«Святой Павел» — новая книга британской исследовательницы религии Карен Армстронг, дошедшая до нас спустя менее чем год после публикации оригинала. Востребованность в нашей стране ее работ и как следствие их быстрая переводимость представляются обусловленными не столько их научной новизной, провокативными тезисами или блестящим слогом, сколько тем, насколько хорошо они укладываются в ньюэйджевскую матрицу сознания массового читателя и согласуются с политической повесткой дня в смысле сегрегации «плохих» идей, ксенофобии или терроризма от «хорошей» религии. Это касается России, Великобритании, США и ряда других стран: интересно, например, как ее читают во Франции, где большая часть образованных людей уверена как раз-таки во взаимосвязи того и другого. Однако ближе к делу.
Уже во введении Армстронг дает общую схему своей «исследовательской программы», того, что она будет доказывать: Павел «обличал несправедливость Римской империи» и «боролся за уничтожение национальных, классовых и гендерных предрассудков» (c. 30–31). Поскольку многие обвиняют апостола в сексизме, юдофобии и апологии рабства, автор берет на себя задачу реабилитировать его и показать, что все самые жесткие пассажи из его посланий (причем лишь половина среди вошедших в Новый Завет, вероятно, принадлежит Павлу) либо написаны не им самим, либо являются позднейшими вставками.
Собственно, это то, чем занимается Павел на протяжении всей ее небольшой книги: обличает несправедливость, борется против предрассудков да мимоходом раскидывает тех, кто встает у него на пути: духовных христиан, протогностиков и упертых иудеев, которые выступали за элитизм против его эгалитаризма. Подобная программа, сводящая всё в итоге к этике и идеям жертвенной любви, сострадания ближнему и общности в перспективе всеохватного трансцендентного божества, характерна для всех книг Армстронг, и читатель уже имел возможность познакомиться с ней в других ее произведениях — «Истории Бога», «Битве за Бога», «Кровавых полях» и особенно в «Двенадцати шагах к сострадательной жизни», по-русски названной «Дао религии». Образ Христа у Павла в такой перспективе сводится к образу социального реформатора, защитника угнетенных и учителя нравственности, без особых церемоний казненного по римским законам, но «оправданного» Богом и севшего одесную Его. Почитание преступника в качестве Мессии, таким образом, переворачивает с ног на голову всё общественное устройство и показывает, что суд божественный — не то, что человеческий. Подозрительно, правда, что воскресший и вознесенный Иисус каким-то образом вошел в «божественный совет небесных существ» (c. 37). Кто, когда и зачем успел создать такой орган — большая загадка.
Поскольку мысль Павла представляется как исключительно социальное учение о том, что надо быть добрым, делиться с ближним и задвинуть куда подальше свое бушующее эго, в изложении Армстронг не нашлось места множеству неоднозначных экзистенциальных тем: смерти, кресту, греху, искуплению, телу, плоти, закону, благодати — всему тому, к чему мы так привыкли по трудам Августина, Лютера, Кьеркегора, Шестова или Барта. Конечно, всё это богословские и религиозно-философские, а не строго научные интерпретации, но ведь есть же в словах «все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились» (Рим 6:3) какой-то глубинный смысл? Автор несколько раз упоминает о том, что апостол был мистиком, был восхищен до седьмого неба и прочее, но пишет об этом очень бледно и лишь затем, чтобы потом снова вернуться к волнующему ее вопросу распределения еды между бедными и богатыми.
Сложно понять тех, кто выражает симпатии к языку, которым написана книга, и называет его «захватывающим», «увлекательным» или «художественным». «Святой Павел» и правда написан очень просто (даже упрощенно), но тексту недостает той красоты фактуры, которая отличает блестящие исторические книги от обычных: все эти бесконечные упоминания аграрного строя, угнетенных классов и социальной несправедливости кажутся порой вырезками из скверного учебника по истории или какими-то полупереваренными трюизмами из сферы марксистского бессознательного. Идеологические выкладки автора иногда выглядят как преступления не только против связности повествования, но и против хорошего вкуса: так, в одном месте она упоминает о Павловой трактовке понятия греха и пишет, что его можно связать «…с инстинктами, которые генерируются в гипоталамусе и унаследованы нами от предков-рептилий. Они помогли нашему виду сохраниться, заставляя нас бежать от опасности, бороться за территорию и статус, присваивать доступные ресурсы и производить потомство. В них „я“ стоит на первом месте» (c. 66). Абсурдная справка относительно «реального» положения вещей играет здесь роль свиньи в оркестре: всю чудовищно напряженную экзистенциальную драму греха и тревожный разрыв между действием и волением автор сводит к каким-то там предкам-рептилиям. Еще можно понять, когда так делает Докинз, но на то он и воинствующий атеист и специалист по биологии. Немного более естественно экскурс в развитие мозга у предков человека смотрелся в прошлой работе Армстронг, «Кровавых полях», но и там он сводится к простой метафизической схеме: насильственный «старый» мозг противопоставляется сострадательному «новому», этот первый воплощается в государственных структурах, а второй — в религиозной этике, в которой нет и не может быть ничего плохого. Разумеется, это всё та же запряженная двумя конями колесница из платоновского «Федра», только на новый лад и едва ли имеющая отношение к проблематике апостольских писем. Здесь можно придраться и к тому, что Армстронг пишет о его переживании греха как «дьявольской силы», хотя ни о каком дьяволе в нашем понимании до II века, опять же, речи идти не могло.
Конечно, есть в книге и позитивные моменты. Армстронг интересно демонстрирует, как в своих письмах Павел преломляет и инвертирует официальный имперский дискурс: если там термины господин, спаситель, царство и т. д. относились к императору, то здесь — к осужденному его именем распятому на кресте преступнику. Подобный языковой анализ смотрится свежо и доставляет удовольствие. Умиляет критическое и в чем-то ироничное отношение ее к апостолу Луке, автору третьего Евангелия и Деяний, которого обычно принято любить и считать хорошим историком, но которого автор журит за выдумки и попытки так или иначе обелить Рим в его конфликте с Павлом. Поэтому и описание смерти последнего — точнее, отсутствие такого описания, — опять же, выгодным образом отличается от ортодоксальной точки зрения: да, вместо того чтобы быть торжественно обезглавленным на главной площади, он мог просто сгинуть где-нибудь в казематах или быть убитым «как собака», подобно герою «Процесса» Кафки, хотя римское гражданство и должно было бы его от этого защитить.
Единственный недостаток «Святого Павла» в плане издания — то, что ссылки на Библию в нем даны в виде концевых сносок, а не в более привычном виде (Мк 4:3–9), что заставляет их выглядеть несколько неестественно. Перевод был выполнен Глебом Ястребовым, известным библеистом, автором отличной книги на тему поисков исторического Иисуса («Кем был Иисус из Назарета?»). И, честно говоря, если бы кто-нибудь разрывался между книгой Ястребова и книгой Армстронг, то выбирать бы следовало эту первую, а о Павле почитать что-нибудь другое.
Алексей Зыгмонт