш хваленый технический прогресс, да и вся наша цивилизация подобны топору в руках невменяемого человека».
Всего лишь двумя годами ранее он завершил и опубликовал свой шедевр -общую теорию относительности, но в то же самое время судьбы культуры и мира глубоко волновали его.
В те же годы на другом конце света близкий друг Эйнштейна — философ и врач Альберт Швейцер, работая в душных помещениях больничных построек далекого африканского поселка, задумывается над причиной наблюдаемого им упадка культуры и происходящих событий.
В 1916 году его, гражданина Германии, французские колониальные власти возьмут под стражу. Тогда же он начнет работу над описанием идей, проливающих свет на природу тех «высоких» чувств, которыми тогда (впрочем, как и сейчас) обосновывалось насилие. «Швейцер напоминал об истинной идее патриотизма, который призван считать своей высочайшей задачей непрестанное развитие чисто человеческих элементов в жизни нации; который должен искать величия в самых высоких идеалах человечества, а вовсе не в преувеличенном представлении о внешней славе и силе. Патриотизм этого рода вверяет национальное чувство контролю разума, морали и культуры» [1].
Эти размышления он продолжит в лагерях для интернированных в Гарезене и Сан-Реми, а позже — в родном Эльзасе. Их итогом станет книга, повествующая о том, что утрата нравственного — этического — начала, отрыв от него европейской культуры, доминирование частных интересов над универсальными принципами человечности привело к началу саморазрушения европейской цивилизации [2].
К сожалению, мир не усвоил преподанного ему тяжелого урока. Национализм, реваншизм, милитаризм, убежденность в своем превосходстве над другими, игра личных и экономических интересов, моральное оправдание насилия — всё это осталось с ним, и, быть может, еще более в нем укоренилось.
Позднее в своей речи (при получении Нобелевской премии мира за 1952 год) Швейцер скажет: «После Второй мировой войны положение оказалось необычным, ибо мир не наступил. Лишь в договорах, которые носят характер перемирия, ей положен конец. И только потому, что мы неспособны даже на мало-мальски удовлетворительную реорганизацию дела, нам приходится довольствоваться заключенными от случая к случаю перемириями. И никто не знает, к чему они могут привести» [3]. Это было правдой.
Но кроме того в сознании выдающихся умов того времени укоренилась мысль о недопустимости оправдания насилия какими-либо выгодами или идеями. Как известно, следующая война, опалившая мир, была столь же ужасной. Эйнштейн покинет Германию в 1933 году. Швейцер, вернувшись в Европу в январе 1939 года, после своего шестого визита в Африку, ощущает близость новой войны и через 12 дней, по инерции доехав до родных мест, отправляется в обратный путь к своему рабочему месту между водой и девственным лесом Габона.
Пройдя наблюдателем через годы смятения и ужаса, за которыми ему и его современникам пришлось наблюдать, Эйнштейн напишет: «Считаю первопричиной пугающего ухудшения этического поведения людей механизацию и дегуманизацию нашей жизни Это гибельный побочный результат развития научного и технического мышления. Наша вина! Я не вижу выхода из этого бедственного положения. Человек остывает скорее планеты, на которой живет» [4-5].
Швейцер же скажет: «Стало очевидным, что война в наше время — это катастрофа. Нельзя упускать ни одной возможности, чтобы избежать ее. При этом надо прежде всего помнить о моральных принципах. В двух последних войнах мы были виновниками жестокостей и бесчеловечности. А в последующие войны на нас будет лежать еще большая вина. Но они не должны произойти. Ужасы, пережитые всеми нами, должны пробудить в нас стремление к жизни без войн…
Всё способное сохранить мир должно быть немедленно использовано и приведено в действие» [3].
Оба ученых не остались безучастными к судьбе мира и человечности. Как известно, письмо об ускорении разработки атомного проекта, написанное Эйнштейном Рузвельту, легло на него тяжким грузом лично воспринимаемой ответственности, которую он связывал с этим поступком. Знал об этом и Швейцер. Тем активнее и настойчивее оказалась их деятельность в борьбе за мир, подкрепленная совестью и пониманием ценности мира.
Пагоушское движение, основанное Альбертом Эйнштейном, Бертраном Расселом и многими другими известнейшими учеными, стало историческим примером их солидарности. Примером, существующим до сих пор. «Мы обращаемся к вам как люди к людям: помните свое человеческое начало и забудьте об остальном» [6], — гласит документ, известный нам сегодня как «Манифест Эйнштейна — Рассела». Эйнштейн подписал его 16 апреля 1955 года, за два дня до своей смерти [8]. Альберт Швейцер тоже продолжил свою борьбу с человеческой ненавистью друг к другу до самых последних дней. Множество раз он обращается к жителям планеты с призывами к миру. За несколько дней до своего ухода совместно с Лайнусом Полингом и большой группой ученых, лауреатов Нобелевской премии, он подпишет обращение к главам держав с требованием прекратить войну во Вьетнаме.
Это обращение, как и все предыдущие, тут же станет известным во всем мире. Таковы были эти ученые, таковы были эти люди. Их голоса слышали. Их голоса слушали.
«Я понимаю, что не сказал ничего нового о проблеме мира. Но с полной уверенностью могу утверждать, что решена она будет лишь тогда, когда мы, исходя из устоев морали, отвергнем войну, ибо она делает нас виновниками бесчеловечности. В то время, в котором мы живем, каждая демонстрация духа, какой бы слабой она ни была, имеет свое значение, ибо если огонь вспыхнет, то он сможет зажечь горючее, которое само по себе не воспламенится. А это горючее — добрые, гуманные чувства, которыми наполнены сердца людей, и мы можем надеяться, что оно воспламенится» [3], — так закончит свою нобелевскую речь Альберт Швейцер. «В конечном счете основой всех человеческих ценностей служит нравственность» [9], — соглашался с ним Альберт Эйнштейн.
Два ученых: физик и «гуманитарий». Два мыслителя, два Нобелевских лауреата, два человека, посвятивших свою жизнь науке и человечеству. Оба они стали для нас символами нравственной ответственности ученых за судьбу нашего общества. Их пример вдохновляет многих.
Но каждому из нас доступна эта простая «роскошь». Роскошь небезучастного, личного отношения к обстоятельствам и окружающим людям. И эта роскошь не измеряется масштабами личности или известности, она измеряется искренностью и чистотой дел и мыслей. Каждый из нас может поделиться ею даже в самые сложные времена, прислушавшись к своей совести, своему разуму и своему опыту. «Как мало на свете тех, у кого подлинно есть глаза и сердце. Однако именно сила решит, удастся ли уберечь человечество от того отчаянного положения, которое слепое большинство, судя по всему, считает сегодня идеалом», — указывает в своем знаменитом письме А. Эйнштейн [7].
Язык науки в действительности является языком мира и добродетели. Об этом мы обязаны помнить. «Нельзя разочаровываться в человечестве, ведь мы и сами люди», отмечал Альберт Эйнштейн [7]. Чем объемнее становятся наши знания, тем более значимой становится личность ученого. Чем сложнее обстоятельства, тем выше может быть его моральный авторитет. Чем сильнее сгущается мрак, тем более ярким нам кажется свет от зажженной свечи.
- Носик Б. Швейцер — М.: Молодая гвардия, 1971.
- Швейцер А. «Упадок и возрождение культуры. Культура и этика («Verfall und Wiederaufbau der Kultur. Kultur und Ethik»).
- Геттинг Г. Встречи с Альбертом Швейцером. / Пер. с нем. В. Шапиро. Худ. Д. Аникеев. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства Наука, 196.
- Дюкас Э., Хофман Б. Альберт Эйнштейн как человек. / Пер. с англ. А. Н. Лука Доступно по адресу: http://lib.ru/MEMUARY/ZHZL/einshtein.txt
- Письмо, написанное 11 апреля 1946 года. Цит. по [4].
- Борисов В. Исторический пример солидарности ученых http://trv-science.ru/2013/12/24/istoricheskijj-primer-solidarnosti-uchenykh.
- Эйнштейн А. / Письмо стороннику мира / Эйнштейн А. Мир, каким я его вижу / Пер. с англ. А. Бродоцкая, 2012 — М.: АСТ, 2013.
- Кроме него свои подписи под манифестом поставили нобелевские лауреаты Макс Борн, Перси Бриджмен, Фредерик Жолио-Кюри, Герман Мёллер, Лайнус Полинг, Сесил Пауэлл, Бертран Рассел, Хидеки Юкава, а также Джозеф Ротблат и тесно сотрудничавший с Эйнштейном профессор теоретической физики Варшавского университета Леопольд Инфельд.
- Письмо, написанное 24 марта 1954 года. Цит. по [4].