Дискуссии о науке, возможно, уже приелись читающей публике, но благодаря им всё большая часть нашего общества осознает, что потеря фундаментальной науки эквивалентна уходу России из числа ведущих научных держав и превращению ее в третьеразрядную страну.
То, что последние годы предпринимаются попытки справиться с последствиями абсолютной разрухи 90-х и стабилизировать макроэкономическую ситуацию, конечно, радует. Хорошо, что существенное внимание при этом уделяется проблемам образования — как школьного, так и высшего. Выделена группа исследовательских университетов, появилось понимание важности профессионализма и подготовки инженеров. Президент и премьер говорят о науке и признают, что недостаточное внимание к этому вопросу до сих пор являлось слабым местом в стратегии развития страны.
Однако за то же время чрезвычайно окрепло и влияние бюрократии. Власть губернаторов, мэров, в большинстве своем опирающаяся на «Единую Россию» как на партию власти, оказалась безмерной. Быстро исчезают те признаки демократических свобод, которые наметились ранее. Назначение губернаторов, а не прямые их выборы оторвало население от возможности хоть как-то влиять на обстановку в регионе.
Еще одной обсуждаемой тенденцией стала усиливающаяся роль государства в реальном производстве, создание государственных корпораций (Ростехнологии, Роснанотех и др.), действующих под эгидой правительства. Возможно, это и сулит надежду на восстановление национальных фабрик и отказ от «сырьевой» стратегии развития, однако все реальные перспективы теряются на фоне демагогических заявлений о грандиозных свершениях, грядущих инновациях и модернизации — при отсутствии конкретных планов и показателей. Сторонники либеральной экономики, вероятно, обвинят меня в симпатиях к советской плановой экономике, но я всё же советую им сначала заглянуть в Интернет и убедиться, что у Соединенных Штатов на 2015 г. имеются конкретные планы по выращиванию энного количество голов крупного рогатого скота, птицы, производству зерна, автомобилей и т.д.
Меня лично ошеломляют при этом не показатели США, а Новосибирской области, в которой в 1983 г. производилось в 3-4 раза больше продукции, чем в 2007 г. Вероятно, если российский Президент поставит конкретную цель по развитию производства (например, к 2020 г. достичь по регионам уровня производства 1983 г.), наметит пути для достижения этой цели, то народ больше поверит в реальность всего проекта модернизации.
У нас сейчас принято при оценке темпов развития за точку отсчета брать либо 90-е годы, либо дефолт, либо начало кризиса (так, например, оценивает макроэкономическую ситуацию в стране министр финансов А.Л. Кудрин). Вероятно, в целом для России и нет возможности сравнения нынешнего состояния дел с ситуацией в РСФСР 1983 г., однако сравнение по регионам всё же провести можно, и оно необходимо. При таком сравнении губернаторы и их заместители сразу перестанут рапортовать о великих достижениях. Они вынуждены будут работать, а не говорить о грандиозных успехах на путях модернизации, инноваций и т.д.
Если сравнить финансирование, приходящееся на ученого, работающего в Академии наук СССР в 1983 г. и в настоящее время, то мы увидим, что бюджеты различаются по крайней мере на порядок. Заработная плата в науке была выше, чем в промышленности, была свобода распоряжения денежными средствами, что ускоряло оборот средств. Дефицит оборудования и отсутствие внешних контактов восполнялись неиссякаемым притоком молодежи и всеобщей изобретательностью. Выход нашей науки во внешний мир в 1987-1988 гг. на некоторых научных направлениях произвел на Западе настоящий фурор (и дело тут вовсе не в одном лишь простом любопытстве). Наши работы удивляли своей глубиной и неожиданностью постановки задач. В некоторых случаях в области фундаментальных наук можно говорить о настоящей российской интервенции. В первую очередь речь идет о тех достижениях, которые я знаю лично, — о работах Института атомной энергетики, Института теплофизики в Новосибирске, Института высоких температур в Москве, Института им. Доллежаля, Московского энергетического института, Московского высшего технического училища — все они сумели произвести немалое впечатление на своих западных коллег.
Наука в России и в США
Можно ли повторить этот успех и какова может быть в этом роль руководства страны? Множество отдельных вопросов вряд ли должны решаться главами государств, однако чрезвычайно важны четкие, мотивированные «правила игры», единые для всех и основанные на здравом смысле и предыдущем опыте. Это не менее важно, чем прямое инвестирование средств в науку.
В 1988 г. была опубликована книга Жана Леге «Кого страшит развитие науки?». Не удержусь и приведу цитату из этой книги: «Политическая власть, авторитет которой поставлен под вопрос углубляющимся экономическим и социальным кризисом, пытается направить гнев народа на лиц и явления, которым отводится роль козлов отпущения. В такой обстановке весьма удобно указывать на науку как на источник всех бед и перекладывать на ученых ответственность за все существующие трудности. Кампания против науки, которую ведет или терпит правительство, по радио, по телевидению или в большой печати тем более ловкая, что осуществляется с помощью нескольких честолюбивых интеллектуалов, которые ищут трибуну в ожидании вознаграждения и готовы ради нее на любую ложь и любое предательство. В этой кампании эксплуатируется доверчивость, объясняющаяся тем, что просвещение публики не идет в ногу с прогрессом науки». Я нисколько не преувеличу, если скажу, что фундаментальная наука, являющаяся основной движущей силой прогресса, в России до сих пор медленно умирает.
С этим резко контрастирует отношение к науке в США. Финансирование фундаментальной и прикладной науки там доводится до астрономических цифр — сотен миллиардов долларов. Спикер Конгресса заявляет: «В Америке есть сейчас четыре главных проблемы: наука, наука, наука и еще раз наука». Президент Барак Обама не только заявляет о том, что наука, прикладные исследования являются приоритетом развития страны, но и проводит этот бюджет через Конгресс. Такая политика гарантирует Америке лидерство в экономике на протяжении многих десятилетий. Фундаментальная наука рождает новые «бренды», такие, как атомное ядро, полупроводник, квант, лазер, откуда и появляются товарные «бренды» и «бренды» новых технологий. Количество таких новых «брендов», а также нобелевских лауреатов и определяет будущее страны. Развитие науки, Академии наук, исследовательских университетов в нашей стране также должно стать предметом согласия Президента, Правительства и Парламента, это должно быть не только зафиксировано документально, но и оформлено реальными цифрами в бюджете финансирования на ближайшее десятилетие.
Сейчас мы много говорим об «утечке» из России молодых ученых за границу. Договорились даже до того, что подготовка ученых и уровень образования в России ниже, чем в развитых странах. Хорошо представляю себе ситуацию за рубежом, и особенно в США. Глубоко убежден в том, что уровень образования и подготовки ученых у нас в стране много выше, чем в США. В Новосибирском государственном университете преподавание ведется за копейки силами совместителей, работающих в академических институтах. Абсолютно уверен в том, что выпускники университета — физики, математики, химики, биологи — на голову сильнее бакалавров ведущих вузов США, в том числе и знаменитого Массачусет-ского института. Предлагаю Министерству образования и науки организовать встречу бакалавров любого американского вуза и НГУ, в которой была бы создана возможность участникам продемонстрировать свои знания в ответах на вопросы, поставленных экспертами, и прочих испытаниях.
«Пояс внедрения»
Многие заявления чиновников от науки в адрес нашего образования основаны не на фактах, а на полном непонимании ситуации. Беда нашей науки, в том числе и Академии наук, в том, что при высоком уровне ученых среднего и старшего поколения мы в течение 20 лет не смогли обеспечить пополнение академических институтов молодежью. Выпускников НГУ в банки, коммерческие структуры и за границу гонит полное отсутствие возможности получения жилья. Это главная причина. Вторая причина — мизерная зарплата. Например, стипендия аспирантов в десятки раз меньше, чем в Европе.
Многие проблемы, например, в Сибирском отделении РАН, могли бы быть решены, если бы Отделение получило в свое распоряжение землю, подобно тому, как в свое распоряжение получили землю американские университеты в 1800-х годах. Сдавая эти земли в аренду и даже продавая ее, они получили сильнейший импульс к развитию. Даже те мизерные бюджетные средства могли бы более эффективно использоваться при отказе от системы тендеров и прохождения денег через казначейство. Это увеличило бы скорость оборота денежных средств, что, как известно, эквивалентно увеличению финансирования.
В России предполагается сделать ставку на исследовательские университеты. Но такие университеты дадут отдачу в области фундаментальной науки не ранее чем через десяток лет, так как основой фундаментальной науки являются научные школы. Когда апологеты исследовательских университетов доказывают эффективность этих структур, почему-то игнорируется то обстоятельство, что подобные учреждения не государственные и не подчиняются никакому министерству. Думается, будущее наших исследовательских университетов не так радужно, как представляют оптимисты.
В стране создана масса наукоградов. В Новосибирске — Кольцово, возникшее на основе всемирно известной организации «Вектор», который в свою очередь являлся одним из элементов «пояса внедрения» (Технопарка), организованного при создании Академгородка. Бийск также объявлен наукоградом, хотя там доля людей, работающих в науке, не превышает нескольких процентов.
А вот сам Академгородок не является наукоградом, хотя, с моей точки зрения, это лучший научно-образовательный комплекс в стране. При образовании Академгородка было сделано всё, что сейчас считается перспективным в мире (с точки зрения синтеза образования, фундаментальной, прикладной науки, а также внедрения в производство). Есть университет, где по совместительству преподают ученые. После трех лет такого обучения студент переходит в академические институты, где работает в лабораториях. Предполагалось, что при появлении в институтах новых технологий, идей или перспектив создания нового вида продукции это все будет передаваться в «пояс внедрения», т.е. в Технопарк.
На расстоянии нескольких километров от Академгородка была организована система институтов по созданию технологий производства катализаторов, препаратов, биопрепаратов, программного продукта, продукции машиностроения, химии. Эти организации принадлежали десяткам министерств, а численность сотрудников доходила до тысячи человек. Число таких организаций непрерывно росло. В годы перестройки этот «пояс внедрения» был разрушен, но стихийно при институтах возникло не менее тысячи малых предприятий, реализующих разработки на коммерческом уровне. Часть из них в настоящее время объединена в виде некой организации «Сибинновация», а часть работает сама на себя, и как правило довольно успешно. Ни одна из этих организаций не стремится отделяться от институтов. Я считаю, что ничего, кроме пользы для страны, эти по-настоящему наукоемкие фирмы малого бизнеса не приносят. А вот попытки собрать ученых для реализации своих замыслов в промышленности в одно здание, которые делаются так называемым Новосибирским технопарком, функционирующим как ОАО, ни к чему хорошему не приведут.
Основная беда нашей страны сейчас в том, что мы не имеем реальной промышленности. В доле валового внутреннего продукта основную роль играют сырьевые отрасли, металлургия и оборонная промышленность. Если начнут развиваться отрасли высоких технологий, машиностроение, химическая промышленность, электроэнергетика и т.д., то возрастет потребность в принципиально новых разработках.
Фундаментальная наука и РАН
Многие люди наивно полагают, что модернизировать наше производство можно и на основе фундаментальной науки развитых стран. Это глубокое заблуждение, так как новая продукция и новая технология, основанная на фундаментальных знаниях, выходят на рынок в среднем через десяток лет после осознания этих новых возможностей, а правильно оценить подобные перспективы можно только тогда, когда в стране имеются соответствующие ученые.
Система финансирования РАН через субсидии также губительна для Академии. Представьте себе, что руководитель Департамента образования и науки объявляет конкурс на проект электрона, позитрона, кванта и т.п. и субсидирует это. Академия наук и исследовательские университеты для этого не потребуются, так как, введя в оборот эти научные термины, господа Иванов, Ливанов и т.п. решат главную задачу фундаментальной науки — познание материи во всей ее глубине.
Печально, что за последние 15 лет профессия ученого стала одной из самых непопулярных, а звание академика абсолютно потеряло свою значимость. Мы явно перестарались в критике своей науки и Академии наук. Вину за это в значительной мере несет нынешнее руководство РАН, которое в первые годы отстояло Академию от попыток ее разрушить, но в последние годы превратило ее в «Министерство фундаментальной науки».
Во главе Академии наук в 1969 г. стоял М.В. Келдыш, а членами Президиума являлись, например, известный математик и механик М.М. Лаврентьев, академик М.Д. Миллионщиков, великий математик Н.Н. Боголюбов, физик Л.А. Арцимович, будущий президент Академии наук А.П. Александров, Нобелевские лауреаты П.Л. Капица и Н.Г. Басов, академик Б.Е. Патон, академик И.Г. Петровский, генеральный конструктор академик Н.А. Пилюгин и т.д. Вряд ли их нужно дополнительно представлять. В нынешнем же составе Академии 80% фамилий, почти никому в стране не известных. О каком авторитете нашей науки можно говорить, если в известном интервью «Газете.ру» Ю.С. Осипов заявил, что российская наука может развиваться самостоятельно как замкнутая система?! Даже редакция журнала Nature выразила изумление по поводу такой позиции президента РАН. Полностью разделяю мнение академика В.Е. Захарова по поводу замены руководства Академии наук и надеюсь, что его предложение будет обсуждено на ближайшей сессии РАН.
Владимир Накоряков,
академик РАН,
Институт теплофизики СО РАН
От редакции
В наше время многие пытаются выработать для себя правильное отношение к инициативам властных структур, решающих, в частности, и судьбы РАН. Этим заняты многие ученые — от рядовых научных сотрудников до директоров институтов и академиков. В статье Владимира Елиферьевича Накорякова сплелись многие противоречия нашего времени. Тут и ностальгия по славному прошлому советской науки (при всей ее «закрытости»), и осознание жизненной необходимости коллаборации с зарубежными коллегами, и опасности чиновничьего произвола, и тщетность иллюзий, которые интеллигенты порой питают по отношению к нашему высшему руководству… Создается впечатление, что автор то и дело как бы полемизирует сам с собой.
Так, в статье повсюду встречаются упоминания важности роли фундаментальной науки. Может создаться впечатление, что всё это осознают теперь и российское общество, и руководство страны («…потеря фундаментальной науки эквивалентна уходу России из числа ведущих научных держав и превращению ее в третьеразрядную страну»»). Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что никакого осознания важности именно фундаментальной науки пока нет (это еще нужно всем доказывать), да и в заслугу руководству страны осознание всей важности фундаментальной науки поставить никак нельзя, все ограничивается пока лишь «пониманием важности профессионализма и подготовки инженеров».
Автор замечает, что «чрезвычайно окрепло влияние бюрократии» и «власть губернаторов… оказалась безмерной» — это вроде бы плохо. Но в следующем абзаце «усиливающаяся роль государства в реальном производстве, создание государственных корпораций (Ростехнологии, Роснанотех и др.), действующих под эгидой правительства» оценивается уже положительно.
С одной стороны, «быстро исчезают те признаки демократических свобод, которые наметились ранее. Назначение губернаторов, а не прямые их выборы оторвало население от возможности хоть как-то влиять на обстановку в регионе», — и это плохо! Но сильное государство и власть федералов на местах — это плюс!
Примеров очень много. Можно ли отыскать в таких рассуждениях содержательную программу? Наверное, пока нет. Но это не значит, что не надо публиковать столь спорные, даже противоречивые тексты. Иначе такой программы точно не появится — все люди мыслят по-разному, и важно найти точки соприкосновения в хаосе мнений.
Многие ученые, критически глядящие на нынешнюю действительность, накрепко привязаны к уходящим реалиям и занимают двойственную позицию. Субсидии (сиречь, гранты?) и конкурсы — это плохо? А что хорошо? Централизованное распределение средств? Так мы и наблюдаем это во всей красе все последние годы, получив в итоге то, что на протяжении нескольких страниц и критикует Владимир Елиферьевич. Может быть у распределительного механизма стоят просто не те? И потому надо заменить руководство РАН. Ну конечно надо! Поддерживаем это заявление двумя руками: Спору нет, оно заслужило это и отсутствием внятной программы, и дряблым безволием, и административными глупостями, и злоупотреблениями, и «делом Петрика». Но это лишь первый шаг, который должен открыть путь к переменам. Иначе система будет воспроизводить сама себя…
Нам кажется, это и есть главная проблема, которая пока осталась в стороне.