Как сделать нагрузку университетских преподавателей оптимальной?

Алексей Куприянов,
историк науки, НИУ Высшая школа экономики (Санкт—Петербург)

Прав Д.В. Ливанов, когда говорит, что нормирование нагрузки — дело вузовской администрации, однако прав лишь отчасти. Министерство несет свою долю ответственности, подавая вузам сигнал показателями, учитываемыми при составлении рейтингов. Можно, конечно, возразить, что столь гибкая реакция на сигнал не говорит ничего хорошего, прежде всего, о вузовских администрациях но и о том, какие сигналы посылать, иногда тоже имеет смысл подумать. Детальный анализ этого аспекта взаимодействия министерства и вузов и связь его с нагрузкой преподавателей — предмет особой аналитической заметки, и здесь не место о нем распространяться, но не упомянуть о нем нельзя.

Что до историй с тем, как устроена нагрузка, то без полноценного сравнительного исследования, охватывающего разные вузы и регионы, здесь не обойтись (и отклики в предыдущем номере ТрВ-Наука уже показывают значительное разнообразие как реализуемого, так и желаемого). Всё, что возможно в его отсутствие, это поспособствовать созданию у читателей ТрВ-Наука общей картины, описав ситуацию в моем ближайшем окружении, на факультете социологии НИУ ВШЭ (Санкт-Петербург), где я работаю последние десять лет.

В деле планирования и учета нагрузки преподавателей царит некоторый беспорядок. Имеется несколько внутренних нормативных документов, не вполне согласованных друг с другом и частично утративших актуальность и/или силу, и несколько ключевых контрольных цифр. В основном, планирование нагрузки происходит на основе припоминания ситуации прошлого года и сложных взаимодействий с деканатами факультетов и УМО, сотрудники которого довольно негибко трактуют цифры, случайно оказавшиеся в рабочих учебных планах, ежегодно формируемых на основе базовых учебных планов, тоже постоянно пересматриваемых. Учебные планы разрабатываются в ходе многоступенчатых и многомесячных переговоров назначаемой деканом «методической комиссии» с все тем же УМО и полумифической «Москвой», которая чего-то «требует». При этом нагрузка по одним и тем же предметам непредсказуемым образом изменяется от года к году, о чем преподаватели обычно с удивлением узнают в начале или конце лета. Преподаватели, в принципе, вообще ничем не защищены не только от изменений расчасовок по предметам — нередко предметы без уведомления вовсе исчезают из учебного плана, а преподаватели, соответственно, лишаются определенной доли нагрузки. Обычно они узнают об этих переменах, когда сделать уже ничего невозможно.

При расчетах исходят из «общей» нагрузки, в которую входят все виды работ преподавателя: чтение лекций и ведение практических и семинарских занятий, проверка письменных контрольных и экзаменационных работ и домашних заданий, проведение экзаменов, научное руководство курсовыми работами, выпускными квалификационным работами бакалавров и магистерскими диссертациями.

Разным категориям преподавателей необходимо набрать разное количество «часов» нагрузки на «ставку» (если преподаватель внезапно не наберет «часов» на ставку, от него иногда, в духе распространенного в России избирательного правоприменения, могут потребовать перейти на неполный рабочий день). Профессору надо набрать 600 «часов», доценту — 700, старшему преподавателю — 750 (это базовая нагрузка, от которой допускаются отступления в обе стороны на 20–25%). Для тех, кто выполняет административные обязанности, активно публикуется (речь идет о довольно высоких для социальных и гуманитарных наук показателях — как минимум, две статьи в год в серьезных российских журналах или хотя бы одна статья в два года в журналах, индексируемых в Web of Science или Scopus) или включен в группу «кадрового резерва», нагрузка может быть снижена. Например, для «кадрового резерва» или активно публикующихся преподавателей — на 25%.

Формирование общей нагрузки — долгий и мучительный процесс, который в теории должен завершаться к концу августа, но на практике нагрузку на текущий академический год окончательно удается утрясти и «подписать» приблизительно к ноябрю-декабрю (я слышал от коллег, что порой дело затягивается и до весны, но со мной такого пока не случалось).

Доля аудиторной нагрузки в общей нигде не зафиксирована. В некоторых документах можно найти цифры по минимальной аудиторной нагрузке на ставку, которые рассчитываются исходя из минимально допустимой недельной нагрузки. Для профессора это 144 учебных часа в год, для доцента — 216, для старшего преподавателя — 288 (36 недель по 4, 6 и 8 часов в неделю, соответственно).

На деле, даже при несколько сниженной нагрузке эти показатели перекрываются. Например, в этом году я на ставке доцента вел научно-исследовательский семинар и преподавал три предмета вместо четырех запланированных (один из выборных предметов отменили за две недели до начала занятий, о механизмах принятия решений подобного рода еще пойдет речь далее), что дало к концу года 276 часов в аудитории (128% минимальной нагрузки). Нагрузка эта распределялась по году неравномерно: например, в начале осени я вел до 30 часов в неделю, а весной — от двух до шести. Сюда не включены еженедельные консультации, поскольку реальные трудозатраты на них учитывать непросто — в иные недели ко мне никто не приходил, в иные я проводил со студентами много более четырех отведенных для этого часов.

У некоторых преподавателей нашей кафедры аудиторной нагрузки выходило и много поболее, часов до четырехсот. Никого это не беспокоит и никакие доплаты за это не предусмотрены, потому что все эти разности тонут в «общей» нагрузке. Чтобы перерабатывать в произвольных объемах, не нужно иметь целой ставки. Довольно много, против своих ожиданий, перерабатывают люди, оформленные на 0,5 и 0,25 ставки (включая научных сотрудников лабораторий, привлекаемых к ведению занятий).

Чтобы понять, как все эти разговоры о «часах» связаны с полными реальными трудозатратами, надо сказать пару слов о тонкостях формирования аудиторной нагрузки и о том, что наполняет оставшиеся до «ставки» часы общей нагрузки. При всей кажущейся прозрачности механизмы формирования аудиторной нагрузки имеют массу нюансов. Например, часы учитываются несколько по-разному. В некоторых не вполне четко определенных случаях количество часов, зачитываемых за чтение лекции, может умножаться на два. Из легенд мы знаем, что речь идет о чтении лекций перед многочисленной аудиторией в бакалавриате или о чтении лекций в магистратуре.

Несмотря на то что численность студентов на потоке за последние годы росла, я давно уже не припомню случая удвоения часов в моей нагрузке (в первые годы это действительно бывало). Зато хорошо помню, что в прошедшем году мне приходилось читать по две одинаковых лекции подряд, поскольку 120 студентов, набранных на первый курс, не влезали ни в одну аудиторию (это, вообще, не редкость и на других факультетах, по крайней мере, я слышал о подобных странностях и от других коллег).

Преподаватели, допущенные до тел магистрантов, вероятно, пользуются преимуществом удвоения часов, по крайней мере некоторые, однако магистрантов так мало, а учебный план их настолько беден предметами, что попреподавать у них доводится далеко не каждому. Косвенно на аудиторную нагрузку влияет и минимально допустимое количество студентов в академической группе. Если когда-то у нас бывали группы по 15–20 человек, то в последние два года для поточных курсов установлен порог в 30. Исключение сделано для иностранных языков и для предметов, преподаваемых на базе компьютерных классов (в этих случаях действует более разумное ограничение — 15 человек).

Предметы по выбору не открывали, если на них записалось менее 15 студентов. Даже если их было 14, курс могли расформировать, а студентов — направить на другие предметы. Это и произошло в прошлом году с одним из моих предметов: когда пришла пора начинать занятия, выяснилось, что после отчислений и перезаписи с предмета на предмет, у меня осталось 13 потенциальных слушателей. За две недели до начала занятий, посреди осеннего семестра, курс отменили.

Со следующего года правила ужесточаются еще более — на выборных курсах, включая научно-исследовательский семинар, собираются установить минимальный порог в 30 студентов (при этом учебные планы составлены так, что многие предметы по выбору не могут выбирать студенты разных годов обучения, что создает небывало жесткую конкуренцию).

Оставляя в стороне осмысленность такого увеличения численности учебных групп (которая, при всех ссылках на абстрактные «новые образовательные технологии», представляется мне, мягко говоря, небесспорной), отмечу, что это снижает суммарную нагрузку по каждому отдельному предмету за счет уменьшения количества семинарских групп, приводит к «обесцениванию» отдельных предметов в нагрузке преподавателя и подталкивает к «многостаночности» (чтобы набрать нагрузку на «ставку», иным преподавателям приходится читать по восемь курсов за год, частью одинаковых, но в разных местах, частью — разных).

Что касается неаудиторной нагрузки, то для рядового преподавателя она распределяется между подготовкой к занятиям, проверкой домашних работ, приемом зачетов/экзаменов и научным руководством. Все эти категории трудозатрат сильно «недооценены». Подготовка к занятиям подразумевается, но я не помню случая, чтобы она занимала сколько-нибудь значительное время в сложной таблице с моей нагрузкой. То, что проверка домашних заданий и контрольных не дает более 15–20 минут на студента, это еще как-то можно понять. Действительно, при довольно плотной работе и не очень объемных заданиях преподаватель имеет шансы потратить на проверку не более отведенного нормативом времени.

Однако тут в силу вступают ограничения на количество домашних заданий и контрольных работ. Согласно действующим внутренним нормативам студенту нельзя задать более двух оцениваемых домашних заданий за семестр (а поскольку во ВШЭ многие предметы длятся менее семестра, то более одного задания). Это крайне неудобно для предметов, имеющих преимущественно практическую направленность, в которых домашние задания, желательно еженедельные, просто необходимы. В результате, добросовестные преподаватели обычно задают задания, которые они официально не имеют права ни задавать, ни оценивать и которые вообще не учитываются в их нагрузке.

Со временем, отведенным на прием экзаменов, всё тоже непросто. С одной стороны, оно формально отведено; с другой стороны, поскольку во ВШЭ нет привычных классическим университетам экзаменационных сессий, проводить их реально времени нет. Например, экзамен для 60 человек должен в теории занять около 20 часов. Для одного преподавателя это дня три работы. На практике лишь ценой значительных усилий его удается растянуть хотя бы на два дня, а обычно под него отводят один. Здесь система работает против себя, но выгадываемое таким образом количество часов ничтожно.

Наконец, время, отведенное под научное руководство курсовыми работами (5 часов на студента), просто смехотворно. Разумеется, я общаюсь с активно работающими студентами много более пяти часов в год. Скажем, 20 часов, отводимые под подготовку выпускной квалификационной работы бакалавра, тоже не покрывают все трудозатраты, но они хотя бы не выглядят форменным издевательством.

В последнее время во ВШЭ сложился институт «учебных ассистентов». В наших условиях это студенты бакалавриата (реже — магистратуры), оформляемые по договору о возмездном оказании услуг для помощи конкретному преподавателю. Им запрещено вести занятия, но разрешено выполнять любую другую работу. По большей части речь идет о проверке/ комментировании домашних заданий и контрольных работ (тут ассистенты просто незаменимы, особенно в свете проблем с учетом трудозатрат на проверку домашних заданий, обозначенных выше) и обновлении методических материалов (например подбор статей — «кандидатов» на включение в reader к семинарским занятиям по предмету). До прошлого года на руководство учебными ассистентами выделяли «часы» (до ста), однако это окошко для снижения нагрузки уже закрыто, поскольку теперь считается, что они достаточно снижают нагрузку на преподавателя самим фактом своего присутствия.

Резюмирую сказанное. Реальная нагрузка на преподавателей (для заведения, претендующего на звание исследовательского университета, а не заштатного community college) велика. Она учитывается не полностью, причем акцент смещен на «горловую» нагрузку. Формирование нагрузки происходит в соответствии с довольно запутанными местными нормативными положениями. Этой оценкой я могу разочаровать Д.В. Ливанова, возможно, искренне полагающего, что в «исследовательских» университетах всё обстоит благополучно, огорчить администрацию ВШЭ непониманием того, как она обо мне, на самом деле, заботится, и вызвать реакцию «с жиру бесятся» у преподавателей провинциальных вузов с их потогонной системой, однако как выпускник классического исследовательского университета (я учился на биофаке ЛГУ/СПбГУ в 1987-1992 годах) я не могу оценивать ситуацию иначе.

Смещение акцента на аудиторную нагрузку у преподавателей тем более странно, что ВШЭ предпринимает беспрецедентные усилия по снижению аудиторной нагрузки на студентов бакалавриата. Уже сейчас новые учебные планы на будущий год составляются с таким расчетом, чтобы студенты одновременно изучали не более четырех предметов, не считая общеобразовательных курсов иностранных языков. Пересмотра норм расчета нагрузки преподавателей при этом не планируется (думаю, любой читатель, знакомый с арифметикой, понимает, к каким последствиям это приведет через 2-4 года).

Эта реформа происходит одновременно с упразднением кафедр и факультетов и переходом к системе департаментов (объединяющих по нескольку бывших кафедр), школ (объединяющих по нескольку департаментов) и «учебных программ» (объединяющих студентов, проходящих в рамках школы совместно обучение по более-менее единому плану). В результате вся и без того довольно неупорядоченная система погрузилась уже в полный хаос. Если в прежние годы мы имели хотя бы предварительные версии нагрузки к концу июня (это не мешало принять окончательную версию только к середине следующего учебного года), то теперь на момент выхода в отпуска предварительная версия нагрузки так и не появилась. За последние три недели ситуация изменилась к лучшему – появились какие-то предварительные наброски нагрузки (в этом немалая заслуга уже де-юре упраздненных заведующих кафедрами, которые, забыв об отпусках, как могут, пытаются навести минимальный порядок), но даже до предварительной версии пока далеко.

Если спросить о том, какой я вижу идеальную нагрузку, отвечу, что она должна состоять из круглогодичного undergraduate или graduate исследовательского семинара (2-4 часа в неделю) и эквивалента одного-двух семестровых курсов (каждый не более 4-6 часов в неделю, включая лекцию и одну-две семинарских группы). Если при этом получится в целом проводить в аудиториях не более 6-8 часов в неделю, это будет просто прекрасно. Такое высвобождение рабочего времени могло бы оказать более благотворное влияние на активизацию исследований и рост публикационной активности, чем все монетарные стимулы, предлагаемые руководством.

Предвижу, что, точно так же, как Д.В. Ливанов поправил А.В. Адрианова, не очень хорошо понимающего, как работают учебные заведения, меня в скором времени поправит кто-нибудь из руководства ВШЭ, которое гораздо лучше меня понимает, как на самом деле выглядят нагрузки — моя и других преподавателей.