Пьер Боннар (1867–1947) прожил долгую и благополучную жизнь. Он вырос в обеспеченной семье, получил прекрасное образование и, уже принеся профессиональную присягу адвоката, окончательно осознал себя художником.
Как и Эдуар Вюйар, с которым он был тесно дружен, Боннар сформировался в кругу группы «Наби», которая была в центре художественной жизни Европы (см. мой очерк об Э. Вюйаре, ТрВ-Наука № 159 [1]).
Напомню, что «Наби» придавали особое значение художественному осмыслению и эстетическому качеству объектов повседневной жизни, будь то афиша, обложка книги, ткань или театральная декорация. Тогда нас не удивит, что известность Боннара началась с рекламы шампанского на плакате. По этому поводу Феликс Фенеон, будущий главный редактор журнала La Revue blanche, писал, что впервые после Домье на стенах парижских домов засверкала настоящая литография, тем самым возродив это искусство.
Пьер Боннар (1867–1947) прожил долгую и благополучную жизнь. Он вырос в обеспеченной семье, получил прекрасное образование и, уже принеся профессиональную присягу адвоката, окончательно осознал себя художником.
Как и Эдуар Вюйар, с которым он был тесно дружен, Боннар сформировался в кругу группы «Наби», которая была в центре художественной жизни Европы (см. мой очерк об Э. Вюйаре, ТрВ-Наука № 159 [1]).
Напомню, что «Наби» придавали особое значение художественному осмыслению и эстетическому качеству объектов повседневной жизни, будь то афиша, обложка книги, ткань или театральная декорация. Тогда нас не удивит, что известность Боннара началась с рекламы шампанского на плакате. По этому поводу Феликс Фенеон, будущий главный редактор журнала La Revue blanche, писал, что впервые после Домье на стенах парижских домов засверкала настоящая литография, тем самым возродив это искусство.
Боннар много работал в книжной иллюстрации, в том числе для La Revue blanche, — его графика обнаруживает несомненное влияние японской гравюры, покорившей тогда Европу. В конце 1890-х, как он позже писал, Боннар понял, чтó именно он ищет, — он осознал себя прежде все-го живописцем и перешел на большой формат полотен.
Начиная с 1900-х годов Боннар снимал в разных уголках Франции дом с садом и видом на окрестности — в Трувиле, Аркашоне, Верноне… Наконец в 1904 году он открыл для себя Юг — с его особым освещением и пылающими красками. Из Сен-Тропеза, где жил тогда его друг Вюйар, Боннар писал матери: «Я как будто оказался мире «Тысяча и одной ночи»…»
В 1922 году Боннар был очарован городком ЛеКанне (Le Cannet) вблизи Канн; некоторое время проводил там зимы, снимая очередную виллу. Наконец в 1926 году он купил дом, названный им Le Bosquet, где он и его жена Марта проживут оставшуюся жизнь. Мишель Террас, внучатый племянник Боннара, насчитал 283 его картины, написанные в Le Bosquet. Они позволяют нам увидеть интерьеры этого дома и виды, открывающиеся из его окон. Боннар оставил огромное наследство — картины, декоративные панно, гравюры. И.А. Морозов и С.И. Щукин не только собирали картины Боннара, но и заказывали ему декоративные панно для своих особняков. Благодаря им у нас есть «свой» Боннар — в Эрмитаже и в Музее изобразительных искусств в Москве. Впрочем, чтобы понять и полюбить Боннара, надо видеть много его работ разных лет. Теперь Интернет предоставляет нам эту возможность. Известно, что Боннар практически никогда не писал непосредственно с натуры. Он даже говорил, что присутствие модели мешает ему работать. У Боннара были свой метод и своя техника перенесения увиденного на полотно. Много лет каждое утро художник выходил из дома с блокнотом, и в дальнейшем именно эти наброски становились источником его холстов. Так что на полотнах Боннара мы всегда видим мир, существенно преображенный.
Боннар писал пейзажи, интерьеры, обнаженную натуру. Постоянной моделью художника была его жена Марта. Наверное, более десятка полотен — это Марта в ванне и у ванны, столько же или больше — Марта у зеркала; вот она одевается или раздевается, с губкой в руке, с собакой и т.д. Ее силуэт уже стал привычен, а затем становится ясно, что на моей любимой картине «Женщина с собакой» изображена не Марта, и даже не женщина вообще, а прежде всего красная кофта и медный оттенок волос.
Интерьеры зрелого Боннара, как и многие его натюрморты, построены прежде всего на контрасте. Он пишет ярко-голубой кувшин с цветами на оранжево-красном фоне; мимозу в зеленом кувшине на фоне ярко-коричневой стены.
Если смотреть полотна Боннара в хронологическом порядке, то видно, что изображение как бы освобождается от подробностей: цвет становится напряженным и локальным, формы упрощаются до намека.
В интервале между 1927 и 1947 годами Боннар написал около 60 холстов с изображением столовой в его доме с балконным окном, выходящим в сад. Довольно быстро становится понятным, что художника волновало именно соположение оттенков южного неба, цвета скатерти на столе и цвета стен. Условно изображена посуда и фрукты на столе; условно написана и женская фигурка в углу у стены; зато безусловны цвета плоскостей — мир преображен ради чего-то главного для художника.
Собственно, когда мы говорим о мире любого художника, мы так или иначе имеем в виду преображенный мир. Написал ведь Пастернак:
Я подымусь в свой мезонин,
И ночь в оконной раме
Меня наполнит, как кувшин,
Водою и цветами.
Мир Боннара ровно так и устроен.
1. http://trvscience.ru/2014/07/29/ehduar-vyujjar-posle-impressionizma
