Моя дежурная адъютантэсса, —
Принцесса Юния де Виантро, —
Вмолнилась в комнату бодрей экспресса,
И доложила мне, смеясь остро…
И. Северянин
Недавно одно издание так обозначило известного адвоката и правозащитницу: «адвокатка С. сообщает…». Это возмутило выпускающего редактора нашей газеты: надо было спросить, согласна ли обозначаемая называться в прессе именно так. А не адвокатом или адвокатессой, или адвокатшей. Сама С. скромно пояснила, что предпочитает обозначение «адвокат».
Интересно, что больше столетия назад, еще до революции, когда женщин-адвокатов было крайне мало, и даже еще раньше, когда они только боролись за допуск к адвокатской деятельности, назывались эти женщины исключительно феминитивами. Женщина-адвокат — в начале XX века уникальное явление, диковина, невиданное дело! Не «мужским» же словом его называть! Характерно поправляет себя корреспондент «Петербургской газеты» в 1912 году «…охотнее всего француженки идут в адвокаты, или вернее — в адвокатессы».
Такая речевая ситуация прошлого наверняка удивит всех, кто думает, что феминитивы к слову адвокат — странные новообразования.
Вообще, когда занимаешься феминитивами, становится ясно: если то или иное занятие существовало «до исторического материализма», то надо всегда проверять, не завелся ли в свое время и соответствующий феминитив, хоть в какой-то узкой сфере или вообще для метафорического использования. Например, монастырские должностные лица казначея и келарея, «крестьянка-философка» (то есть умная) и докторша, «целительница» в приключенческой прозе XVIII века; агрономка, то есть помещица, изучившая и применяющая на своих полях труды по агрономии…
Доступа к юридической деятельности, в отличие от некоторых других ее видов (искусство, образование), женщины добивались долго, и не только в России. Первый (по доступным источникам) феминитив к слову «адвокат», употребленный в отношении реальной работы адвокатом, встречается еще в 1893 году в статье о положении итальянских женщин в журнале «Северный вестник» [1]. В статье рассказывается об итальянке, получившей юридическое образование, блестяще сдавшей необходимые экзамены и ставшей доктором права, но не допущенной к практике. На основании того, пересказывает автор решение Туринской апелляционной палаты, что… «суд мог бы подвергаться клевете, обвинениям в пристрастном решении дел, которые защищала хорошенькая адвокатесса».
Адвокатесса! Этот феминитив нечасто, но регулярно используется с нулевых годов XX века при описании как российских, так и зарубежных реалий:
«Одна из наших первых „адвокатесс”, Мария М. Гиршман, подала в комиссию по составлению проекта судебной реформы Государственной Думы докладную записку. В ней она рассказывает, как ей судебная палата отказала в зачислении в сословие адвокатов, и просит комиссию “взять на себя великодушный почин в проведении закона, который бы категорически признал за женщиной право на занятие адвокатурой во всех ее легальных формах”» (газета «Русское слово», 1908).
«Феминизм всё сильнее распускает во Франции свои корни… …образовался особый женский адвокатский кружок… Во главе этого общества стоят две наиболее известные в Париже адвокатессы: Милль Обье и наша соотечественница, г-жа Миропольская. Вновь возникшее общество берет на себя бесплатную защиту бедных клиенток» («Петербургская газета», 1912).
Всего дореволюционных примеров нашлось чуть больше десятка. Слово вполне нейтрально, даже книжно, употреблялось на заседаниях Государственной Думы. Но интересно, что стенографический отчет заседания Государственного Совета за 1913 год сохранил чье-то возмущение «порчей языка», причем не по факту феминитива, а по факту неправильного словообразования: «словопроизводственный уродец».
В чем дело? В суффиксе. Но ведь феминитивы на –есса в русском языке были? Конечно, с ранней Петровской эпохи. В 1705–1706 годах фиксируются принцесса, метресса «любовница», душесса «жена дюка; герцогиня, княгиня». В XIX веке поэтесса, патронесса. Но все это заимствования, в основном галлицизмы. Автор возмущается именно тем, что адвокатесса — «даже и не перевод с французского». Так что, похоже, это самое раннее живое свидетельство породнения суффикса –есса с русским языком.
В советское время, когда, с одной стороны, женщины-адвокаты стали обычным явлением, а с другой — адвокат перестал быть публичной фигурой, этот феминитив используется крайне редко, например, в отношении иностранки: «Справа за роялем миссис Лунд, в прошлом одна из самых многообещающих лондонских адвокатесс, а ныне личный секретарь миллиардера» («Комсомольская правда», 1964). Академическая грамматика-80 отмечает его существование с пометой (разг.) наряду с другими словами на –есса — поэтесса, стюардесса, клоунесса.
В языке эмигрантов феминитивы, видимо, вообще сохранялись лучше. В воспоминаниях Евгения Тизенгольда «Без родины» можно прочесть: «…Моя адвокатесса была одной из представительниц той “славной плеяды, которая на своем знамени смело начертала — дорогу эмансипированной женщине”» (Рига, 1930).
В постсоветское время адвокат снова становится публичной, «говорящей» персоной, и частота употребления слова адвокатесса в СМИ и прозе заметно растет. Уже без всякой связи с феминизмом, эмансипацией и т. д. (женщина-адвокат сейчас рутина), а скорее, чтобы удовлетворить «грамматическую нужду в феминитиве», когда он необходим.
«По словам адвокатессы Елены Липцер, оба жалуются на нарушение двух статей Европейской конвенции по правам человека — 3-й, гарантирующей право не подвергаться бесчеловечному и унижающему достоинство обращению, и 5-й, гарантирующей свободу и личную неприкосновенность» («Труд-7», 2005).
Поэтому закономерно появление феминитива в «Русском орфографическом словаре» под ред. В. В. Лопатина за 2012 год: АДВОКАТ, -а, м. (…) ж. адвокатесса [тэ], -ы (разг.).
Ну, а слово «адвокатка»? Интересно, что оно… еще старше! Это слово употребляет Евдокия Ростопчина в остросюжетной повести из итальянской жизни «Палаццо «Форли»» в 1854 году. Середина XIX века! Но, конечно, речь в ней не идет о женщине-адвокате. «Адвокаткой» в переносном смысле писательница называет девушку, отважно и хитроумно защищающую перед мужчинами свою подругу.
Спустя десятилетия, в 1913 году, дочь Ф. М. Достоевского Любовь Фёдоровна публикует роман «Адвокатка», где героиня по имени Алекс после краха семейной жизни едет в Париж, где на юридический факультет принимают женщин, и увлекается адвокатской практикой.
Но этот феминитив не закрепился в русском языке вовсе. Дальше еще лишь один эмигрантский контекст — воспоминания Нины Берберовой «Курсив мой» (1960–1966): «…у адвокаток такие умные глаза, такие очаровательные задумчивые улыбки, они как стрекозы над озером», — да всего один советский за 1972 год, повесть Ады Левиной «Койка в углу».
А вот адвокатша нет-нет да и мелькнет в современных детективах. При этом само слово гораздо моложе и впервые появляется в дневнике К. И. Чуковского за 1968 год, где он пишет, что «адвокатши» диссидентов — «истинные героини, губящие свою карьеру».
Есть несколько свидетельств того, что в закрытом и неизвестном публике жаргоне юристов феминитивы употреблялись в течение советского времени и употребляются сейчас. «Адвокатесса и адвокатша — говорят. Но на письме — адвокат. Полицейская и полицейский, пристав и приставша, дознаватель — дознавательница, оценщик — оценщица. По отраслям права (так называют преподавателей соответствующих дисциплин и узких спецов, практикующих в определенной сфере): процессуалист — процессуалистка, уголовщик — уголовщица, арбитражник — арбитражница».
Разнообразие феминитивов к слову «адвокат» демонстрирует характерную черту образования женских коррелятов к некоторым названиям профессий, занятий, статусов, у которых нет четкого показателя деятеля — суффикса, такого, как –тель, -ник, -щик, -ист.
Если такой суффикс есть, феминитивы образуются автоматически, незаметно и без вариантов: писатель — писательница, дознаватель — дознавательница, пиарщик — пиарщица, оценщик — оценщица, разработчик — разработчица, программист — программистка и т. д. В пару каждому суффиксу деятеля имеется суффикс деятельницы.
Если же у названия профессии такого суффикса нет, что часто бывает с заимствованиями, то… то феминитивы всё же образуются, особенно в разговорной речи, медийной, дневниковой, то есть более свободной, и это говорит о том, что потребность в них есть, но образуются неустойчиво, вариативно, не автоматически. То так, то эдак.
Сейчас, похоже, обслуживать такие заимствования все чаще вызывается суффикс –есса, впервые обретший самостоятельную жизнь в русском языке, как обнаружилось, больше века назад. Вспомним прижившееся в сети френдесса — если звезды зажигают, значит, это нужно носителям языка. Возможно, заимствования типа френд, адвокат, пилот и пр. обретут в этом суффиксе устойчивую модель образования женских коррелятов. По крайней мере, никто не возражает, когда ее (да, ее) называют френдессой, да и про возмущение использованием феминитива пилотесса в СМИ я не слышала.
При этом обозначение конкретного человека, с которым беседует журналист, конечно, должно согласовываться с этим самым человеком. Это касается и использования феминитивов.
Ирина Фуфаева
Адвокатка — это слово просто режет слух.
Как люди могут так не чувствовать свой родной язык?