Статья «Группы смерти» в «Новой газете» [1] стала самой обсуждаемой: за одну неделю к ней обратились практически 2 млн человек. Даже за столь короткое время отношение к статье и к теме подростковых суицидов раза три резко менялось.
Первая волна тревоги и страха за своих и чужих детей сменилась критикой журналистки (за сверхэмоциональность и отсутствие доказательств) и редакции «Новой» (за неожиданный или непривычный консерватизм и попытки психологического давления на администраторов сайтов).
Затем последовали столь же эмоциональные комментарии политиков и вполне предсказуемые реакции на статью; некоторое время обсуждалась тема «заказной статьи» и «руки Кремля». Шумно и не всегда корректно статья обсуждается в «Фейсбуке»: посты друзей и знакомых продолжают разворачиваться в дискуссии, эмоциональность комментариев зашкаливает и принимает агрессивные формы, что, впрочем, становится, к сожалению, почти рутинной практикой.
И наконец, самые последние обсуждения поворачиваются в сторону ключевого вопроса: в чем причина подростковых суицидов и существует ли реальная опасность вовлечения новых последователей вместе с расширением столь пагубной и реально опасной тенденции культа «другого» способа не/ существования. Уверена, что это тема для широкого общественного обсуждения с привлечением экспертов из самых разных сфер. Я же могу высказать мнение только в рамках своей профессиональной компетенции.
Ужас родителей и моральная паника
Бесспорно, подростковые суициды — реальная социальная проблема. Россия по этому жуткому показателю занимает одно из первых мест в Европе. Однако это вовсе не новая проблема, и статья не делает в этом смысле никакого открытия.
Статья в «Новой» описывает ситуацию в жанре не требующего доказательства факта. Реальная угроза масштабного увлечения подростков идеей суицида через социальные сети и группы «ВКонтакте» и бессилие родителей перед неуправляемой и неконтролируемой жизнью подростка «в другом мире».
На мой взгляд, именно этот акцент вместе с тревожной и угрожающей эмоциональностью спровоцировал такой резонанс: статья запустила механизм «моральной паники», что — наверняка не умышленно — свело на нет возможность спокойного, рационального и компетентного реагирования.
Моральная паника — это социальный механизм конструирования масштабной социальной проблемы, когда из некоего случая производится общественно значимый угрожающий социальному порядку феномен. Описание случая отличается крайней эмоциональностью и отсутствием рациональных доказательств, ориентируется на вовлеченную аудиторию, используя мотивы непредсказуемости, неуправляемости, неизвестности, угрозы, тревоги и страха.
Случай принимает форму «правды» благодаря широкому резонансу в средствах массовой информации, массированному продвижению через разные каналы, включая слухи, домыслы, мифы и фантазии. В общественные обсуждения вовлекаются политики, которые инициируют санкции в отношении участников, эксперты комментируют ситуацию в условиях дефицита информации, а группы, в максимальной степени вовлеченные в переживание случая (родители, учителя, сами подростки), попадают в зону пристального внимания, а часто и общественно порицания и стигматизации.
Важно то, что моральная паника мешает конструктивному диалогу, широкий шум и многоголосье создают видимость озабоченности и решения, тогда как собственно вопрос, в данном случае о подростковых суицидах и факторах, тем или иным образом провоцирующих их поведение, остается непроясненным.
Дети как «другие»
Социальные ученые давно изучают вопросы, связанные с разрывом поколений, поколенческими кризисами, особыми поколенческими синдромами, по которым можно отличить «своих» от «чужих».
Современные дети и подростки (7–15 лет) — они и правда живут в другом цифровом мире. В нем циркулирует множество конкурирующих идей, предложений, контентов разного жанра и качества, фан-групп со своими реальными и фантазийными гуру. Пожалуй, еще никогда технологический (инструментальный) разрыв между поколениями (причем не только со взрослыми, но и с близкими сверстниками с интервалом в 3–5 лет) не был столь заметен.
Это разрыв не только в способах коммуникации, но и в содержании. Появились новые языки и жанры, свои ловушки для непосвященных и свои ключи для тех, кто «в теме». Можно ли как то управлять, контролировать, вмешиваться в мир, который не очень понятен? Думаю, что можно пробовать, только открытым остается вопрос — как. Должен быть высокий уровень компетенций, понимания подросткового мира и его языка, а главное — желания понять, а не пресечь.
Интересно, что продвижение идеи «дети как другие, чужие» идет практически параллельно (не пересекаясь) с идеей детоцентризма или детоориентированной культуры современных обществ. На мой взгляд, из развернувшейся дискуссии после публикации статьи выпали сами подростки.
Уверена, что если бы с ними попытались поговорить не как с участниками «групп смерти», а как с людьми и субъектами, способными управлять своей жизнью, у которых есть своя картина мира и ценностей, а также своя повседневная жизнь и сложности в доверительной коммуникации со взрослыми, то мы смогли бы узнать о реальных мотивах участия и вовлеченности и о тех проблемах, которые они таким образом, пусть и на символическом уровне, для себя решают.
И опять субкультуры
Пусть и неявно, но в очередной раз вместе с поиском «виноватых» внимание взрослых контролеров обращается к субкультурам. Могу со всей определенностью сказать, что ни эмо, ни готы не имеют ни к этому случаю, ни в целом к провоцированию суицидальных наклонностей никакого отношения. Это отдельная тема для размышлений и серьезного анализа. Скорее, надо по-новому посмотреть на то, что сегодня собой представляют «группы риска», какими социальными факторами они обусловлены, насколько эффективна социальная политика, психологическое и медицинское сопровождение социализации этих подростков.
Если не субкультуры, то кто? На мой взгляд, мы говорим о сети неких интернет-групп и пабликов, которые боролись друг с другом за право быть хедлайнерами и стать героями Интернета. Выбор темы, полагаю, отчасти случаен, отчасти связан с некими пристрастиями админов, симпатизирующих «черным» темам и идеям крайней степени эксклюзивности в столь экзотическом формате. Группы риска существовали всегда и даже задолго до появления особых субкультурных групп и тем более Интернета. И то, что Россия занимает одно из первых мест по подростковым суицидам, точно не результат пропаганды «групп смерти».
Искаженно-фантазийное представление об эксклюзивной индивидуальности в контексте обостренного поиска смысла жизни характерно для этого возраста. Общество, школа, часто и родители могут говорить не тем языком и не о том. Главные переживания смысла жизни связаны с поиском разделенности, понимания, с желанием избежать одиночества, изоляции, исключения, издевательств, аутсайдерства.
Одним из базовых оснований формирования идентичности в этом возрасте является гендер, понимание мужественности и женственности, разговор со своим телом — насколько ты симпатичен, интересен, привлекателен, можно ли тебя любить, с тобой дружить, можешь ли ты стать знаменитым и звездой…
Ищут взрослых, а надо искать сверстников
Презентация себя (близкого живого и неживого) в Интернете и продвижение эксклюзивности самого разного качества, подчас на грани приличного, стала рутинной повседневной практикой далеко не только подростков. Снимают и выкладывают живые картинки детей, собак, котиков, свадеб, экстрима разного рода, часто нарушая нормы приватности и хорошего вкуса. Над этим смеются, умиляются, это комментируют, вторично продвигают с помощью телешоу, производя каждый день новых интернет-селебрити.
Стать популярной фигурой можно случайно, а можно и с помощью изощренных технологий и каких-то особых (нетривиальных, шокирующих, потусторонних) тем. Это помогает раскручивать сайт и максимально расширять аудиторию подписчиков, часто выходящих из-под контроля, что, как я и поняла, произошло в этом случае.
Дети и подростки давно уже стали самыми активными пользователями и действующими (властными, компетентными, сверхмобильными) агентами в этом пространстве. Они вступают в фан-клубы, скачивают фильмы и музыку, входят во множество разных групп. Всё это очевидно.
Однако есть одна важная деталь. Группы «своих» (раньше — с одного двора, затем — из одной тусовки или субкультуры, сейчас — из группы «ВКонтакте») — всегда были и останутся для этого возраста ключевыми референтами.
Мне кажется, автор статьи в «Новой газете» неправа, размышляя на тему взрослых кукловодов. «Свои» важны для подростка как воздух: только они и понимают твой язык, юмор, разделяют твои симпатии и «любови», принимают тебя, здесь ты имеешь если не авторитет, то статус, которого у тебя нет в классе, секции, семье. Те, кто «посвящен», четко знают, кто «не свои», «чужие», кого «не примут».
На этом разделении строится идентичность и кристаллизуется представление о главных ценностях и смысле жизни. Группа становится своей комнатой, которую начинают закрывать от родителей и вешать табличку «Не входить». Вопрос, поднятый в статье: стоит или не стоит врываться, — я оставлю без ответа. Зависит от ситуации и меры доверия и уважения родителей к детям, а детей — к родителям.