сопредседатель Межрегионального профсоюза «Учитель», в 2004–2014 годах сотрудник Института «Коллективное действие»
Недавно в одном из журналов напечатали интервью с Дедом Морозом. Многоопытный артист замечает: за последние годы наши сограждане стали меньше курить и злоупотреблять алкоголем (как минимум 31 декабря), лучше одеваются и следят за здоровьем. То есть по этим параметрам мы (как минимум москвичи) стали ближе к «цивилизованному миру». Однако при этом, в отличие от цивилизованного мира, мы имеем правительство, на которое никак не можем влиять.
Сам по себе временной лаг между моментом, когда граждане уже научились следить за чистотой зубов, и моментом, когда они осознают важность гигиены политического пространства, не является чем-то аномальным. Но почти одновременно с оптимистическими наблюдениями московского Деда Мороза в том же журнале были опубликованы результаты многолетнего Европейского социологического исследования, посвященного ценностным ориентациям жителей европейских стран.
Процитируем авторов: «И Украина и Россия с 2006 по 2012 год двигались в одну сторону — сторону более индивидуалистических ценностей» [1]. При этом в других европейских странах ничего похожего не происходило. Там в большей или меньшей мере ценностные ориентации сдвигались от ценностей самоутверждения к ценностям заботы о людях и природе.
Происходящее хорошо описывается чрез понятие солидарности. В Европе ее всё больше (при всех нюансах), а в России (и Украине) — всё меньше. «Наши общества интенсивно теряют солидарность, доброжелательность, ценности заботы друг о друге, то есть катятся к войне всех против всех», — делают вывод проанализировавшие результаты исследования ученые из ВШЭ.
С этим трудно не согласиться, так же как и со следующим выводом: «…Можно предположить, что обе наши страны (Россия и Украина. — А.Д.) интенсивно ищут основания для солидарности, в том числе и в таких уродливых формах, как крайний национализм». Проще говоря, дефицит подлинной (гуманистической) солидарности российское общество (при активной помощи власти) восполняет солидарностью в ненависти к «иному». Не правда ли, это многое объясняет, причем по обе стороны российско-украинской границы?
Но всё ли так плохо, или есть всё же противоположные тенденции, пусть пока и не такие глобальные и заметные в масштабе массовых опросов? Рискну утверждать, что они есть и связаны не только с ныне почти погасшей волной движения за честные выборы в 2011–2012 годах, но прежде всего с поднимающейся в 2013–2014 годах протестной волной, связанной с урезанием базовых социальных благ.
Первая волна мобилизации в поддержку общедоступности социальных благ, как отмечают исследователи из Института «Коллективное действие» (www.ikd.ru) в своей коллективной монографии «От обывателей к активистам. Зарождающиеся социальные движения в современной России» (М.: Три квадрата, 2010), поднялась в 2004—2005 годах в связи с попыткой правительства отменить льготы для пенсионеров, инвалидов и иных социально уязвимых категорий. Именно тогда большое количество людей, ранее патерналистски настроенных, вдруг осознали, что спасение утопающих — дело самих утопающих. Благо утопающими по милости чиновников оказались почти 100 млн граждан России.
Именно тогда сформировались первые сети общественной солидарности, правда на тот момент оставшиеся практически вне внимания экспертного сообщества, которое упорно не хотело замечать за выступлениями пенсионеров и прочих «нахлебников» не просто протест против урезания жизненных благ, но борьбу за человеческое достоинство (например, как отмечали социологи, в интервью многие пенсионеры указывали, что отмена льготы за проезд выключает их из социальной жизни), сохранение общедоступности базовых благ (здравоохранения, социальной защиты и т.д.).
Добившись определенных уступок и исчерпав психологический и материальный ресурс борьбы, монетизационная протестная волна схлынула, но это не значит, что процессы формирования сетей солидарности прекратились. Как показал второй этап наблюдений сотрудников ИКД, отраженный в книге «Городские движения России в 2009–2012 годах: на пути к политическому» (М.: Новое литературное обозрение, 2013), не имея ресурсов добиться чего-то существенного на федеральном уровне, эти движения сосредоточились на решении локальных проблем. К примеру, неоднократные попытки региональных властей отменить бесплатный проезд для пенсионеров неизменно приводили к массовым протестам. Весьма актуальной была также тема ЖКХ.
Конечно, количество вовлеченных в эти сети людей несколько снизилось, но возникшее однажды чувство сопричастности к сообществу и вера в свои силы уже никогда не исчезали совсем.
Если говорить о новой волне социальных протестов, вновь вышедшей на федеральный уровень, то это, во-первых, протестные акции, связанные с реформой РАН. Митинги сентября 2013 года, формально посвященные проблемам РАН, неизбежно подняли более общие вопросы о будущем российской науки и векторе развития страны в целом, спровоцировав движение солидарности в смежных секторах бюджетной сферы. Не случайно на митинге ученых выступали представители учительского сообщества.
Впрочем, даже вне этого движения солидарности само осознание общности проблем в рамках структур РАН в силу их огромного географического и тематического разброса имело огромное значение. Эта волна тоже со временем ушла с газетных полос и телеэкранов, но не бесследно. Сеть координации институтов, Комиссия общественного контроля в сфере науки осуществляют функцию мониторинга и контроля, и нет сомнений, что в случае обострения реформаторской активности немедленно последует новая мобилизация.
Во-вторых, на наших глазах сейчас поднимается волна, связанная с реформированием здравоохранения и образования. Крупнейший за последние годы митинг в защиту образования 11 октября, митинг «за доступную медицину» 2 ноября и, наконец, общая акция 30 ноября 2014 года, собравшая в Москве и регионах беспрецедентное для акции по социальной теме число участников, показывают, что процесс накопления солидарности (как ценности и солидарного действия — как навыка согласования интересов) идет. И нет никаких причин, по которым он мог бы прерваться, несмотря на то что трудностей на этом пути очень много.
Собственно, у читателя может возникнуть вопрос, а почему я не затрагиваю «болотные» митинги, которые для многих интеллектуалов и олицетворяют «пробуждение» России. Опыт массовой мобилизации в ходе митингов «за честные выборы» в 2011–2012 годах очень интересен. Но, как представляется, без сохранения базовых социальных гарантий требования политических свобод повисают в воздухе, уподобляются телеге, в которую забыли впрячь лошадь. В этом смысле именно подъем борьбы за базовые социальные права (в том числе право творчества на рабочем месте) вкупе с требованием гражданских и политических прав и свобод дает надежду на то, что экипаж наконец поедет. Спорная гипотеза? Осталось немного. Скоро проверим.
1. Руднев М., Вакарюк В., Лейбин В. Братья или чужаки? Базовые ценности разных регионов России и Украины: социологическое исследование «РР» //Русский репортер. 23–30 октября 2014 года. № 41 (369). С. 32–36.