Подходит к концу год, и в разных странах разные институции называют «слово года» — слово, которое в этом году было особенно на слуху и в котором отразился век — то есть год.
В каком-то смысле этот год не очень интересен: слишком он был полон «судьбоносными» событиями, о которых, естественно, много говорили. Поэтому можно ожидать, что слова этого года в разных странах будут связаны с пандемией, а в нашей стране — еще и с ревизией Конституции и фокусом обнуления. Пока так и происходит: британский словарь Collins назвал словом 2020 года локдаун (ограничительные меры на поездки, социальное взаимодействие и доступ к общественным местам). Самоизоляция и обнуление стали словами года по версии Института русского языка имени Пушкина, который также отмечает, что популярными словами в 2020 году стали голосование, карантин, коронавирус, поправки и удаленка.
Мы видим, что всё это не совсем про язык — то есть про язык, конечно, но лишь в той мере, в которой он, как теперь говорят, зеркалит жизнь. Это заслоняет более тонкие и глубокие процессы, которые идут в языке.
А между тем сейчас как раз происходит важный, хотя и не очень заметный сдвиг.
В конце 2018-го я говорила, тоже по поводу «слова года», что в последнее время на передний план выходят новые слова и значения, связанные с психотравмой и психологической защитой, — такие как токсичный (токсичные родители, токсичные отношения), газлайтить (от названия старого фильма «Газовый свет», в котором муж намеренно сводил жену с ума, заставляя ее поверить в собственную неадекватность), триггерить и триггернуть (то есть зацепить, послужить спусковым крючком для эмоции — Меня так триггернуло…), хейтить, обесценить, буллинг (и травля в новом, специфическом значении) и т. п. Вы обесцениваете мою травму! Давай проговорим твою травму — такая домашняя психотерапия.
Это общемировая тенденция (слова toxic и gaslight в 2018-м входили и в английские списки слов года), а термин поколение снежинок (snowflake generation), то есть особо ранимых и чувствительных людей, Collins и Financial Times признали словом года в 2016-м. Но в русском языке это происходит стремительно, прямо на наших глазах, а к тому же накладывается на особое внимание русской культуры к тонкостям человеческих отношений и разного рода «обидам».
Всё это остается очень актуальным, даже набирает обороты, однако сквозь эту моду уже прорастает другая, где ключевую роль играет не идея защиты от боли, а идея правоты и правильности. Например, страшно преуспело слово этичный. Поздравляем тех, кто живет этично, — я даже не сразу сообразила, что это поздравление с днем вегана (веганы не едят ни мяса, ни рыбы, ни молока; ни даже меда, поскольку это эксплуатация пчел). Этичная бытовая химия, как и этичная косметика, — натуральная, не включает животных жиров и не тестируется на животных. Здесь важно для нас то, что веганы, экоактивисты и зеровейстеры (Zero-waste — ноль отходов) концептуализуют свои установки в терминах этичности, представляя соответствующие способы поведения как социально одобряемые.
Конечно, представление о правильности не исчерпывается экологией и идеей разумного потребления. Так, очень характерное слово нашей с вами современности — заканселить (чаще, кажется, произносится как закэнселить) — то есть отменить, стереть. Яркий пример канселинга — история, которая случилась с Джоан Роулинг. Она имела неосторожность высказаться в том смысле, что полов бывает только два, и ее обвинили в трансфобии. Началось бешеное шельмование в интернете, призывы не покупать и не читать книг о Гарри Поттере, а в радикальном варианте — даже сжигать эти книги. В такой ситуации предполагается, что человек должен покаяться, принести извинения трансгендерным людям (или другой группе, которая почувствовала себя оскорбленной) и пожертвовать круглую сумму в какой-нибудь профильный фонд. Тогда общество его, может быть, простит. Так поступили проштрафившиеся Скарлетт Йоханссон и телеведущая Регина Тодоренко — и были почти прощены.
В канселинге важна вот эта идея: ты вычеркнут, ты стерт, тебя нет и не было никогда, и книг твоих не существует. Можно сказать, что ранний случай канселинга наблюдался после восстания 14 декабря 1825 года на Сенатской площади, когда из галереи героев войны 1812 года в Зимнем дворце были удалены портреты декабристов. Только раньше вычеркивание и вымарывание производилось тихо, а теперь канселят как можно демонстративнее.
Подчеркну, речь не о том, хорошо или плохо подвергать кого-то обструкции. Например, бойкотировать кафе, которое закрывает двери перед спасающимися от ОМОНа протестующими, а потом подает иск к ним о возмещении упущенной из-за закрытия выгоды, — по мне, так очень хорошо и правильно. Тут снова речь о концептуализации.
Кстати, вот я использовала слова остракизм, бойкот и обструкция, и пурист может сказать: ну вот, зачем же еще нужно заканселить, слов и так достаточно. Но ведь заканселить не просто обозначает некоторое действие — оно отсылает к определенному кругу представлений эпохи политкорректности, с которыми связана вся cancel-culture, и канселингу подвергают за вполне определенные прегрешения (например, расизм, гомофобию, сексизм, аутинг — обнародование интимной информации о человеке, который сам не собирался совершать каминг-аут).
Обратим внимание, что словá травля (из психологического репертуара) и канселинг (из условно этического) вполне могут описывать одну и ту же ситуацию. Просто в эти слова встроена разная оптика. Травля предполагает эмпатию к страдающему, к тому, кто подвергся травле, и вопрос о том, не дал ли он сам повод к такому обращению, не ставится (если поставить такой вопрос, это уже будет виктим-блейминг — обвинение жертвы, надевшей короткую юбку). Кансел-культура ставит во главу угла тезис, что человек (обычно звезда, инфлюенсер) сделал или сказал что-то неправильно — именно за это он «отменяется». Здесь уже не ставится вопрос, не страдает ли этот человек от такого обращения; впрочем, если страдает, то это хорошо — нечего было говорить или делать неправильное. Противоречия здесь может и не усматриваться. Зная, как надо, и будучи готовым заканселить того, кто поступил неправильно, человек при этом не отказывается от своей лелеемой ранимости.
Два дискурса существуют одновременно, и трудно их упорядочить во времени. Частота модного слова нередко даже увеличивается после того, как слово проходит свой пик значимости, входит в язык и его начинают массово и часто не по делу употреблять обычные носители языка, а не только те, кто находится на переднем крае битвы идей. И всё же, если постоянно наблюдать за жизнью языка, сдвиг центра тяжести с чувствительности на правоту заметить можно.
Есть модное слово — причем из самых модных, — которое одинаково органично существует и в психологических, и в «этических» контекстах, но в немного разном смысле. Это слово осознанный. Термин осознанность попал в обиходную речь из психологии, где он означает непрерывное отслеживание текущих переживаний, состояние, в котором субъект сосредоточивается на переживании настоящего момента, не отвлекаясь на рефлексию о прошлом и будущем. Это понятие лежит в основе различных практик, которые помогают жить, получая от жизни удовольствие. Однако, например, осознанное родительство — это несколько про другое, а если обратиться к публикациям в интернете с названиями типа «Как начать жить осознанно?», мы увидим, что очень часто и они о другом: например, об осознанном потреблении (не покупать лишнего, чтобы не перегружать окружающую среду и экономить ресурсы; отдавать нуждающимся или хотя бы продавать ненужные вещи, есть этичную еду и пользоваться этичной косметикой) — и вообще о том, как построить свою жизнь разумно, рационально, без лишней показухи и не слишком вредным для мира способом.
Не вдаваясь в обсуждение всех возможных вариантов и оттенков смысла слова осознанный, отметим, что оно вытеснило из многих контекстов слово сознательный. Например, теперь говорят осознанный человек, а не сознательный человек. Видимо, так стали говорить потому, что слово сознательный слишком ассоциировалось с верностью коммунистической идеологии, что мешало восприятию его в психологическом значении.
Заметим, что такая же идеологизация значения произошла и с украинским словом: свiдомi (от польск. Świadomi — «сознательные») закрепилось за украинскими националистами, а потом слово свидомые пришло в российскую антиукраинскую риторику как уничижительное название украинца.
Впрочем, наблюдая за современными употреблениями слова осознанный, можно заметить, что и у него есть все шансы закрепиться (не в специальном психологическом употреблении, а в обиходном, разумеется) за определенной идеологией, только другой.
Ирина Левонтина
К словам «бешеное шельмование» тоже можно лингвистический комментарий написать, между прочим (какой тип эмоциональной оценочности они выражают и с каким речевым стилем ассоциируются). Например, абсолютный пик частотности существительного «шельмование» приходится на 1920 г., а второй по высоте — на 1988 г. (проверяла свою гипотезу о популярности этого слова в перестройку, она подтвердилась). То есть на времена острых общественных дискуссий по поводу ценностей прошлого. Симптоматично, что ж.