Писатель и журналист Александр Архангельский рассказал Ольге Ермаковой о своем понимании текста и рукописи, о том, почему вопрос об авторстве «Тихого Дона» остается открытым, и о судьбе цифровых автографов в XXI веке.
— Что для вас значит слово «рукопись» и как часто вы сталкиваетесь с рукописными текстами в вашей жизни?
— Рукописи сопровождают меня с самого детства. Моя мама была машинисткой, и у нас дома постоянно стучала печатная машинка. Сам я начал печататься очень рано, и доводить рукопись до издательского состояния было нелегко. Компьютеров не было, и я вырезал нужные буковки во время правок. В моем доме рукописи были разложены по всему пространству, и поэтому даже сейчас связь у меня с ними очень тесная.
Как журналист я, конечно, сторонник предельной технологии записи текста. Я вот как-то застрял в Америке, а требовалось отправить текст в редакцию. Факс не срабатывал, и нужно было надиктовывать текст телеграфистке, это был ужас. А писательское дело — это все-таки больше про рукописный текст. Был такой философ Иван Иллич. Он читал лекции о способе мысли в зависимости от способа производства текста. Иллич утверждал, что мысль человека, пишущего рукой, более тесно связана со строем его мысли и поэтому она медленнее. В связи с этим рукописи говорят больше, чем компьютерные тексты.
Хотел бы я, чтобы кто-то читал мои рукописи? Для начала нужно, чтобы кто-то читал то, что я пишу. Если никто не будет читать опубликованные произведения, то никто и не будет разбираться с рукописями. Одну из своих рукописей я отдал в Литмузей. Зачем — не знаю. Но я пишу и на компьютере. Дохожу до какой-то стадии, когда уже зверею от этого текста, печатаю его, дописываю до конца рукой, продолжаю дальше. Поэтому у меня есть и цифровые рукописи, и бумажные. Но никакой шифровки я туда не вносил.
О спорах вокруг «Тихого Дона»
— Сейчас электронный архив русской литературы «Автограф. XX век» опубликовал рукописи Шолохова, и теперь доступ к ним есть у каждого [1]. Может ли это как-то прояснить ситуацию с авторством романа?
— Во-первых, в гуманитарных науках редко бывает одна правильная интерпретация. Были попытки разобраться с Шолоховым с помощью машинного подсчета. Но ведь есть люди, которые пишут как слышат. В этом плане я понимаю, почему Достоевский не любил рукописи Тургенева. Когда открываешь его рукописные тексты, видишь абсолютно чистые страницы. Вы видите рукопись Достоевского: исчерканную и многослойную. И через нее видно, как трудно ему давалось написание текста. Я видел рукописи Трифонова, они почти без помарок. Говорит ли это, что он не сам писал? Если бы у нас были сомнения в том, что он сам писал, и в качестве доказательств нам представили бы исчерканные листы, сказало бы это нам о том, что он писал сам? Нет, потому что он мог делать эти помарки задним числом. Поэтому рукопись — это не столько доказательство, сколько материал для размышлений. Эти вопросы не решатся, пока большие данные не станут совсем развитой отраслью. Но до этого все-таки еще далеко.
Об интерпретации текста
— Как вы считаете, есть ли необходимость анализировать рукописи рядовому читателю, а не ученому-филологу? И где в XXI веке, помимо литературоведческой науки, применимы рукописи?
— Я думаю, есть. Например, я как учитель могу дать задание школьнику. Сказать: «Мой друг, мы с тобой изучаем текст. Давай посмотрим, как тексты создаются». Не то чтобы мы сделали какое-то исследовательское открытие. Но мы на ощупь посмотрели, как рождается слово. Это интересно, это вовлечение в деятельность.
Я бы обратил внимание на отсутствие критического взгляда на рукопись и на любые данные. Мы забыли, что само по себе свидетельство ничего не значит. У историков есть выражение: «Врет как очевидец». Все в той или иной степени врут, даже если не хотят. Есть искажение памяти, ассоциативные ряды. То, что на самом деле было важным, часто кажется второстепенным. Я боюсь другого: что рукописи исторические станут всеобщим достоянием. Это может привести иногда к открытию, а иногда к дискредитации.
Вообще, рукописи — это красиво. Они имеют эстетическое значение, не только рациональное. Я бы делал с ними выставки. Причем выставки художественные. В парижском метро есть витрины, где выставлены копии рукописей французских писателей. Возможно сделать безумно красивые проекты. Особенно с использованием цифры. Например, вы показываете рукописный автограф, а рядом в воздухе может появиться цифровая разбегающаяся рукопись, которая складывается в слова. Особенно это будет красиво, если сохранились разные варианты стихотворения. Слова могут сначала складываться в один вариант, потом разбегаться — и складываться в другой.
Публикация подготовлена при поддержке РНФ. Проект № 19-18-00353, НИУ ВШЭ