Без комментариев

В субботу 6 июня на Суворовской площади состоялся митинг в защиту науки и образования. Поводов было два: второй этап реформы бывшей академической науки (перевести большую часть базового финансирования на конкурсное, поднять зарплату выдающимся ученым, 2/3 — выгнать) и объявление «Династии» иностранным агентом. Второе, пожалуй, для многих (во всяком случае, для меня) было более сильным импульсом прийти на митинг. Если к постоянным попыткам отреформировать науку до основанья народ уже притерпелся, то в случае с «Династией» уровень неприкрытого зла превзошел все предыдущие достижения.

Дмитрий Борисович Зимин просил не делать его фонд главной темой митинга. Просьба была выполнена в том, что касается резолюции. Однако в том, что касается выступлений и плакатов, она, пожалуй, была невыполнима. Поскольку обидели не только Зимина — многие восприняли казус с «Династией» как личное оскорбление. НТВ-шный пасквиль на Зимина наверняка добавил участников.

По оценкам «Белого счетчика» на митинг пришло 3,5 тыс. человек — это рекорд для массовых мероприятий, связанных с наукой. Политики на митинге были (Навальный, Гудков-младший), но не выступали. Откликов в прессе было много, в основном — сочувствующие, но были и критические. С одной стороны, ругали митинг за недостаточный радикализм, с другой — типа «надо не митинговать, а договариваться с властью». Мы же предпочитаем не комментировать митинг, а предоставить читателю полный репортаж — текст выступлений и фотографии.

Борис Штерн, главный редактор ТрВ-Наука

Андрей Цатурян, докт. физ.-мат. наук, биофизик

Дорогие коллеги, всю тысячу лет своего существования российская власть относилась к науке, образованию и просвещению с недоверием. Ее можно понять. Ведь наука, образование и просвещение неразрывно связаны со свободой. Свободой слова, свободой совести, свободой мысли. А свободно мыслящие люди невольно начинают задавать власти неудобные вопросы и ставить под сомнение ее компетентность, эффективность и честность. Тем не менее вот уже 300 лет российская власть все-таки поддерживала науку и образование. Поддерживала, по выражению А. П. Чехова, с лицом кошки, которая с голодухи жрет на огороде огурцы. Поддерживала она их потому, что, несмотря на все разногласия с мыслящей частью общества, для нее, власти, было важно развитие армии, флота, промышленности, транспорта и вообще место страны в мире. А всё это невозможно, недостижимо без науки, образования, культуры. И вот сейчас на науку и образование напустили опричников, отдали их на разграбление. Уже три академии наук слили в единую, объединили физиков с проктологами и ветеринарами. Сейчас начинается объединение институтов в один, чтобы, видимо, начальнику ФАНО было не так трудно запоминать имена директоров. Почему же нынешние правители России позволили себе то, чего не позволяли себе их куда более свирепые предшественники? Дело в том, что понятное и присущее всем правительствам желание оставаться у власти впервые в нашей истории соединилось с абсолютно циничным безразличием к будущему страны и ее жителей: «После меня хоть потоп». Что же делать нам, чья профессия вовсе не политическая борьба? Наше дело — добывать знания и передавать их ученикам. Боюсь, нам не оставили выбора. Под угрозой не только наука и образование, но и сам здравый смысл и рациональное мышление. Поэтому многие из нас тратят часть своего времени, чтобы отражать нападки чиновников и средневековых мракобесов. Эти люди потихоньку объединились в отряды, сейчас появились независимые профсоюзы учителей, врачей, преподавателей вузов, сообщества научных работников и борцов с фальшивыми диссертациями. Очень важно, чтобы эти силы соединились. И сегодня этот митинг собрали вместе преподаватели и ученые. Необходима солидарность, чтобы на помощь учителям приходили ученые, как это было в ответ на попытку разгромить некоторые из лучших московских школ. И вот сегодня мы собрались на этот митинг, чтобы защитить будущее нашей страны, будущее наших детей и внуков. Останется ли Россия в семье цивилизованных народов или обречена на одичание, зависит от нас с вами. Спасибо.

Светлана Боринская, докт. биол. наук, популяризатор науки

Я никогда не мечтала заниматься политикой и выступать на митингах, так же как и многие мои друзья, которые занимаются научной работой. Но последние события вывели на площадь тех, кто на митинги никогда не ходил. Я знаю, что многие мои коллеги из-за этих событий впервые всерьез задумались, что надо уехать из страны.

Мы оказываемся в ситуации борьбы: ум против денег и дезинформации. Каждый день по телевизору показывают огромное количество передач об экстрасенсах, паранауке, привидениях и еще незнамо о чем. Показывают и научно-популярные передачи, но их по сравнению с этим потоком гораздо меньше.

Мы все понимаем, что грамотность и просвещение необходимы для благополучия страны. Я не политик и не экономист. Я понимаю, что «Протоны» будут падать, а палы травы, переходящие в пожары, будут продолжаться, если просвещение будет в загоне. Научная работа — это не политика. Что мы можем — это исследовать, понимать и искать решения, которые могут дать результат. Я надеюсь, что события последних дней, нынешняя ситуация послужат объединению тех сил, которые уже возникли в борьбе за здравый смысл, за выживание и просвещение.

Мои коллеги социологи, которые проводят опросы, говорят, что в последние годы появился эффект, которого раньше не было: люди моложе 30 лет не могут прочесть вопрос в анкете. Обычные вопросы, не рассчитанные на высоколобых интеллектуалов, обычные опросы населения — и человек не понимает, что́ там написано. Это, наверное, один из результатов реформы образования.

Учителя, врачи, журналисты, ученые — это те, кто хранит знания, несет знания обществу, заботится о здоровье. Нам всем надо объединиться, чтобы всё это сохранить.

И есть еще один важный момент, который мне хотелось бы произнести. Когда наука, просвещение и образование находятся под градом каких-то странных преобразований, часть учителей, врачей, ученых просто впадают в депрессию. Потому что то, над чем мы работаем, то, что мы хотим принести для блага наших детей, соотечественников, оказывается невостребованным. На самом деле, когда мы работаем с учителями, мы чувствуем: то, что мы рассказываем, им нужно и интересно, и учителя несут это потом детям. В этой ситуации можно использовать инструменты, которые находятся в распоряжении научного сообщества. Это психологическая поддержка, психотерапия для нас самих, которая может иметь какие-то организованные формы. И эта поддержка в том, что мы вместе.

Я надеюсь на объединение всех сил за здравый смысл. Для этого нам еще нужно понять, кто объединяется и с какими целями, какие у них представления. А для этого нужны опросы, результаты которых я пока не видела. Нужно такие опросы проводить.

Я надеюсь, что этот митинг послужит объединению тех сил, которые пока что боролись каждый за свое дело, хотя и чувствуя локоть друг друга, но более или менее изолированно. Сейчас необходимо, чтобы мы все взаимодействовали, и для более четкого понимания ситуации, и для определения того, что в этой ситуации возможно сделать.

Александр Архангельский, публицист, писатель

Когда мы говорим о российской политике, то часто используем такое уклончивое выражение — «особый путь», начинаем говорить о мосте или коридоре. Попробуйте жить на мосте или в коридоре — это невозможно. Когда мы говорим о русской науке, образовании и культуре, никаких особых путей нет. Это часть мирового пространства, мы на равных вписаны в мир. Это то, чем мы можем гордиться. Это то, в чем мы конкурентоспособны. Нет особого пути у русского искусства, российской науки — это мировой путь.

Но для того чтобы это было, нужна политика развития, нужна политика сбережения меньшинства. Сегодня мы видим политику распыления меньшинства, политику системной архаизации, которая пришла на смену бессистемной модернизации. Мы все трагические оптимисты, мы прекрасно понимаем, что это надолго невозможно. Что рано или поздно мы всё равно вернемся в ту точку, из которой так стремительно сегодня пытаемся уйти. И будем восстанавливать те институты, которые на наших глазах рушатся. Но мы опять потеряем историческое время. Мы отстанем и опять будем догонять. Так невозможно. Так цивилизации не живут и не строятся.

Ключевое слово произнесено: «солидарность и объединение». Солидарность и объединение снизу, а не сверху. Так, как объединились, например, новосибирцы, когда вмешались в их право смотреть в своем театре своего «Тангейзера».

Помимо этого нужна еще защита вариативности образования. Как бы мы ни ругали закон об образовании, он сохраняет принципиально вариативность образования — сегодня идут покушения именно на эту идею. Унижается творческая свобода учителя.

Системно разрушается автономность университета, когда вход в университет проламывается и в него заводятся безграмотные жулики, пропагандисты антимайдана или кровавые харизматики. Это принципиально: без автономии университета не будет ни науки, ни образования.

Но самое существенное — это сохранение институтов; тех институтов, которые, повторяю, неслучайно, системно уничтожаются.

Но что мы всё о плохом и о плохом. Ира напомнила о дне рождения Пушкина. Сегодня родились еще и Веласкес, и Томас Манн. Такой троекратный залп великих праздников, с чем вас поздравляю. Но напоминаю, что отступать нам некуда, за нами — они.

Сергей Попов, астрофизик, популяризатор науки

Очень волнительно выступать перед людьми, которые умнее тебя. Мне, конечно, не привыкать, просто пугает количество (пришедших на митинг. — ТрВ-Н). Потом, конечно, в сводках напишут, что нас было 300 человек, плюс два академика. Но нет сомнений, что по суммарному IQ мы перекрываем целевую аудиторию НТВ по всей стране. Я сделал для себя удивительное открытие. Оно состоит в том, что юриспруденция — это наука. Так правда написано в «Википедии». Думаю, что, если бы «Википедия» была зарегистрирована в России, она уже была бы иностранным агентом. Я думал, что юриспруденция у нас скорее система понятий, — понятий, по которым… Но написано: «наука». Я тогда решил погуглить («Гугл» явно другой кандидат в иностранные агенты) и обнаружил, что очень многие известные люди — кандидаты именно юридических наук. Диссернет не даст соврать. Я посмотрел список фамилий — там такие фамилии! Это у химиков там Меркель с Тэтчер. А здесь такие фамилии, что ого-го. И все кандидаты наук. Наук, Карл! Если кандидаты наук — значит, ученые. Если ученые — значит, коллеги. Ну, давайте попробуем так к этому отнестись. Действительно, у них законы и у нас законы. Закон Ома, законы Ньютона — три. Законы Кеплера — тоже три. Есть и отличия. Такое впечатление, что законодатели — большие сторонники теории всего. Примерно как струнные теоретики. Кстати, уступая в интеллекте, по адекватности они очень напоминают Шелдона Купера (выступающий одет, как герой из сериала «Теория Большого взрыва». — ТрВ-Наука). Законы они пишут исключительно всеобщие. Написали закон: всё виноваты, просто не всех поймали. Написали другой закон: все запрещено, просто не всегда проверяют. Написали третий закон: открыл рот — формируешь общественное мнение. Закрыл рот — красноречиво молчишь — формируешь общественное мнение. Уронил пачку чистой бумаги — пропаганда, потому как — что писать, и так всем всё понятно.

Мы, физики, отстаем. Вообще-то я астрофизик, но астрофизики, когда хотят показаться поумнее, примазываются к физикам. А физики, когда хотят произвести впечатление на девушек, говорят, что они изучают вселенные и черные дыры. Так вот у нас в физике всё иначе. Мы придумываем закон, коллеги ехидно называют это гипотезой, и начинаем проверять. Проверяем — сходится. Проверяем, увеличили сигму — сходится. Проверяем еще дальше — сходится. Проверяем снова — расхождение 10 сигм. Делать нечего — в помойку такой закон. У законодателей явно происходит не так. Написали закон, правоприменяем. Правоприменили еще раз. Опять правоприменили — оп, «Династия» — иностранный агент. Это не просто 10 сигм расхождение, это просто эпик фейл. И будь я рецензент, я бы не согласился даже на мейджорревижн. Но часто так бывает, что пишешь-пишешь-пишешь отрицательную рецензию, большую, подробную, а потом видишь, что статья опубликована. Почему? Потому что редактор так решил. Сомнений нет, редактор главнее рецензента. Но редактору полезно понимать, что если регулярно так поступать, то приличные ученые в такой журнал больше писать не будут. И рецензии делать тоже больше никогда не будут. И поэтому журнал такой просто превратится в «мурзилку». Что, конечно, очень обидно, и не хотелось бы, чтобы такое происходило. Но будем надеяться, что светлая сторона победит, и будем помнить, что с нами Спок.

Сергей Ковалёв, правозащитник

Я попросил слова, чтобы изложить несколько соображений самого общего характера. Соображений общеочевидных, но мне показалось важным, чтобы они прямо прозвучали.

Мы живем в орвелловском мире. Министерство юстиции, — какой юстиции? Это — министерство властного произвола. Конституционный суд? Он никакой не Конституционный, он антиконституционный, потому что одобряет — во всяком случае, не отвергает — антиконституционные законы. Наша власть намеренно и расчетливо вернула Конституции Российской Федерации функции сталинской конституции. Это пропагандистский марафет, адресованный невзыскательному и туповатому внешнему потребителю. Власть пустилась во все тяжкие: имитирует выборы, захватывает чужие земли, разжигает внутренний конфликт в Украине и сама участвует в этом конфликте. В международных отношениях пустилась на ядерный шантаж. Подавляет мирные гражданские организации, осуществляет цензуру, пестует продажных журналистов и создает подпольные конторы наемных вралей и клеветников — так называемых троллей, пачкающих Интернет. Список этих «государственных дел» неисчислим, но общеизвестен. Власть опирается на законы, изготовленные на заказ четырьмястами лакеями, нанятыми в сфабрикованный парламент. Гражданам — единственному источнику власти — и их мирным объединениям не надлежит, оказывается, влиять на государственную политику. А если они хотят это делать — благоволят признать себя иностранными агентами…

Нужно признать, однако, что у власти нет выбора. Собственно, выбор есть, но совершенно для власти неприемлемый: либо упрямо «топай к светлому концу», либо расставайся с немалыми доходами, огромными преференциями и приобретай заслуженную репутацию. А то и садись на скамью подсудимых, что отнюдь не исключено. Произвол господствует у нас вместо государственных институтов по той самой причине, что власти некуда деваться. Это — совсем не новая цель и не новая стратегия, она пришла к нам из КГБ вместе со значительным количеством начальников и самым главным из них.

Недавно я говорил с Дмитрием Борисовичем. Разумеется, он знает об этом митинге, и он очень одобрил жесткий разговор о законодательстве. Но вместе с тем просил не делать фонд «Династия» главной темой разговора. Я спросил его: «Ну как же быть, это такой яркий пример бессмысленного, тупого, циничного произвола?» — «Ну что же, — сказал Дмитрий Борисович, — если как пример, то пожалуйста».

Вот я и обращусь к этому примеру (на подходе еще и другой, которого я не буду касаться, — «Либеральная миссия»). Нужно же было придумать сделать «агентом» человека, который сам, из своих денег, оплачивает всю свою агентурную деятельность. Как это совмещается со здравым смыслом?..

Вот здесь собралось огромное количество людей — слава Богу. Что же думает об этих примерах, об этих агентах наш подполковник? А — ничего! Ему еще не доложили. Не до того, некогда, тут как с подводной лодкой — текучка замучила раба на галере. Другое дело — амфоры со дна моря: их он успешно достает (если хорошо положили).

Сегодня часто и очень уместно раздавался призыв к солидарности ученых, учителей, ну и, я думаю, любых людей творческих профессий. Я позволил себе недавно, в разговоре с чешским телевидением, такой, я бы сказал, жесткий и вызывающий афоризм: виноват не Путин, виноваты мы с вами. Потому что мы терпим такую власть. Нужна, конечно, солидарность ученых. Но прежде всего необходима солидарность граждан. Потому что нет другого выхода, как через эту солидарность пытаться влиять на то, что происходит. А, наверное, уже и влиять — на это есть некие надежды.

Потому что если нет гражданской солидарности, то происходит то, что происходит в верхушке нашей интеллектуальной и творческой элиты. Вот мы видим всех этих режиссеров, дирижеров, солистов, альтистов и разную другую публику — все они оказываются доверенными лицами! (Есть среди них и жертвы вроде Чулпан Хаматовой.) Но, помнится мне, был когда-то момент, когда из всей Академии выискался один человек — подчеркиваю, один!

Мыслителей этого ранга было тогда в Академии, я думаю, не меньше двадцати. Ну если бы половина из них повели себя так, как повел себя Андрей Дмитриевич? Может быть, мы жили бы в другой стране…

Владимир Захаров, академик РАН

Я начну с тех слов, которыми закончил Сергей Адамович Ковалёв. Начну со слова «граждане». Я приветствую всех, кто сюда пришел, потому что сюда пришли граждане, думающие о будущем своей страны, тем самым набравшиеся смелости поступить согласно своему гражданскому долгу. Но говорить я буду все-таки главным образом о науке.

Сегодня очень много вспоминают о прошлом. Но лучше говорить о настоящем и будущем, потому что в карете прошлого далеко не уедешь. Основатель теории оптимального планирования Беллман сказал, что из каждой точки нужно двигаться по оптимальной траектории. Какова же наша оптимальная траектория? Чтобы представить себе ее, надо понять нынешнее положение. Сегодня основной вектор развития нашей страны — сырьевая экономика. Давно идут разговоры о том, что необходима технологическая революция, превращение России в высокотехнологическую страну. Если бы это произошло, то привело бы к колоссальному увеличению доходов государства, повышению жизненного уровня.

Если бы в России была изобретена вакцина от СПИДа — а к этому было близко, — то только на продаже ее можно было бы заработать больше, чем на нефти. Но разработки вакцины от СПИДа недавно были прекращены из за недостатка финансирования.

Так вот о переходе на технологическую экономику. То, что это нужно сделать, обсуждается уже давно, но довольно долго существовала точка зрения, что технологию надо вывозить из-за границы. Сегодня уже ясно, что это не работает и нам продадут только то, что самим уже не нужно, а технологии нужно делать самим. Постепенно это обстоятельство начинает проникать в сознание. Спрашивается, кто этим займется?

Я посмотрел динамику научных сотрудников в России. У нас исследователей — инженеров, ученых, преподавателей вузов — в общей сложности около 400 тыс. человек. Для сравнения: в 1989 году их было немножко менее 1 млн 200 тыс. То есть число сократилось в три раза. Кто-то уехал, кто-то ушел в бизнес, кто-то умер. Но как бы то ни было, 400 тыс. человек — это немало. Это большой потенциал. Который способен, безусловно, и к технологическому развитию, и, главное, к поддержанию культурного уровня в стране. А он непрерывно падает. Мы видим, неграмотность очень велика. Последние 20 лет привели к очень серьезному падению цивилизационного уровня страны. Из этих 400 тыс. приблизительно 50 тыс. — сотрудники академических институтов. Сегодня они находятся в довольно жалком положении, потому что средняя зарплата составляет примерно 15 тыс. руб. Это раза в три меньше, чем, например в Польше. Я уж не говорю про другие страны мира. Но тем не менее эти люди продолжают работать. Потому что у них другая мотивация. Потому что их работа им доставляет удовлетворение, отвечает их внутренним потребностям.

Однако на этих людей уже произведен наезд. Первый наезд — превращение Академии наук в клуб и организация ФАНО. Чиновники теперь управляют учеными. А какова средняя зарплата чиновника ФАНО? Отвечаю: 132 тыс. руб. в месяц. Это на порядок больше, чем зарплата ученого, потому что чиновник за меньшую зарплату работать не будет. Потому что у него другой мотивации — кроме как за деньги — для работы нет. И как было сказано, ФАНО заваливает ученых бесконечными запросами, требует планы на ближайшие десять лет, планы публикаций. Это полный абсурд.

Но это еще не главная беда. Главная беда впереди. Сейчас вполне серьезно рассматривается новый закон. Президент Путин неосторожно обмолвился, что ученым надо повысить зарплату так, чтобы средняя зарплата ученых была вдвое выше, чем средняя зарплата по региону. И это интерпретировали так, что нужно две трети ученых сократить, а остальным увеличить зарплату. Причем сделать это на конкурсной основе. Чтобы ученые подавали заявки на гранты и боролись за эти гранты. Если такое произойдет, это приведет к полному разрушению всего научного сообщества.

Говорят, что меры вызваны необходимостью рыночной экономики. Мы уже давно живем в рыночной экономике. Весь мир живет в рыночной экономике. Посмотрите, что происходит в остальном мире. Везде, абсолютно везде ученые управляются самими учеными. Принцип академической свободы соблюдается. В разных формах, но соблюдается. Он был выработан в начале Нового времени. И с тех пор он развивается и поддерживается. И прикладная наука нигде не отделяется от фундаментальной. Хорошо известно, что, если отделить прикладную науку от фундаментальной, она вскоре деградирует. Поэтому то, что сейчас происходит, по-настоящему ужасно, катастрофа для науки.

Почему всё это делается? Я считаю, что Андрей Цатурян абсолютно правильно объяснил. В России традиционно власти не доверяют ученым. Если вспомните Салтыкова-Щедрина, то последний градоначальник города Глупова Перехват-Залихватский въехал в город на белом коне, сжег гимназию и упразднил науку.

Борис Штерн, физик, главный редактор газеты ТрВ-Наука

Очень хорошо подобран порядок ораторов. Я буду просто продолжать предыдущего. И не буду метать во власть громы и молнии, потому что с ней и так всё понятно большинству присутствующих. При ней нам ждать расцвета науки точно не стоит. Надо думать, что делать самим в условиях, пока данная власть держится.

Три наблюдения. Первые два более-менее ясны всем. Наука, увы, медленно умирает. Медленно лишь благодаря тому, что ученые живут долго, за что им большое спасибо. Второе наблюдение тоже всем понятно — это широкомасштабное наступление невежества при поддержке СМИ, благословляемых властью. А вот третье наблюдение, думаю, чувствуют далеко не все: поднимается встречная волна интереса к науке, интереса к просвещению. Может быть, волна небольшая, но упрямая. Я в течение года интенсивно читал лекции. Я видел, как растет аудитория, как молодеет аудитория, как она умнеет. Раньше этого не было. И эту встречную волну во многом поднимала «Династия», которая прекратит свое существование в ближайшие дни.

Как мы должны на это реагировать? По-моему, достойной реакцией будет, если в ответ на закрытие «Династии» мы через несколько дней объявим об открытии нового сообщества, которое продолжит дело «Династии», по крайней мере в просвещении. У него не должно быть ни юридического лица, ни единого руководства, ни централизованного фонда — скорей, краудфандинг или много мелких фондов. Такая структура непотопляема, ее не прищемишь.

Теперь еще оптимистичная литературная параллель. Сейчас много вспоминают «1984» Оруэлла. Есть другая великая книга — «451 градус по Фаренгейту». Финал помните? Полная тьма, все книги сожжены, но остались люди, которые выучили их наизусть. Вот этот — Джонатан Свифт, это — Чарльз Дарвин, а вот там городок — полное собрание сочинений Бертрана Рассела, там каждый житель выучил по нескольку страниц. И когда придут лучшие времена, это всё будет восстановлено.

У нас тоже много чего есть. Даже если наука умрет, всё равно останутся люди, которые несут ее в себе. Есть, например, человек-антропогенез, человек — история Средних веков или человек-астрофизика (один тут уже выступал), есть человек-космология. Которые в любые времена смогут внятно объяснить аудитории свою часть, зажечь других. Это огромное богатство, и надо заставить этих людей работать на полную катушку — поднимать встречную волну. Это одна из задач для нового сообщества.

Закончу, повторив конкретное предложение: после закрытия «Династии» людям, которые что-то могут, объединиться и организовать новое сообщество, которое возьмет на себя просветительскую часть работы «Династии».

Виктор Васильев, академик РАН, президент Московского математического общества

Борис Штерн сказал такую оптимистичную вещь, и я тоже хочу… Вот пожалуйста: будет у нас на следующей неделе, с 9 по 11 июня, конференция фонда «Династия» «Встреча поколений», на которой выступят с докладами лучшие молодые математики, которые получили эту премию, и получатели премии «За жизнь в науке»: это те люди, которые прославили нашу науку. Вот такое сообщение. Наверное, оно, с одной стороны, хорошее, а с другой стороны, есть о чем погрустить.

Как жить-то нам дальше? Объединяться, это всё понятно. А как жить по отдельности каждому? Я, как человек, проживший несколько десятков лет жизни во времена коммунистического маразма, знаю одно: главное правило — не терять себя, заниматься настоящим делом. Нам теперь хорошо, у нас объединения разные есть. Но главное — заниматься настоящей наукой, решать настоящие задачи. Что бы ни было, на сколько бы это ни протянулось — учить детей. Потом, когда этот морок развеется, — а куда ему деваться? — будет кому заниматься делом.

Есть еще один сюжет, о котором другие еще не сказали. Он, извините за выражение, на имперскую тему. Вот говорят, наше руководство очень озабочено влиянием России на постсоветском пространстве. Что со всем этим делать? Как выяснилось, решать эти вопросы военным методом не годится. Практика показала, что это дурной метод, это способ всё изгадить, со всеми поссориться и всех распугать. На самом деле есть только один метод, если кому-то надо стать центром притяжения. Добиться того, чтобы украинские, литовские, казахские родители с радостью и без страха посылали своих детей учиться в Россию благородным наукам и ремеслам. Добиться того, чтобы польские, чешские, афганские интеллектуалы с радостью, а не с омерзением читали тексты русских писателей, философов, социологов, экономистов. Вот это наше дело. Это то, что мы сделаем и что будут делать наши ученики. Что тут говорить, всё понятно…

Михаил Фейгельман, физик, ИТФ им. Ландау

Я продолжу соображение, которое высказал Борис Штерн. Чуть под другим углом. Надо думать не о том, в какое положение нас кто-то поставил, надо думать о том, что достойного в этом положении можно сделать. Есть многие, кто хочет чему-то учиться или наукой заниматься… Не так мало людей, которые занимаются какой-то деловой активностью, имеют деньги, может, не безумно большие, но не нулевые. И тоже заинтересованы в том, чтобы было кому учить их детей. Фонд «Династия» подал нам достойный пример, как должно, как достойно себя вести. И самое лучшее, что мы можем сделать в этой ситуации, — продолжить этот пример. Не обязательно именно так, как сказал Борис. Фонды могут возникать. Их может быть много. Это даже интереснее, если их много, если они разные. Это конкретная немаленькая работа. О которой нужно думать и тем, кто занимается наукой, и тем, кто делает деньги. Они могут собраться, могут вместе, могут в разных местах. И начать делать это дело, взяв пример с «Династии».

Сергей Лукашевский, директор Сахаровского центра

Я неизбежно буду говорить о том, что уже во многом было сказано. Но, как принято среди людей образованных, важно добавлять дополнительные краски и штрихи к общей картине.

Во-первых, о законе и о фонде «Династия». Если возникает ситуация, когда закон противоречит здравому смыслу, значит, закон надо менять. Если реализация закона нарушает здравый смысл и закон не меняют, значит, цели его принятия отличны от официально заявленных.

Многим это было очевидно и раньше, но включение фонда «Династия» в реестр организаций — иностранных агентов не оставляет сомнений в том, что суть соответствующего закона не в контроле за иностранным финансированием, а просто в контроле. В контроле за свободной мыслью, в том числе научной.

Я представляю центр Андрея Дмитриевича Сахарова. Сахаров говорил (и это, наверное, самое известное его изречение), что мир, прогресс и права человека — это цели взаимосвязанные, без достижения одной нельзя обеспечить остальные.

Та ситуация, в которой мы сейчас существуем, со всей очевидностью демонстрирует точность этих слов. Вопрос не только в науке, не только в деятельности организаций, которые защищают права человека и потому неизбежно вступают в конфликт с властью. Вопрос стоит о свободном развитии общества. И ни одна сфера — не только наука, не только правозащитная деятельность, но и благотворительность, и социальная работа — не останется свободной и независимой перед этим катком тотального контроля.

Наша власть умеет эффективно устанавливать контроль, но не умеет и не хочет ничего развивать. Это видно на примере событий вокруг Академии наук.

И последнее, что я хотел бы сказать. Может быть, самое важное. Мне кажется, что кроме трагической ситуации с фондом «Династия», который будет, скорее всего, закрыт, в происходящих событиях есть исторический урок и исторический вызов.

Мне кажется, что должно завершиться время, когда мы надеемся, что есть какой-то умный, сильный человек, который может нам помочь, который может изменить ситуацию.

Безусловно, Дмитрий Борисович Зимин был и останется таким человеком. Но одновременно деятельность таких ярких людей оказывается уязвимой. Наступает время, когда будущее нашего общества, будущее нашей страны зависит — тут я повторю то, что уже говорили другие, — от солидарного, горизонтального действия. Задача не только в том, чтобы нашлись еще один или два бизнесмена, искренне болеющих за судьбу науки, судьбу образования, судьбу гражданского общества, которые стали бы вкладывать в это деньги. Проблема в создании горизонтальных структур, где не столь талантливые в бизнесе, обычные, простые люди будут объединяться и совместными действием, совместными усилиями менять ситуацию в стране.

И здесь есть повод для оптимизма, потому что наша организация, Сахаровский центр, попала полгода назад под тот же закон и нам присудили штраф 300 тыс. руб. И сегодня благодаря вам, благодаря нашим согражданам мы эти деньги собрали и сможем пока продолжать нашу деятельностью. Я хочу сказать вам всем — и тем, кто здесь присутствует, и тем, кого здесь нет, — спасибо за эту помощь. И для меня это искорка надежды, что в самых разных областях мы будем действовать вместе. И такие горизонтальные структуры, такая горизонтальная солидарность, они действительно неуязвимы и непотопляемы. За нами победа!

Борис Долгин, научный редактор «Полит.ру»

Только карикатурные злодеи собираются вместе и обсуждают: «Что бы такого сделать плохого?» Кажется глупостью думать, что кто-то специально хочет уничтожить науку и образование, понизить уровень человеческого капитала в России.

При этом, несмотря на во многом разрушенную систему обратной связи, трудно поверить в непонимание того, какой вред российским науке, образованию и просвещению наносит преследование «Династии». А вместе с ней и других мнимых «иностранных агентов» — научных, экспертных, образовательных, экологических, правозащитных организаций.

Единственным логичным объяснением происходящего является наличие у части властных группировок представления о том, что ущерб, который подобными мерами наносится России, является куда менее значимым, чем что-то иное. Что-то, ради чего этим можно пожертвовать.

Что это? Скорее всего, ощущение контроля за происходящим в стране. Для того чтобы ни у кого не было искушения на него покуситься, и используется мобилизация вокруг борьбы с внешними и внутренними врагами, в роли которых могут оказываться более или менее самостоятельные гражданские и экспертные инициативы. Отсюда и антиправовое законодательство об иностранных агентах. В какой степени инициаторы всего этого сами верят в «агентов» — отдельный сложный вопрос. Предполагаю, что, даже если изначально они и были достаточно трезвы, со временем наступает отравление парами собственной пропаганды.

Инструментом поддержания мобилизации сегодня становится не менее параноидальная идея защиты прошлого. Но прошлое не нуждается в защите. Это не хрустальная ваза, которую можно разрушить неаккуратным прикосновением. Прошлое нужно изучать, а не защищать. Исследовать закономерности, думать о том, как с ними работать, — и в этом смысле извлекать уроки.

Защищать нужно куда более хрупкую сущность — будущее. Было бы странно не спотыкаться, двигаясь вперед с головой, повернутой назад. Пытаясь где-то сзади разглядеть точку, к которой нужно вернуться, или дорогу, по которой нужно пойти. История не компьютерная игра. В ней невозможно вернуться к исходной точке. Бесполезно дискутировать о том, хорош ли лозунг «Вперед, к славному прошлому!», — он всё равно нереализуем.

Думать о будущем можно, только опираясь на образование, науку и широкое просвещение. Один из самых надежных способов будущее разрушить — нанести удар именно по этой сфере.

Как отрезвить те группировки во власти, которые готовы пожертвовать будущим России ради укрепления иллюзии контроля за настоящим? Как заставить услышать голос научного, образовательного, экспертного сообщества — и вообще, голос гражданского общества? Это главный и действительно трудный вопрос.

Объяснять? Но готовы ли слушать? Угрожать? Но глупо радоваться: «Они нас боятся». Пугать страдающих паранойей — это, наверное, что-то вроде проциклической политики в ситуации экономического кризиса. Так можно достигнуть лишь усиленного выпалывания всего, что хоть как-то оказывается заметным.

Инструмента, гарантирующего успешный результат, я не знаю. Но мы знаем некоторые заведомо хорошие методы.

1. Консолидировать научное, образовательное, экспертное сообщества на тех позициях, на которых это возможно, — и постоянно высказывать их во всех возможных публичных и непубличных режимах.
2. Осознать и реализовывать солидарность с другими гражданскими инициативами.
3. И наконец, не ослаблять, а, напротив, усиливать просвещение.

Александр Бикбов,
социолог-исследователь, зам. директора Центра современной философии и социальных наук философского факультета МГУ

Коллеги, добрый день! Очень радостно видеть, что в защиту науки и образования сегодня вышло столько приятных и убежденных участников. Я хочу поделиться хорошей новостью, чтобы поднять нам настроение ближе к концу митинга. Вы, наверное, помните, что дней 15 назад во всех новостях был сюжет о том, как агитбригада конспиролога Николая Старикова была бойкотирована в одном из московских вузов. Это ведь хорошая новость? В самом деле, не конспирологам же учить нас истории и рассказывать о будущем! После того как в РГГУ Стариков был освистан, он поехал в МГУ, где также встретил сопротивление. И когда на следующий день ко входу в МГИМО вышли студенты с плакатами, стало ясно, что Николай Стариков просто не появится на лекции. Ясно, что, когда не только в публичном пространстве, но и в университетских стенах начинают появляться такие агитбригады, это очень тревожный знак. В такой ситуации уже недостаточно просто подписать очередную петицию или поставить лайк в «Фейсбуке». Очевидно, что нужно взаимодействовать друг с другом, готовить контрмеры. Бойкот этой агитбригады — отличный пример того, как работает университетская солидарность, солидарность образованных людей. Но что для этого нужно?

Это, наверное, главный вопрос, который имеет смысл задать сейчас каждому, задать самим себе. Когда последний раз вы входили в кабинеты деканов, начальников, завкафедрами, чтобы что-то потребовать? Чтобы сказать: «Нет, мне это не подходит!» Или не подходит нам — коллективу нашего вуза, кафедре, людям из разных университетов? Я думаю, о таких визитах вы можете вспоминать по крайне мере с радостью, если думаете о 1990-х. А сейчас наступает момент, когда нам следует задуматься, как вместе говорить «нет!» такого рода интервенциям провокаторов, конспирологов, пропагандистов на наших площадках знания — академических, вузовских, школьных.

Это очень важный момент. Чтобы уметь противостоять такого рода политическим интервенциям, следует понимать, что один из главных ресурсов, на которые мы можем рассчитывать сегодня, — это не абстрактная солидарность, которая выскакивает словно чертик из табакерки. Это прежде всего свободное время и профессиональное достоинство, которые формируются не где-нибудь, а на нашем рабочем месте. То есть в университете, академии, школе. Это то время и достоинство, которые позволяют нам обсуждать вопросы, важные для наших знаний и профессии.

Как отстаивать свое свободное время и профессиональное достоинство? Конечно, не только через противостояние политической пропаганде, но и защищая наши социальные, профессиональные права.

В последнее время нас пытаются лишить свободного времени множеством способов. Вводя так называемый эффективный контракт в школах, университетах, академии, когда оплата труда ставится в зависимость от множества формальных показателей. Это делает и без того рваный ритм нашей жизни и работы еще более дробным. Лишает нас возможности для общения. В последние два года во всех учебных заведениях сокращают внештатников и четвертьставочников. Что это такое, как не увеличение основной нагрузки на тех, кто остается в штате, и еще более напряженные подработки для всех остальных? Оставляет ли это время для общения и взаимодействия по важным для нас вопросам? Очень мало. Уверен, что и сегодня нас здесь могло бы быть в пять раз больше. Но многие проводят свое время в этот момент не за экранами компьютеров. Они работают и подрабатывают. Выросли нагрузки, растет время, которого требуют от нас заведения. А деканы и директора институтов уже не просто коллеги, с которыми мы делим не самый комфортный ритм жизни, — это непосредственные работодатели, которые всё чаще оказываются проводниками плоско понятой эффективности. Поэтому один из призывов, с которого нужно начинать сейчас: придумывайте, как больше общаться со своими коллегами, думайте о том, как совместно защищать наши социальные права, выстраивайте контакты друг с другом, чтобы отстаивать границы автономного знания — тот важнейший и последний рубеж, на котором мы действительно можем остановить грубые политические интервенции дилетантов и провокаторов.

Андрей Заякин, физик, сооснователь сообщества Диссернет

Уважаемые коллеги, очень рад вас всех видеть здесь. Я хотел бы сегодня напомнить всем, что c теоремой Гёделя о неполноте любой формальной системы связана теорема о так называемом неединогласном парламенте (желающие прочитать доказательство могут обратиться в журнал «Квант» за 1995 год). Суть теоремы о неединогласном парламенте такова: если имеется парламент, который хотя бы по каким-то вопросам голосует не единогласно, не отменяет своих предыдущих решений и при этом логическое следствие из любых множеств решений есть также решение, то такой парламент можно заставить принять любое наперед заданное решение.

Зачем я вспомнил об этом любопытном факте? Затем, что наше с вами сообщество, по моему глубокому убеждению, пренебрегает таким важнейшим способом защиты себя, защиты наших научных институтов, защиты интересов Академии наук, защиты интересов наших меценатов, как лоббистская работа. Я приведу вам пример, иллюстрирующий эту самую теорему. Предположим, мы хотим, чтобы у нас в стране был закон, согласно которому всех, кто ездит на трамвае зайцем, должны на следующий день расстрелять. Если мы внесем этот закон в парламент в таком виде, то, очевидно, он провалится, потому что тут же все господа думцы вспомнят о принципах гуманности, человеколюбия и так далее.

Но давайте будем действовать по-другому. Сначала мы вносим Закон о борьбе с мышами и крысами, состоящий в том, что единственными млекопитающими, которые имеют право находиться в пределах города, являются люди, собаки и кошки, а все остальные подлежат изничтожению. В другой раз мы вносим Закон о безбилетниках — о том, что все, кто ездит без билета, приобретают статус зайца. И наконец, в третий раз мы уравниваем всех зайцев, как то: зайцев лесных и безбилетных — во всех правах. И следствие трех, казалось бы, безвредных законов: Закона о борьбе с мышами и крысами, Закона о безбилетниках и Закона о равноправии зайцев — приводит к совершенно фантастическому решению о том, что людей за безбилетный проезд можно расстреливать.

Я хочу сказать, что тем же самым образом, пользуясь абсолютным хаосом и безумием, происходящими с нашим законодательным органом, Государственной Думой, и региональными законодательными собраниями, мы с вами должны прилагать совершенно конкретные усилия для того, чтобы изменить то состояние, в котором находится наше законодательство. Как это делать? Есть два метода, один основан на работе с хорошими депутатами, другой — на работе с плохими депутатами. Начнем со второго.

Вы находите каких-то не очень хороших депутатов и проедаете им мозг. У каждого из вас есть свои региональные депутаты Мосгордумы, есть прикрепленные к тем местам, где мы живем, депутаты Госдумы. Можно проедать им мозг разными обращениями, при этом, естественно, обращения не должны быть в духе «давайте всё сразу исправим, а мировое зло попросим сесть на самолет и улететь в Дубай». Обращения должны предполагать действия как раз в духе той теоремы о неединогласном парламенте, которую я помянул. Второй случай требует больших усилий, но, соответственно, может быть вознагражден большими результатами: это когда вы знаете каких-то адекватных депутатов, при этом желательно, чтобы это были не только представители оппозиции, но и, возможно, какие-то остающиеся разумные представители других партий. Вы знакомитесь с ними, вы дружите с ними, вы помогаете им сформулировать те законопроекты, которые нужны научному сообществу, они несут их в Думу, и, в связи с тем что безумный принтер одинаково безумен во всех направлениях, есть некоторый ненулевой шанс, что эти правильные законы пройдут.

Не нужно стесняться того, что у вас не будет стопроцентного результата. Диссернет пишет 100 жалоб, из них 20 футболится, 20 удовлетворяется, остальные провисают in limbo между небом и землей. Ничего страшного. Главное здесь прилагать больше усилий, чтобы хотя бы один из десяти полезных проектов, которые вы напишете, сработал.

Я говорю всё это не из теоретических соображений, а исходя из собственного диссернетовского опыта лоббистской работы. Вы знаете, что мы готовили и вносили в Государственную Думу руками депутатов Гудкова, Смолина и Пономарева закон об отмене срока давности по фальшивым диссертациям. Закон провалился, но мы видели, что провалить его было сложно, 179 человек проголосовали «за», почти никто не осмелился голосовать «против». Если бы давление, которое мы тогда оказывали, удесятерилось, если бы помимо таких групп влияния, как Диссернет и Общество научных работников, пришло еще 20 академиков, сто членкоров и тысяча профессоров, каждый из них бы проел плешь каждому депутату, то очень может быть, что мы бы тогда и набрали недостающие до 226 голоса. Сейчас этот закон переделан, полностью исправлен, улучшен, дополнен, опять внесен в Госдуму, лежит в комитете по науке и наукоемким технологиям у академика Черешнева.

Приведу другой пример: закон об отмене статуса иностранных агентов как таковых. Я очень прошу обратить ваше внимание на эту законодательную инициативу Дмитрия Гудкова. Законопроект предполагает полный демонтаж самого понятия иностранного агента. Естественно, 445 депутатов Государственной Думы из 450 будут рвать и метать, будут кричать в истерике, пытаясь этот закон затоптать в землю. Я вас очень прошу: не позвольте им это сделать легко. Они это сделают — но поборитесь за этот закон. Это гораздо более продуктивно, чем махать флагом на демонстрации или кричать что-нибудь в мегафон.

Каждый из вас может написать своему депутату абсолютно уникальное письмо с просьбой поддержать закон, с вопросом, почему этот депутат хочет голосовать «против», а не «за». Если вы знаете, что человек голосует «против», вы можете натравить на такого депутата прессу и так далее. Просто поймите, что без нашего влияния как коллективного лоббиста ни один разумный закон не имеет никаких шансов. А с нашим влиянием эти шансы хотя небольшие, 1% или 2%, но они появляются.

Очень вас прошу делать что-нибудь, делать хотя бы такую конкретную вещь: пишите письма депутатам, оказывайте на них публичное давление, рассказывайте о том, что такой проект есть в соцсетях, говорите со своими коллегами и так далее — и мы еще посмотрим, как они будут голосовать. Это будет крайне забавно.

Григорий Колюцкий,
математик, лауреат конкурса «Молодой учитель», организованного фондом «Династия», соорганизатор научно-образовательной колонны

Уважаемые коллеги! Для меня большая честь выступать на первом в моей жизни митинге, когда большинство выступающих говорит не о критике власти, не о требованиях к власти, а о том, что нужно делать нам самим. Я очень рад. Три с половиной года назад мы создали научно-образовательную колонну в рамках движения Болотной и Сахарова — это был естественно-научный эксперимент. Мы хотели понять, насколько вообще возможно общаться обществу и профессиональному научному сообществу, учителям, преподавателям вузов. Мы получили много интересных результатов. Часть из них, прямо скажем, негативные. У нас нет научного сообщества именно как единого живого организма, у нас есть лишь некая научная общественность. По крайней мере, многие из нас так себя называют. На самом деле мы увидели, что много чего реально можно добиваться, как только 10, 20, 30 человек начинают делать что-то вместе в одном направлении. До движения Болотной и Сахарова, когда многие из нас жили большими надеждами, были популярны разговоры о гражданском обществе, о том, возможны ли вообще институты гражданского общества в нашей стране. Правильный ответ такой: гражданское общество — это привычка каждого члена гражданского общества тратить несколько часов еженедельно на общественную деятельность. То есть быть членом союза, партии, профессионального сообщества или хотя бы ежегодно сдавать взносы, чтобы это всё работало. А не только сидеть и за чаем обсуждать, как же плохо, что у нас таких институтов гражданского общества не появляется. Но я рад, что сегодня многие из вас слышали, что у нас есть какие-то организации. Присоединиться каждому к какой-то из них и что-то делать хотя бы три часа в неделю — это, на мой взгляд, единственное, что мы могли бы сделать. Почти каждый выступающий здесь упоминал ситуацию в Крыму и Украине, но мы все боимся об этом говорить. Простите, но никто, кроме нас, кроме русскоязычной интеллигенции, не закончит войну, в которой уже набралось много трупов с обеих сторон. Только мы можем придумать тот язык, который даст возможность нам всем выйти из холодной гражданской войны. Только вместе мы построим новую, свободную Россию! Спасибо!

Фото А. Щекотова