Оригинальный текст интервью Наталье Васильевой, опубликованного 10.09.2019 в газете «Вечерняя Казань» под заголовком «Профессор КФУ сравнил Минобрнауки с похоронным бюро, а университеты — с хосписами» [1].
Развитие науки и образования невозможно без человеческого таланта и академических свобод, создающих необходимые условия для творческого преподавания и научной работы. Без них корпуса и аудитории, заполненные даже самым современным и дорогостоящим оборудованием, не более чем склады приборов, быстро устаревающих и ломающихся и без всякого употребления. И что же делает Минобрнауки России для создания этих необходимых условий?
Отравляет университетскую жизнь бюрократизацией, достигшей сегодня гротескно-чудовищных размеров, парализующей нормальную жизнь вуза и порождающей различные формы лже- и псевдонаук. Грядет эпоха неолысенковщины. В связи с этим удивительно ли, что в России прекратился экономический рост и увеличивается число техногенных аварий?
Всё это результат политики, систематически проводимой Министерством науки и высшего образования РФ на протяжении многих лет. Под звон громко заявленных космизмов, суть которых сводится к обещаниям чудес в ближайшем будущем, происходит деинтеллектуализация страны. Первейшим признаком ее является вытеснение фундаментальной науки и образования в России из всех сфер университетской жизни. Финансовые ресурсы, выделенные на развитие высшего образования и науки России, практически и не касались наиболее принципиальных и системных сторон ни науки, ни образования в российских университетах.
Финансировались в основном технические аспекты, связанные с инфраструктурой: ускоренная закупка дорогостоящего оборудования, переустройство/строительство новых корпусов, создание всевозможных Сколково, иннополисов и прочих полей грядущих чудес. Частично это и может быть вполне полезным, однако без выполнения всех необходимых мер является пустой и преступной тратой денег.
Помимо этого, значительная часть финансов ушла на очевидно пседонаучные и псевдопедагогические предметы: бесчисленные переделки учебных программ, сводящиеся в конечном счете к уменьшению часов на преподавание фундаментальных дисциплин; написанию лишенной всякого практического значения, заметно отнимающей рабочее время и отбивающей всякое желание творческой работы многостраничной макулатуры с постоянно меняющимися названиями, структурами и правилами заполнения (УМК, ФОС, РПД…). Произошел взрывообразный, ничем не оправданный рост управленческого аппарата, пожирающего существенную долю денег, выделенных из госбюджета, на развитие науки и образования. Для оправдания своей важности и нужности этот аппарату страивает регулярные сезонные припадки бюрократической активности, изрыгая разнообразные почины, поприща, судьбоносные инициативы, проверки, тестирования, постоянно совершенствует формы отчетности, угрожает аттестацией и увольнениями…
Социальная значимость всех этих деяний, компетентность их анонимных авторов никогда научно-педагогической общественностью не обсуждались. Всё, идущее из Минобрнауки, в приказном, спешном порядке под угрозой увольнений подлежит немедленному исполнению, так как если бы речь шла о вопросах жизни и смерти как минимум человеческой цивилизации. Второстепенное выдается за главнейшее, причины подменяются следствиями. В результате катастрофическое состояние всей системы высшего университетского образования в России по всем системно важным позициям.
Прежде всего это кадровая катастрофа, порожденная системной неконкурентоспособностью большинства российских университетов. Сегодня подавляющее большинство университетских профессоров, работающих на мировом уровне, — люди пенсионного возраста. Большая часть талантливой молодежи, желающей заниматься наукой и преподаванием, уже работает в западных университетах и лабораториях или ищет такую возможность. Уезжают не все, пока еще можно указать отдельные, находящиеся в сравнительно благоприятных условиях группы. Их, однако, уже недостаточно, и они не являются в существующих условиях университетской жизни «точками роста», а скорее играют роль временных обезболивающих точек, маскирующих реальное состояние дел.
Сегодня размер пенсий профессоров пенсионного возраста 12 000–16 000 рублей. Контракты с ними заключаются ровно на год. Отказ в контракте фактически эквивалентен приговору на нищую и убогую старость. Уехать и найти работу в западных университетах или лабораториях им уже практически невозможно. Реальным итогом многолетней трудовой деятельности оказывается полная зависимость от администрации университетов. Преподаватель пенсионного возраста, таким образом, становится современной разновидностью крепостного раба. Шантажируя увольнениями, администрация их руками способна осуществлять любое безумие. Талантливая молодежь из числа студентов или аспирантов видит и прекрасно понимает реальное положение своих учителей. И естественно, возникают вопросы: «А хочу ли я для себя такого „прекрасного будущего”? Во имя чего мне здесь оставаться? Пока я молод, полон сил и не боюсь конкуренции на мировом уровне, может, мне при первой же возможности уехать из России? Тем более что вся эта история продолжается не год-два года, а, если задуматься, как минимум лет 20…» Процесс распада, таким образом, ускоряется.
Речь также идет об аудиторной нагрузке профессорско-преподавательского состава. В западных университетах в зависимости от общих объемов и способов финансирования (частного или государственного) аудиторная нагрузка профессоров (там все штатные преподаватели считаются профессорами, либо associated professor, либо full professor) варьируется в пределах 4–10 учебных часов в неделю: 2–5 аудиторных занятий по 90 минут, т. е. 110–300 учебных часов в год. Причем аудиторная нагрузка порядка 300 учебных часов в год считается на Западе огромной, как правило, ее имеют профессора практически не занимающиеся научной работой, чья деятельность сводится в основном лишь к обучению студентов сравнительно рутинным предметам. В этом нет ничего случайного, лишь в таких условиях возможно качественное и глубокое обучение сложным современным дисциплинам и полноценная научная деятельность. У нас же подавляющее большинство университетов, за исключением МГУ (возможно, и еще нескольких элитных вузов), никогда и близко не подходили под эти стандарты, как правило, превышая обсуждаемые пределы учебной нагрузки в 2–3 раза. В современной России все отмеченные обстоятельства и их естественные следствия не только сохраняются, но и усиливаются по сравнению с СССР. Причем все это было известно всегда и всем. Однако многочисленные попытки, которые предпринимали многие профессора, всегда гасились администрацией вузов. А речь идет о необратимом исчезновении в России системы университетского образования.
Можно ли спасти ситуацию? Не знаю, но, если и можно, первейшие действия и шаги просты и очевидны.
- Учебная аудиторная нагрузка, как и в западных университетах, должна быть в пределах 4–10 учебных часов (2–5 аудиторных занятия по 1 час 30 минут) в неделю. Без соблюдения этих условий российские университеты системно неконкурентоспособны.
- Пенсия преподавателей, достигших пенсионного возраста, как и в западных университетах, должна составлять порядка 80% их прежней ставки. При этом сохраняется, при соответствующем желании, право ушедших на пенсию профессоров читать учебные курсы, проводить исследования, оставаться консультантом, но теряется право быть руководителем. При пенсиях в 12 000–16 000 рублей подавляющее большинство талантливой молодежи не будет оставатьсяв российских университетах. Университеты превращаются в хосписы.
- Соотношение студент/преподаватель, а соответственно и финансирование университетов, должно определяться в соответствии с числом поступающих на первый курс студентов. Оно не должно зависеть от дальнейшего возможного отсева неуспевающих. Если это правило не соблюдать и финансирование университетов делать пропорциональным количеству фактически обучающихся студентов, то рано или поздно значительная часть студентов перестает прилежно учиться, шантажируя тем, что зарплата преподавателей и само место работы напрямую связаны с количеством обучающихся. De facto это уже давно произошло.
- Преобразовать существующие институты повышения квалификации и стажировки, являющиеся сегодня пустой профанацией, в оплачиваемые через каждые 5 лет творческие отпуска по 3–5 месяцев. Подобное имеет место во всех западных университетах под названием subbaticle, когда профессор сам имеет возможность выбрать себе форму и место повышения квалификации или самообразования.
- Максимально ограничить полномочия Минобрнауки, оставив за ним общие рекомендательные функции.
- Вернуть систему выборов должностных позиций. Максимально сократить управленческий аппарат университетов, отдав ведущую роль Ученым советам. В частности, должность ректора должна быть регулярно переизбираемой, а оклады ректоров и проректоров и прочего университетского начальства не должны превышать более чем в 1,5–2раза средние оклады профессоров.
- Предоставить Ученым советам университетов право самостоятельно формировать и утверждать учебные программы.
Наиль Фаткуллин,
физик-теоретик, профессор ИФ КФУ
Я был немного знаком по работе с Ю.Н. Вавиловым, сыном Н.И. Он рассказывал, что его дядя С.И, который собственно вырастил детей Н.И. после его убийства, как-то заметил, что бороться с Лысенко было невозможно. Просто Лысенко и его покровители были совершенно перпендикулярны науке. Поэтому Н.И. работал до последнего, понимая, что только так можно что-то сделать. По методу Лысенко хотели разгромить и физику, но её спас атомный проект (АП). Существует легенда, что что на вопрос Сталина, можно ли успешно завершить АП без СТО и КМ (т.е. их на полном серьезе пытались запретить, вообразите !!!), Курчатов ответил, что нельзя. Отстали ((
Кстати, Лысенко был окончательно отстранен только после вмешательства лидеров АП.
Статься Резника как никогда актуальна, поскольку сегодня рецидив неолысенковщины в любой отрасли науки очень велик. Это всегда бывает в периоды снижения уровня образованности общества. А сейчас он оставляет желать лучшего ((
Извините, этот пост предназначался другой теме по статье Резника.
Кризис образования в России
Зоркальцев Валерий Иванович, профессор ИНЦ СО РАН
Аннотация. В статье представлены материалы написанные в 2013 году независимо друг от друга двумя авторами, иркутскими профессорами, обеспокоенными сложившийся катастрофичной ситуацией в российском образовании. Первая часть была опубликована в том же 2013 году в одном из Иркутских журналов.
Кадры решаю все!
В начале 20 века Россия была аграрной страной. Так объем промышленного производства на душу населения в России была меньше, чем в США, Англии или Германии примерно в 20 раз, Франции — в 10 раз. Именно промышленная, научно-техническая отсталость России стали причиной поражения России сначала в войне с Японией 2005 года и затем в Первой мировой войне.
Хотя Россия входила в блок стран оказавшимися победителями в Первой мировой войне, подписанный ею мир с Германией, понесенные потери в этой войне фактически означали крупное поражение. Еще большие потери были в Гражданской войне, особенно в промышленности, образовании, науке. В Первую мировую войну Россия потеряла более 4 млн. чел погибшими. В Гражданскую войну, — около 6 млн.убитыми и еще 2 млн эмигрировавших. И это были не отбросы, а цвет российского общества. Промышленное производство и без того экономически отсталой страны сократилось в пять раз.
После революций и войн обрушилась новая беда – голод зимы 1921/22 годов. В поредевших городах голодала пятая часть населения. От этого голода погибло по разным оценкам не менее 3 млн. чел. К бедам населения добавились массовые репрессии, усилившиеся с началом активного «социалистического» преобразования деревни в 29-ом году. «Гладомор», в период ускоренно-репрессивно проводимой «коллективизации» начала 30-х, унес из жизни миллионы людей, и не только на Украине…
И при всех этих бедах СССР смог сначала неожиданно быстро, к 1928 году восстановить экономику. Правда, еще на уровень промышленно отсталой царской России. Хотя становилось все более очевидным, что мир идет к новой большой войне.
Затем, в небывало короткие в мировой истории сроки в СССР осуществлена индустриализация. К началу 40-х годов СССР стал крупнейшей индустриальной державой мира, занимавшей по многим важнейшим показателям промышленного производства первое место в Европе и втрое в мире. Важно, что, наряду с закупками и иными заимствованиями технологий (это, кстати, стандартная практика для всех догоняющих стран), СССР смог перейти к этапу собственных крупных научно-технических разработок, массовому производству новых современных видов продукции.
И это беспримерное в мировой практике индустриальное развитие сопровождалось бурным ростом образования и науки в нашей стране. Иначе не могло быть – массовое высокотехнологичное производство, активное его совершенствование невозможно без формирования большого количества квалифицированных рабочих, высокообразованных инженеров, управленцев всех уровней, без развития научной базы.
Все это оказалось очень своевременным. Мирная пауза была очень небольшой. Ровно через 20 лет после окончания Первой Мировой войны началась Вторая мировая война, еще более жестокая. Ныне некоторые историки на западе рассматривают обе эти войны как единую. На что есть некоторые основания. В частности опять-таки основная часть нагрузки в войне, против охваченной фашистской Германией континентальной Европы, легла на Россию. Причем, — даже более тяжелая нагрузка, чем в Первую мировую.
Так осенью 43 года против англичан в северной Африке действовало 4 немецких и 11 итальянских дивизий. Против СССР действовало 266 дивизий, из которых 73 (более четверти) были не германские. Против СССР активно воевали не только германцы (немцы и австрийцы), но и граждане других стран, объявивших СССР войну (венгры, хорваты, румыны, итальянцы, финны, словаки), и не объявлявших войну (в испанцы, французы и др.).
Во Второй мировой войне, в еще большей степени, чем в Первой, огромную роль играл располагаемый экономический и социальный потенциал государств. Победа СССР в этой войне была бы невозможна без грандиозных достижений в годы довоенных «пятилеток» в создании сильной индустриальной базы, в формировании эффективной системы образования, в научно-техническом развитии страны и в социальном преобразовании всего общества. В период Великой Отечественной войны и подготовки к ней четко проявились преимущества плановой, директивно управляемой экономики.
Конечно же, Вторая мировая война была огромной бедой для нашей страны. И совершенно справедливо для нас она была прежде всего Великой Отечественной войной. Она сопровождалась оккупацией и разрушением территории, где до войны проживало почти половина населения страны, находилось большая часть промышленности и сельского хозяйства. Число погибших в нашей стране , 27 млн. чел., составило примерно половину от погибших во всем мире в эту ужасную войну. К социальным последствиям войны можно добавить огромное количество оставшихся после нее инвалидов (по некоторым оценкам 11 миллионов), одиноких женщин, сирот.
Уже в конце войны, после демонстративных атомных бомбардировок США японских городов, СССР был втянут в новую изнурительную в экономическом отношении «холодную» войну. В необычайно короткие сроки СССР удалось осуществить восстановление разрушенной экономики (и это было сделано, быстрее, чем восстановление также сильно пострадавших от войны экономик Германии и Японии). В короткие сроки были созданы новые наукоемкие, технологически сложные отрасли экономики в том числе атомная промышленность, ракетостроение, радиоэлектроника.
Создание вслед за США атомной бомбы и впервые в мире, водородной бомб не вызвало еще паники за рубежом. У нашей страны не было средств доставки «вероятному противнику» этого грозного оружия. СССР же в это время был просто окружен военными базами с самолетами способными беспрепятственно «доставить» атомные бомбы за считанные минуты в любой наш город..
…
Кризис образования в США
После ярких успехов СССР в космосе в конце 50-х в США наступила шоковая ситуация. Запуски спутников, а затем полеты космонавтов демонстрировали техническое превосходство СССР. Это был удар по американскому самолюбию. Было не понятно, как смогла ранее технически отсталая страна, только что перенесшая колоссальные материальные и людские потери выйти на передовые научно-технические позиции в мире.
Возникла чисто прагматическая для американцев проблема. СССР теперь получил и эффективное средство «доставки» своего атомного оружия. Вскоре американские аналитики пришли к выводу – все дело в передовой для того времени системе образования и науки, сформировавшейся в СССР. Американская программа, созданная в качестве ответа на «вызов Советов» так и называлась «Кризис образования в США». В результате разработки и реализации этой программы США переняли многое от СССР. В частности, это способствовало, например, снятию запрета на преподавание дарвинизма, действовавшего во многих штатах США. Главное, — система образование США стала более демократичной и более прагматичной.
У меня сохранился прекрасный переведенный с «американского» учебник «Популярная физика» (Москва: Мир, 1966), автор которого Дж. Орир начинает свое предисловие к русскому изданию такими словами. «Эта книга, по крайней мере косвенно, обязана своим появлением достижениями Советского Союза, запустившего первый искусственный спутник Земли… . Внезапно многим стало ясно, что высшее образование в Соединенных Штатах находится в неудовлетворительном состоянии».
Одним из достижений СССР являлась созданная система школьного обучения. В 20-х годах прошлого века впервые в мире был поставлен и решен вопрос о полной ликвидации безграмотности в стране. К слову сказать, и поныне даже в очень развитых экономически странах проживает много людей не умеющих читать и писать.
До Великой Отечественной войны была реализована программа ликвидации безграмотности «Ликбез» и было введено обязательное бесплатное начальное образования. Создана система общедоступного семилетнего образования, бесплатного, первоначально, только в городах. В 60-х годах было введено обязательное всеобщее среднее обучение (10- или 11-летние). Сформировалась широкая сеть специального производственного обучения.
Были подготовлены необходимые педагогические кадры, которые пользовались большим уважением в обществе. Это выражалось не только в достойной (относительно уровня жизни того времени) зарплате, но и в таких вроде бы «частностях», как обязательное обеспечение жильем и бесплатно топливом в сельской местности учителей. Можно отметить, что именно учителя составляли ядро не только сельской, но и городской интеллигенции. Были наиболее уважаемыми людьми. Как правило, они все были очень преданы делу обучения и воспитания детей, в том числе через разнообразные «внеклассные» мероприятия.
Активно по всей стране формировалась сеть специализированных средних и высших учебных заведений. – педагогические, медицинские, сельскохозяйственные, политехнические, строительные, железнодорожные, автомобильные, авиационные, экономические, торговые, строительные, торговые и другие специализированные техникумы и институты. Следует теперь особо подчеркнуть, что институты и техникумы разного профиля размещались по территории страны не случайным образом, а в соответствии с потребностями регионов, возможностями и потребностями обучения в них жителей близлежащих территорий.
Кризис нашего образования
К сожалению, давно назревавшая необходимость реформирования многих аспектов жизни в нашей стране пошла сразу с начала 90-х по пути бездумной ломки всего и вся, где надо и где не надо. И все это часто делалось под маркой переноса передового западного опыта. Одной из первых пошла под нож система образования. Работа учителя стала абсолютно непрестижной и крайне низко оплачиваемой. И эта ситуация продолжает сохраняться после многочисленных широко разрекламированных «реформ» по улучшению школьного образования.
Я взял для примера расчетный лист за март и апрель хорошо знакомого учителя с большим 30-ти летним стажем. Он, — глава семейства, в котором двое детей, получает вроде бы и не плохую, по нашим средним меркам, заработную плату – около 35 тыс. рублей в месяц. Увы, это только счет того, что он работает с тройной (!!!) нагрузкой. Это означает, что ему необходимо пять дней в неделю проводить 7 уроков. Вечером проверять кипы тетрадей. Заполнять все возрастающее количество разных отчетных и плановых бумаг. Проводить внеклассные мероприятия.
К этому недавно добавилась и такая, вроде бы небольшая, но дополнительная обязанность – выставлять на сайте поставленные в этот день ученикам оценки, дабы родители, которые почему-то не могут посмотреть тетради и дневник своих чад, могли узнавать об успехах своих детей по интернету. Известно, что уроки в школе – это и колоссальное психическое напряжение. Учителя – это теперь люди пребывающие в постоянном стрессе. А если бы учитель работал с той нагрузской, какая положена, то он бы получал не более 12 тыс. рублей в месяц.
Молодежь, работать в школу не идет. И она держится на учителях советского времени, кому за 50 лет. Уходят, кто куда может, и прежде всего мужчины. Учитель это в основном теперь женская профессия, занятая бабушками, которые постепенно, увы, сходят со сцены. При тройной нагрузке, можно ли ожидать высокого «качества». Причем и учеников и у родителей в полном соответствии с «требованиями времени» формируется все более потребительское, неуважительное отношение к учителю.
Огромный вклад в дело усложнения и без того очень трудной жизни современного учителя вносят чиновники. В том числе региональные. Существуют, например, специальные курсы регулярной переподготовки учителей со сдачей ими экзаменов. А это еще один стресс, из-за нежелания переносить который, некоторые учителя просто ушли из школы. А замены нет.
Чего стоят ЕГЭ. Еще в начале прошлого века известный математики Ф.Клейн, сравнивая системы обучения математикой в разных странах писал о том, что английская система ведет не к стремлению получать базисные знания, а к натаскиванию на прохождение тестов.
Не меньше проблем в Вузах. Также низкая зарплата. Скажем ныне, основная преподавательская сила – доцент, должен уже получать по своей ставки около 30 тыс рублей в месяц. Это после недавно проведенного «резкого» повышения зарплаты. Но это повышение сопровождалось увеличением расчетной нагрузки. в результате чего преподаватели должны были перейти на 0.7 ставки. В итоге доцент получат по-прежнему примерно 20 тыс. в месяц. Кто пожелает при таких условиях идти в аспирантуру, в преподаватели (их зарплата существенно ниже и невысокой доцентской). Опять-таки нужны дополнительные приработки, перегрузки. Не остается времени на занятия по профессиональному росту, по проведению научных исследований (преподаватели Вузов обязаны этим заниматься). Опять стрессы, снижение качества обучения.
И конечно же чиновники, особенно московские, как они могут оставить вузовских работников без возможности написания огромного количества совершенно ненужных бумаг. Например, на близком мне математическом факультете Иркутского университета раньше до начала 90-х все руководство состояло из тех человек — декана, его заместителя и секретаря. Ныне же, так называемый Институт математики экономики и информатики, а по сути тот же математический факультет, имеет уже трех или четырех заместителей директора, нескольких очень загруженных технических работников, а также специальных секретарей на кафедрах и весь этот аппарат занят бумажной, не то что не нужной, а просто мешающей обучению работой.
Вузы регулярно лихорадит от постоянно проходящих аттестаций, аккредитаций, лицензирований, от необходимости составления все новых и новых по форме планов и программ, названия которых не то что запомнить, но и выговорить трудно. Достоверно знаю, что один из иркутских Вузов отвозил в Москву 25 кг. бумаг на аттестацию (это в век безбумажных технологий). И кто же этот объем будет читать? Очевидно и в других вузах положение такое же.
Вузы недоумевают: зачем эти бесконечные отчеты с немыслимым числом разнообразных сведений? А вот, к примеру, родилась как-то внезапно система из небольшого набора случайно выбранных показателей совершенно разного плана, по которым чисто формально стали оценивать – достоин этот ВУЗ, чтобы учить детей дальше или не достоин. Чиновники разных уровней стали активно вмешиваться в назначение руководителей Вузов. Долго мучили Педагогический институт и в конце концов его зачем то присоединили к Университету.
Институт иностранного языка сделали филиалом московского института. Очень мило, но неудобно и не разумно. Зачем-то по второстепенному поводу сняли ректора «политеха» и ввергли этот Вуз в пучину внутренних конфликтов.
Совсем не ладно что-то стало в нашем российском образовании. Сложилось искусственно много проблем и очень низко пало качество обучения. Что теперь «выходит» из наших школ и институтов, какие знания имеют эти выпускники – тема особого разговора.
Часть вторая. Ожидается ли конец реформам в образовании или он наступит с концом самой системы образование
Анатолий Яковлевич Якобсон, професор ИрГУПС
Я, вузовский преподаватель с 35-летним стажем, в том числе 20-летним профессорским, одновременно вот уже 20 лет заведующий кафедрой, утверждаю: идущие в стране реформы высшего образования представляют собой на самом деле борьбу с высшим образованием, направленную на ухудшение его качества и создание невыносимых условий для преподавателей. Собственно, одновременно ведётся борьба и с наукой, и со средним образованием; но я буду говорить преимущественно о той сфере, которую лучше знаю.
Итак, что характеризует наши «реформы»?
1. Отсутствие гласности.
Вот уже полтора десятка лет преподавательское сообщество, а вместе с ним и весь народ, терпеливо ждут, что ещё придумают чиновники.
Между тем, реформирование образования принципиально отличается от реформирования, скажем, вооружённых сил. Оборона – дело специалистов, все остальные заинтересованы в том, чтобы была обеспечена безопасность общества, но как этого добиться, не знают и не должны знать. Кроме того, простых людей волнует, конечно, сколько лет и в каких условиях будут служить их дети и внуки; но они понимают, что определять это не им, а опять-таки специалистам. Добавим, что вооружённые силы – система строго иерархическая и очень часто информационно закрытая.
Образование же волнует практически всех.
Во-первых, работников образования, притом что образование – система ограниченно иерархическая, немыслимая без демократического взаимодействия всех уровней, без обсуждений, без уважения начальников к подчинённым и к их мнениям. Если не все, то многие работники образования в областях, подвергающихся реформированию, не менее, а более компетентны, чем чиновники; задача последних очень скромна – помогать профессорско-преподавательскому корпусу, организовывать его работу, но при этом сохранять пиетет к людям, которые как раз и делают основное дело в сфере образования (именно так я понимаю и свою собственную деятельность в качестве администратора).
Во-вторых, образование волнует учащихся (по чиновничьей терминологии, «обучающихся») и их родителей. А это не солдаты, обязанные служить и выполнять приказы. Это потребители – в рыночном обществе главные люди.
Образование волнует также работодателей, которые тоже могут рассматриваться как потребители. А также всех, кому придётся иметь дело с врачами, учителями, экономистами, журналистами и другими выпускниками образовательной системы.
Иными словами, всё общество.
Но реформаторам на это наплевать. Они не собираются считаться с обществом и даже с профессурой. Они не собираются даже снисходить до информирования общественности. Они считают себя выше этого.
2. В реформе образования отсутствует (или тщательно скрывается) чёткая концепция. Ради чего всё это делается?
Я вижу только одну концепцию, которая заслуживала бы уважения: реформа должна проводится для кардинального повышения качества образования, для достижения конкурентоспособности в этой сфере с самыми передовыми странами мира. Чтобы рейтинги российских университетов, и не двух, а как минимум десятка, оказались в первой мировой сотне, а первых двух – хотя бы в первых двух десятках. Чтобы не только на наших специалистов был спрос в развитых странах, не исключая США, но и их студенты рвались бы получить наше образование, лихорадочно изучая для этого русский язык, а учёные из этих стран считали бы за честь работать в университетах России. Чтобы Нобелевские премии приходили к нам чаще, чем раз в 10 лет.
Я уверен, что мои коллеги в подавляющем большинстве стремятся к тому же и готовы ради этого работать.
Но ведь ничего подобного мы от наших чиновников не слышим.
Не очень внятно говорится о вхождении в Болонскую систему. Идея хорошая. Но как-то не верится, что всё, что происходит в высшем образовании, направлено на достаточно скромные задачи унификации.
В преподавательском сообществе широко распространено мнение, что реформирование не просто не способствует повышению качества образования, а прямо направлено против этого. Данное мнение имеет две модификации. Одни считают, что столичные чиновники поставили задачу уничтожить, а точнее, сделать второсортным образование на периферии, сосредоточив всё элитарное в центре. Другие видят вообще заговор с целью превратить Россию в сырьевой придаток Западного мира, для чего потребуются лишь узкие специалисты по обслуживанию добычи и транспортировки нефти и прочего.
Лично я вторую модификацию отвергаю, да и в первой сомневаюсь. Но звучат эти мнения именно как концепции, которым официальные органы ничего не противопоставляют.
3. Чиновники ещё в 90-е годы решили, что в России слишком много вузов, слишком много людей с учёными степенями и вообще слишком много умных. С тех пор они постоянно терроризируют академическое сообщество, угрожая ликвидировать «неэффективные» вузы, да, собственно и не обязательно неэффективные. В последнее время эти угрозы начали, наконец, приводить в жизнь. Начались ничем не обоснованные слияния вузов – и не только периферийных, но и столичных. О чём говорить – слиты прославленные и бесспорно эффективные МАИ и МАТИ, питерские Финэк и Инжэкон… Другим, пока не ликвидированным, не дают жить спокойно, не дают осуществлять какую-никакую стратегию – над всеми навис дамоклов меч.
Где-то в кабинетах власти обсуждают идею «опорных» вузов. Преподавательская среда полнится слухами: оставят по одному вузу (чиновники требуют, чтобы мы писали не «вузы», а какую-то абракадабру вроде «ФГБОУ ВПО») на субъект федерации, во всех остальных закроют магистратуру и, тем более, аспирантуру, а то и сами вузы ликвидируют, а возможно, оставят, но в ранге колледжей, а пост проректора по науке отменят… Снова дамоклов меч!
Экономия? Несчастное то государство, которое экономит на образовании. Конечно, госбюджет распределяется не в минобрнауки, а на более высоких уровнях. Ну что ж, и на этих уровнях невредно бы понять, что слава России не в военных авантюрах, а именно в образовании и науке.
Параллельно не дают спокойно жить диссертационным советам – важной составляющей той же системы. Ни один совет не может быть уверен, что будет существовать через полгода. И закрывают их не за дело – скажем, за принудительное и противозаконное взимание денег с диссертантов, на это как раз не обращают внимания, а просто так.
Бог бы с ними, с советами самими по себе – тем самым терроризируют аспирантов, собирающихся защищать диссертации! А ведь процесс «остепенения» – это то, без чего немыслимы наука и высшее образование. Для людей же, избравших науку своей профессией, защита диссертаций – столь же необходимый шаг, как для профессиональных военных повышение в звании.
4. Перемены ради перемен
…Это было примерно в 2000 г. На научной конференции я встретил работника министерства образования. И задал ему вопрос, который меня очень интересовал. В то время много писали о необходимости перехода к 12-летнему среднему образованию – дескать, «во всём мире» так. Я хотел понять – чем же содержательно отличается 12-летнее образование, чему дополнительно собираются учить школьников, чего не успевают за 11 лет: второму иностранному языку, плаванию, игре на фортепьяно или на гитаре, танцам, первой медицинской помощи, психологии, логике… Об этом я и спросил чиновника, безо всякой задней мысли. И услышал обиженный ответ: «А вы что же, хотите, чтобы ничего не менялось!»
Да, чёрт возьми, хочу! Хочу, чтобы ничего не менялось без надобности! Если есть проблема, если что-то не так, как надо – да, надо что-то менять. Но сначала надо это обосновать! Обосновать наличием проблемы.
Я убеждён, что изначально следовало исходить из того, что наследство, доставшееся российскому высшему образованию от советской системы, было системой, хотя и не самой лучшей в мире, но далеко не самой худшей, вполне конкурентоспособной.
Далее, закономерны вопросы: в чём именно мы не лучшие, что у нас не так, чего не хватает? Вот что лежит на поверхности – советское образование, особенно гуманитарное, было слишком заидеологизировано. Ну и надо это менять. Но, разумеется, не так, чтобы заменить одну идеологию – коммунистическую – другой, скажем, – православной. Заставь чиновника богу молится он и лоб расшибет.
Второе – традиционная система состоит из одной ступени – как правило, пятилетнее образование. Не все, кстати, считают, что это плохо. Тем, кто так считает, следовало бы прежде всего убедить остальных (но я уже говорил, что чиновники вообще считают себя выше этого); но если доказано – то именно этим и следует заняться.
Третье. Советская система была забюрократизирована, чересчур стандартизирована и унифицирована. В Европе, в США студенты сами выбирают, какие дисциплины слушать и в каком порядке, они переходят из университета в университет, чтобы поучиться у известных профессоров… Потому что лекции профессора А строго индивидуальны, отличны от лекций профессора В. Там нет ФГОСов и прочей чепухи. Вот этому давайте поучимся!
И, конечно, наш позор – люди с высшим образованием спрашивают друг друга: «Ты какой язык учил?» Именно учил, а не какой знаешь, каким владеешь. В Европе по-английски свободно говорят пусть не все, но в академической среде, в бизнес-среде, в сфере обслуживания – все! Семимильными шагами движутся к тому же страны Азии. Ну и что предполагается делать в этом направлении? А ничего! Меняются стандарты, увеличивается количество часов на физкультуру, но не на язык. И это при постоянных ссылках на Болонскую систему, на необходимость обеспечить «обучающимся» возможность переходить из университета в университет.
А менять, просто чтобы что-то менять, пытаясь обосновать собственную нужность…
Вот последний пример, самый безобидный. В студенческих зачётных книжках столбец с фамилией экзаменатора сделали последним, а не 3-м, как раньше. Ничего страшного, можно и так, но зачем? А ведь кто-то это придумал! Какое ценное новшество приобрела система высшего российского образования!!
Но вот гораздо страшнее. Постоянно пересматриваемые стандарты, всё новые формы программ, последнее нововведение – «фонд оценочных средств». Что, пока его не было, не умели преподаватели оценивать знания студентов? Что, 3-е поколение стандартов чем-то плохо, что его потребовалось заменить на «3+» и обещать, что вот-вот появится 4-е? И преподаватели вновь и вновь переписывают учебные программы, вместо того чтобы заниматься наукой, писать статьи, книги, учебники, расширять свой кругозор, то есть делать то, чего чиновники министерства не умеют – а иначе чего бы они согласились поменять прекрасный творческий труд Учителя на работу с бумажками – и что они не уважают.
Далее. Велено теперь заменить в названиях организаций понятие «высшее профессиональное образование» на «высшее образование». Соответственно переделать документы, бланки, печати. Вообще-то логично: высшее образование, в отличие от среднего, только профессиональным и бывает (а раньше этого не знали?). Но, если уж стараться быть логичными и избегать тавтологии, то следует признать таковой также слова «образовательное учреждение» и «высшего образования» – всё это определяется уже словом «университет» в названии вуза. Так что ничего страшного бы не случилось, если бы продолжали использовать аббревиатуру «ВПО». Но, когда доходит до таких непринципиальных вопросов, чиновникам не жалко никаких затрат – пусть парализуется работа вузов, пусть тратится в огромных объемах бумага, время людей — плевать на всё, на этом мы не экономим!
А вот проклятие всех преподавателей – так называемые компетенции. Мы все получили высшее образование, многие в блестящих вузах, а пусть и в скромных областных пединститутах. Плохо нас учили? Ничего не ведая о каких-то компетенциях! Лично я закончил МГУ, слушал лекции учёных с мировыми именами – объясните мне сначала, чего мне недодали?
Ведь очевидно, что нормальный преподаватель в этих компетенциях не нуждается, он без них понимает, чему учить в курсе, который называется, например, «история», «информатика» или «бухучёт»; а более-менее продвинутый, нерядовой преподаватель прекрасно понимает, какие дисциплины нужны в учебном плане, чтобы подготовить геолога, инженера-металлурга или менеджера по качеству, куда вставить эти самые историю, информатику или бухучёт.
Так же, как понимают это работодатели (на которых иногда ссылаются) – они не с Луны свалились, а сами вышли из этой же образовательной системы и знают, какие нужны их будущим работникам знания, какие предметы они должны изучить.
А потом садятся профессора, доценты и старшие преподаватели, придумывают, как расписать содержание учебного плана по идиотским «компетенциям». Чтобы угодить чиновникам из контролирующих организаций.
5. О, этот контроль! По мнению чиновника, если бездельников-преподавателей не контролировать на каждом шагу, всё обрушится. А как контролировать, если сам в этом ничего не понимаешь? Вот для этого и придумываются компетенции, «шахтинские» таблицы и т.п.: чтобы, не разбираясь в сути дела, выявить неисполнение и наказать.
В «Одном дне Ивана Денисовича» показано, как заключённые на новой стройплощадке первым делом вбивают колья и натягивают колючую проволоку – чтобы их же было легче сторожить. Вот в этом и заключается истинный смысл компетенций и прочего: давайте, бездельники, не отвлекайтесь на подготовку к лекциям и семинарам – всё равно оценить качество этих лекций и семинаров нам не под силу, а придумывайте, высасывайте из пальца компетенции, расписывайте по ним содержание дисциплины, экзаменационные вопросы, учебную литературу, всё-всё-всё, а мы потом придём, проверим, всё ли там в порядке, и обязательно на чём-нибудь вас поймаем, а потом суд, лишение аккредитации, закрытие вашего ФГБОУ…
На это нашего убогого интеллекта хватит!
6. Спешка и отсутствие адаптации
Хорошо, допустим, пришли к выводу, что необходимо что-то новое. Так подготовьте это тщательно, опробуйте, обсудите, примите решение, доведите его до исполнителей и скомандуйте: со следующего учебного года переходим на новые рельсы, полгода вам на подготовку… Так ведь нет, документы ещё не утверждены, а внедрять нововведение приказано немедленно. Так было, в частности, с переходом на бакалавриат. Как будто что-то пострадало бы, если бы ещё год поработали по старой системе.
То же самое – с так называемым прикладным бакалавриатом.
Вот подумалось – в нашем университете (думаю, что и в других) учебный отдел требует, чтобы все предложения по изменению учебных планов вносились до Нового года. Вполне логично: работникам учебного отдела нужно время, чтобы обдумать эти изменения, внести их в планы, сформировать нагрузку, а затем и распределить её – и с 1-го сентября учимся по-новому. А не успел к концу декабря, дотянул до марта-апреля – значит, опоздал, ближайший год всё будет по-старому.
А вот как внедряется тот же стандарт 3+: сегодня утвердили, значит, всё должно быть по-новому со вчерашнего дня. Иначе – наказание.
Но любые серьёзные перемены должны ещё учитывать тот неизбежный факт, что новое накладывается на старое. Когда принимается новая Конституция (а мы пережили такое не один раз), она обязательно содержит раздел «Переходные положения». Наши реформаторы этим не заморачиваются.
Вот самый разительный пример. Вводится – ещё с 90-х годов – вместо одноступенчатой подготовки специалистов, двухступенчатая система: бакалавриат и магистратура. Между тем, все граждане страны, имеющие высшее образование, исключая сравнительно немногочисленных кандидатов и докторов наук, являлись на тот момент именно специалистами, их выпуск продолжался и продолжается даже сейчас. Каково их правовое положение? Каким оно будет через 20 лет, когда выпускаться будут только бакалавры и магистры, но на рынке труда останутся миллионы специалистов? Нет ответа, нет его и в новом Законе об образовании (Закон принят Думой, но всем понятно, кто его сочинял).
А техникумы и колледжи? Играющие огромную роль в нашей системе образования, но не очень развитые в других странах?
А аспирантура? По-западному, докторантура? На Западе она заканчивается защитой диссертации в том же университете. У нас защита – по-прежнему функция специализированных советов, которых не так много и к которым предъявляются всё более строгие требования, а аспирантура, смысл которой исключительно в подготовке диссертации, теперь объявлена, как на Западе, ступенью образования, но от защиты оторвана.
7. Личность преподавателя – вот чего не хотят видеть горе-реформаторы. Им не нужны те легендарные профессора, на лекции которых ломились студенты из соседних институтов. Ведь эти профессора никогда бы не смогли сформулировать, что именно должен знать, уметь и чем владеть студент после их дисциплины, да ещё и на минимальном, стандартном, ещё каком-то уровне, к каким компетенциям это относится. У серьезных преподавателей нет время, нет желания заниматься такими глупостями. А реформаторам не нужны такие профессора, им нужна стандартная серость.
Отсюда и требование максимальной стандартизации учебных программ. Предполагается, что каждый новый преподаватель дисциплины должен сообразовываться во всём с тем, что предусмотрел другой преподаватель, разработавший программу. А ведь даже молодой преподаватель должен быть самостоятельной личностью! Он должен разработать свою программу, по-своему читать лекции, по-своему планировать и проводить семинары. И если предмет ведут одновременно в разных потоках и группах разные преподаватели, каждый должен вести по-своему! Да, в рамках некоторых обязательных требований, разработанных как «сверху» (то есть авторитетными преподавателями авторитетных вузов), так и в данном университете. Но эти требования должны быть минимальными, и минимальным должен быть объём самих программ как официальных документов.
8. Отдельно – о новейшем идиотизме. Извините, более мягкое слово подобрать невозможно.
Только что потребовали, чтобы учебные планы утверждались и подписывались, наряду с руководителями вуза, факультета, выпускающей кафедры, РАБОТОДАТЕЛЕМ!!!
Вдумайтесь только – кто такой работодатель? Это организация, где будут – по крайней мере, в начале своей карьеры – работать выпускники. Любому нормальному человеку известно, что, прежде всего, таких организаций всегда бывает более одной.
И, как правило, все они никакими формальными отношениями не связаны с вузом. (Конечно, выпускники военных вузов поступают в распоряжение министерства обороны, медицинских – минздрава (но далеко не всегда), а железнодорожных – ОАО «РЖД», (хотя и это всё менее бязательное событие). Но что же, расписываться должен министр или президент ОАО?). Работодатель – не должность. Сегодня я работодатель, а завтра я потребность в молодых специалистах уже удовлетворил. Или вообще моя организация уже ликвидирована.
Но есть ещё один аспект – я об этом уже говорил. Работодатель не скован ни стандартами, ни даже общей логикой образования. Ему, скорее всего, совершенно не нужно, чтобы его сотрудники знали философию, культурологию и другие общеобразовательные дисциплины. Что если он заартачится и откажется подписывать план, их содержащий?
Словом, если предыдущие замечания связаны с некомпетентностью чиновников в образовательном процессе, то здесь речь идёт о том, что они и в межорганизационных отношениях ни черта не понимают.
ТАК ДОКОЛЕ ЖЕ ИМ БУДЕТ ПОЗВОЛЕНО НАД НАМИ ИЗДЕВАТЬСЯ?