Академику РАН Юрию Алексеевичу Рыжову — 85!

Юрий Алексеевич Рыжов — один из старейшин академического сообщества. 28 октября ему исполнилось 85 лет. Юрий Алексеевич никогда не ограничивал своей активности рамками узкой научной специальности. Он выступал и как общественный эксперт, и как правозащитник, и даже как дипломат. Обо всем этом говорится в публикуемых ниже поздравлениях. Редакция «Троицкого варианта — Наука» сердечно поздравляет юбиляра и желает ему здоровья и бодрости духа.

Владимир Лукин,
докт. ист. наук, посол Российской Федерации в США (1992-1994), уполномоченный по правам человека в Российской Федерации (2004-2014)

Юрий Рыжов — личность яркая и уникальная. Он поражает прежде всего своей многогранностью. Точнее — многогранной талантливостью.

Я не вправе судить о его научных результатах и заслугах, ибо в его профессиональной сфере моя девственность абсолютна и незыблема. Однако от ученых, пользующихся большим уважением, я неоднократно слышал, что Юрий Алексеевич — один из неоспоримых лидеров того направления, которым он занимался большую часть своей научной карьеры.

Я больше могу сказать о трех других сторонах его многогранного таланта. Речь идет о Юрии Алексеевиче как о политике, дипломате и правозащитнике.

Рыжов вошел в плотные слои активной политики с избранием в 1989 году депутатом Верховного Совета СССР. Казалось, что, будучи академиком, директором крупного института, он займет место в рядах «молчаливо-послушного большинства», которое пыталось затормозить движение перестройки.

Однако он ясно и публично выбрал иной путь. Он активно поддержал курс на развитие демократии и реформ. Когда Юрий Алексеевич почувствовал, что руководство Союза колеблется относительно дальнейшего выбора пути, он встал на сторону наиболее активных реформатов, в частности Б. Н. Ельцина. Решительно и мужественно поддерживал он ельцинское направление, хотя и понимал, что этот путь чреват серьезным риском.

С тех пор и по сей день Юрий Алексеевич был и остается человеком ясной позиции, человеком принципов, врагом конъюнктуры и лизоблюдства.

Еще одним аспектом рыжовской многогранности стала работа Юрия Алексеевича в качестве дипломата.

Есть мнение, что дипломат — это человек, который свою глупость частично компенсирует некоторой профессиональной вежливостью.

Могу засвидетельствовать, что Юрий Алексеевич в качестве дипломата был всегда очень умен и не всегда утонченно вежлив. И быть может, в том числе и поэтому он пользовался огромным уважением у властей Франции и, что особенно существенно, у весьма прихотливой и привередливой французской интеллектуальной элиты.

В очень сложное и важное для нашей страны время мы имели во Франции не заурядного чиновника, а большую, яркую личность, которую уважали и ценили. А мы все гордились таким представителем в неформальной столице Европы.

И наконец, третья сторона Юрия Алексеевича с наибольшей полнотой раскрывалась в последние годы. Я имею в виду его правозащитную работу.

В качестве уполномоченного по правам человека я в течение 10 лет активно работал в тесном сотрудничестве с ним над облегчением судьбы ученых, обвиненных и осужденных по весьма сомнительным делам. В этом вопросе были успехи и неудачи. При этом Юрий Алексеевич всегда был лидером этого участка правозащитной работы, отдавая ей все свои силы, энергию и мудрость.

Очень хочу, чтобы многогранность Юры дополнилась еще одной гранью — многолетием. Ведь нынешний юбилей не очень серьезный. А до серьезного осталось каких-то 15 лет. И совсем не обязательно мрачных.

С несерьезным юбилеем!

Твой Владимир Лукин

Валентин Данилов,
бывший директор теплофизического центра КГТУ, канд. физ.-мат. наук

С Юрием Алексеевичем я познакомился задолго до моего уголовного дела. В 1980-х годах Юрий Алексеевич был ректором МАИ и вел Всесоюзный семинар по собственной атмосфере космических аппаратов. В семинаре принимали участие интересные люди, со многими из которых я познакомился. Потом была перестройка, постперестройка, Юрий Алексеевич стал послом во Франции и пытался оттуда содействовать развитию российско-французского сотрудничества в области космических исследований. В это время безвременно ушел из жизни его любимый ученик Михаил Петрович Бургасов, и в организационном плане замены ему не нашлось. Поэтому усилия Юрия Алексеевича не дали того результата, какой мог бы быть.

Так совпало, что с возвращением Рыжова домой грянули уголовные дела в отношении ученых «с международными связями». Мое дело не стало чем-то экстраординарным для Юрия Алексеевича, поскольку до этого прошла целая череда подобного рода «шпионских» дел. Отличие моего случая состояло в том, что наши исследования были в русле его научной работы в прошлом, и он мог составить собственное мнение о сути обвинения.

Юрий Алексеевич стал одним из организаторов общественного Комитета в защиту ученых. Для него было очевидно, что компетентная и независимая экспертиза материалов научных исследований, которые могут содержать государственную тайну и попасть в руки зарубежных партнеров, должна вестись с обязательным участием Российской академии наук как ведущей государственной экспертной организации. А следователи ФСБ опирались исключительно на заключения, мягко говоря, сомнительных специалистов — имевших ученые степени, но лишь формально причастных к исследованиям данного профиля и вовсе неизвестных в научной среде. Но экспертом принято считать специалиста, мнение которого авторитетно, т. е. заслуживает доверия коллег в этой области. Наличие ученой степени и работа в организации, включенной министерством в список экспертных, могут быть необходимым, но заведомо недостаточным условием, чтобы считаться экспертом в уголовном процессе, решающем судьбу человека.

Примеров тому великое множество. Юрий Алексеевич и как настоящий ученый, и как современный Дон Кихот, не мог остаться в стороне от таких процессов. Во-первых, у всех на глазах происходило нарушение принципов и норм справедливого правосудия в отношении ученых. Во-вторых, игнорировалось мнение членов Академии наук, что де-факто принижало ее роль как ведущей экспертной организации, ведь с ней не посчитались «компетентные госорганы». Игнорирование мнения авторитетных ученых по всем уголовным делам такого рода было первым звонком грядущего перевода Академии наук в разряд клуба людей, «удовлетворяющих свое любопытство за государственный счет». В скором будущем роль РАН будет низведена до клуба любителей кино или собирателей почтовых марок.

Сразу после вынесения обвинительного приговора по моему уголовному делу в ноябре 2004 года Юрий Алексеевич организовал и провел уникальное слушание по существу дела, на которое были приглашены руководители профильных управлений ФСБ и ведущие ученые в данной области знаний. Среди них были ученые с мировым именем — Виталий Лазаревич Гинзбург, Сергей Петрович Капица, Владимир Николаевич Кудрявцев (основоположник советской школы криминологии) и другие [1]. Юрий Алексеевич фактически провел полноценное экспертное и правовое обсуждение сути предъявленного мне обвинения. Выслушав только доводы стороны обвинения, высказанные представителями ФСБ, можно было сделать вывод, что защита и не нужна: за три часа стало ясно — в этом деле, следствие по которому длилось более пяти лет, нет предмета для уголовного преследования!

Как любил повторять мой учитель академик Будкер: если вопрос поставлен правильно, он будет стоять долго. Приговор стоит до сих пор, в ожидании решения по жалобе на справедливое судебное разбирательство в Европейском суде по правам человека. Организованное Рыжовым слушание по делу за 3 часа разрешило этот вопрос. 3 часа и 15 лет — несопоставимые масштабы.

Юрий Алексеевич — Человек и Ученый с большой буквы; можно благодарить судьбу за то, что я с ним лично знаком. Долгих лет, здоровья и успехов, Юрий Алексеевич!

1. http://bellona.ru/russian_import_area/international/russia/envirorights/36465

Михаил Федотов,
председатель Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека

Благословен тот уникальный период, когда российская дипломатия в Париже была представлена тремя руководителями, которые никогда прежде не имели ничего или почти ничего общего с высотным зданием на Смоленской площади. Нас было трое: чрезвычайный и полномочный посол Российской Федерации во Французской Республике академик Юрий Алексеевич Рыжов, ваш покорный слуга, представлявший нашу страну в ЮНЕСКО, и российский торгпред Виктор Николаевич Ярошенко. Из нас троих только Ярошенко имел некоторое отношение к миру международных отношений: в течение полутора лет он был министром внешних экономических связей РФ. Что же касается нас с Рыжовым, то мы были связаны с миром дипломатии скорее через наших жен: Рэма Ивановна окончила МГИМО, моя Маша — ИНЯЗ имени Мориса Тореза.

Всех нас троих занесло во французскую столицу шквалистым ветром демократической революции, которая, в отличие от своих знаменитых предшественниц, не «пожирала своих детей», во всяком случае некоторых, а посылала их куда подальше: послами, постпредами, торгпредами. Прошу поверить, что называю нас сейчас именно в такой последовательности не из нескромности, а исключительно по тому ранжиру, по которому Юрий Алексеевич выстраивал нас в линейку в аэропорту Орли, когда во Францию прилетал президент России Борис Николаевич Ельцин, премьер-министр или министр иностранных дел.

К моменту моего приезда в Париж (конец октября 1993 года) Юрий Алексеевич уже вполне освоился с новым для себя положением посла России. Однако было бы наивно думать, что он втиснул свою неординарную натуру в ложемент главы дипломатической миссии великой державы. Скорее наоборот, он перевернул этот ложемент, оказавшийся закоснелым мешком условностей и совковых страхов, и водрузил на его место рабочий верстак, как более подходящий для представителя новой, демократической России.

Не хочу бросать камень в предшественников Рыжова на boulevard Lannes (там находится посольство) и rue de Grenelle (резиденция посла): они были блистательными профессиональными дипломатами чичеринской школы со всеми проистекающими отсюда достоинствами и ограниченностями. Напротив, Юрий Алексеевич принес в этот мир аристократического канцеляризма живой дух революционной политики, сдобренный его собственным гигантским интеллектом и мудрыми подсказками Рэмы Ивановны.

Будучи по натуре человеком открытым, Рыжов постарался таким же сделать и российско-французский диалог, и само посольство. При нем впервые перед представителями всех волн русской эмиграции широко открылись двери мрачного бетонного сооружения на boulevard Lannes, получившего у парижан прозвище «бункер». Ни для кого не делалось исключений. На концертах, выставках и приемах, которые при всей скудости финансовых средств регулярно устраивались в посольстве, просто рябило в глазах от аристократических фамилий, известных еще по школьному курсу отечественной истории. Здесь на лестнице, рядом с забитым фанерой и задрапированным российским триколором гигантским бюстом Ленина, можно было встретить и великую княгиню Леониду Георгиевну Романову, урожденную Багратион-Мухранскую, и советского диссидента Алика Гинзбурга с женой Ариной, и художника-авангардиста Оскара Рабина, и выдающегося деятеля демократического движения Анатолия Собчака, неожиданно для себя оказавшегося в изгнании, и многих других.

Буквально на следующее утро после прилета в Париж я явился к Рыжову. «Ну, рассказывайте, что в Москве» — это, пожалуй, первое, что я от него услышал в то утро. И понял, что все мысли его — не здесь, в уютной, теплой и шумной столице Франции, а в промозглой и голодной столице революционной России.

С того дня так и повелось: почти каждое утро, если этому не мешал его или мой рабочий график, я приходил в кабинет Юрия Алексеевича и усаживался напротив, чтобы продолжить наш разговор о сегодняшнем и завтрашнем дне нашей Родины. В шутку мы окрестили наши посиделки дискуссионным клубом «Перестройка».

Многое, о чем мы тогда говорили с надеждой, случилось. К сожалению, случилось и многое из того, чего мы опасались, и даже то, о чем мы и помыслить не могли. Но осталось ясное ощущение, что я имею счастье вести диалог с человеком, видящим значительно дальше любого смертного. Впрочем, таким и должно быть зрение у того, кто знает, что такое левитация, и умеет одновременно писать два разных текста двумя руками слева направо и справа налево.