Чтобы знали. Чтобы помнили

ТрВ-Наука предлагает вниманию читателей интервью с историками Михаилом Мельниченко и Сергеем Бондаренко — разработчиками и редакторами «Открытого списка жертв политических репрессий в СССР», базы данных, пополнение и редактирование которой происходит силами читателей. Мы планируем в дальнейшем продолжить публикации материалов «Открытого списка». Когда инициаторы проекта предложили нам сотрудничество, мы не раздумывая согласились. «Открытый список» должен получить максимальную известность. Это крайне необходимая работа, которую обязательно надо делать хотя бы для того, чтобы подобное варварство никогда более не повторилось. А то в нашей стране многие склонны и к вольной трактовке истории, и к оправданию, а то и к обелению того, что происходило.

— Кто и для чего делает «Открытый список»?

С. Б.: Редакторы, волонтеры и сотрудники различных общественных организаций, которые, в том числе, занимаются советской историей. Существует большая общественная проблема, связанная с тем, что у нас до сих пор нет исчерпывающего списка жертв политических репрессий. Хотя, как мы все прекрасно понимаем, без такого списка очень сложно в полной мере осознавать, что собой представляло наше недавнее прошлое и что происходит прямо сейчас.

Работа по составлению таких списков ведется уже несколько десятков лет. Главным образом это делает общество «Мемориал», которое собирает разные книги памяти в одну большую базу данных. Но уже на протяжении нескольких лет очевидно, что одной большой инициативы в этом смысле недостаточно. Нужно, чтобы этим занимались многие люди и пробовали каким-то образом переформатировать собранную информацию. Так и появился «Открытый список».

М. М.: Мы избрали формат «Википедии». Команда «Википедии» — это только те люди, которые обеспечивают техническую поддержку и следят за соблюдением некоторых формальных правил. И в идеале мы как редакторы тоже должны в какой-то момент исчезнуть — нужно, чтобы неравнодушные люди сами развивали этот проект. Мы просто хотим обеспечить инфраструктуру для следующего шага.

Так что нам нужны пользователи, которые добавляли бы новую информацию об известных им случаях репрессий, и волонтеры, которые помогали бы нам обрабатывать новые данные. В процессе слияния разных баз данных и книг у нас скапливается большое количество повторов и сомнительных случаев, в которых порядок можно навести только с помощью живого участия. Мы пытаемся создавать инструменты, с помощью которых эти процессы могут быть решены малыми усилиями: алгоритмы поиска дублей и инструмент для объединения. И это всё очень большой объем механической, медитативной и иногда довольно увлекательной работы. То есть из всех других тайм-киллеров мне такой ближе всего, потому что ну да, в этом есть некоторый смысл.

Нам для этого нужно большое количество рабочих рук. Поэтому любой человек, у которого есть час свободного времени в неделю и желание участвовать в общем благородном деле, может к нам присоединиться. Достаточно только зарегистрироваться на сайте и посмотреть в разделе для волонтеров, какие виды работ существуют, или связаться с нами напрямую и получить очень конкретный вариант задания.

— Если этим уже на протяжении 20 лет успешно занимается «Мемориал», то зачем дублировать этот список?

С. Б.: Он не дублируется, а переосмысливается. Есть масса пока не использованных возможностей в смысле поиска и анализа данных. Самое важное из отличий заключается в том, что мы получаем данные не только официальные из больших составленных списков, но и напрямую от людей. Мы работаем по принципам «Википедии», и каждый желающий может сам пополнить и уточнить нашу информацию. Каждой жертве политических репрессий посвящена отдельная страница, внутри которой возможны разные уточнения и изменения по ходу того, как публикуются новая информация и документы.

М. М.: Сейчас у нас есть русский раздел, в котором больше 2,5 млн человек, есть украинский раздел, в котором 200 тыс. человек, на подходе грузинская версия. Нам интересны белорусы, у которых довольно многое доступно в интернете, серьезные базы данных подготовлены в Эстонии, в Латвии, в Литве, есть база данных казахского МВД. Очень хочется всё это взять, объединить под одной шапкой и создать единый поисковый инструмент. Возможно, попытаться это унифицировать по языку, использовать машинный перевод — в этом перспективы нашего развития.

С. Б.: Когда-то у нас была единая страна, в которой несколькими крупными волнами происходило огромное трагическое событие, политическое действие, связанное с тем, что большое количество людей было убито, оказалось в тюрьме или лагере. У каждой страны бывшего СССР остался свой собственный список и своя память, которые в каком-то смысле отделены друг от друга. Очень хорошо было бы преодолеть эти границы и получить список в целостном виде.

— Данные «Мемориала» повторяют краткие установочные данные, которые можно получить из уголовного дела. А какого рода информация интересует вас?

С. Б.: Нас интересует эта информация в качестве точки отсчета, но мне кажется, что с какой-то человеческой точки зрения нам не так уж важны просто цифры, названия статей, хотя, конечно, хорошо, что мы можем в некоторых случаях их уточнить. Важна человеческая история. Эти люди интересны не только потому, что их всех когда-то арестовали, депортировали или казнили, а просто потому, что они были. У многих людей, как кажется, есть потребность читать и рассказывать об этом.

— Что собой представляет статья о человеке в «Открытом списке»?

М. М.: Мы решили пойти по пути разделения информации на ту, которая может быть проверена, и на биографическое пространство памяти.

Первое — формуляр статьи, это анкета, которая отчасти повторяет анкету арестованного и информация из которой может быть проверена по сохранившимся архивным делам, по справке о реабилитации. Вторая часть статьи по умолчанию называется «Биографией». На деле же она может быть и биографической заметкой, воспоминанием или воспроизведением семейной истории. Во вторую часть статьи можно подгрузить документы, и это, кстати, одна из очень важных задач нашей работы.

С. Б.: Есть некоторый баланс между формулярными данными и разделом под ними, который предназначен для памяти и для чего-то, что в прямом смысле не нуждается в проверке, потому что память формирует нашу действительность никак не в меньшей степени, чем данные, заверенные какими-нибудь документами. То есть это та самая реальность, в которой живут люди — скажем, потомки тех людей, которые что-то о них помнят, и эта реальность нам никак не менее важна.

— Нам кажется, что в такой работе должно быть заинтересовано государство.

М. М.: В качестве примера можно привести Украину, где работа с подобными материалами является частью государственной политики. Созданием национальной базы репрессированных занимается государственный институт. В России же сбором такого рода информации занимаются энтузиасты на местах, чаще всего из региональных отделений «Мемориала», а государство во всем этом не очень заинтересовано.

С. Б.: Понятно, что Россия во всех официальных и неофициальных смыслах всегда была правопреемником СССР, в этом большая разница между Россией и Украиной. У Украины есть возможность хотя довольно сложного и условного, но все-таки отстранения: сейчас это уже новое государство, которое пытается понять, каким образом было устроено его прошлое. В России мы всё еще переживаем настоящее, и именно поэтому такая работа иногда воспринимается как политическая деятельность.

Проблема в том, что совсем без государства эта работа невозможна. Нужно содействие архивов, местных МВД и УВД, в которых хранятся архивно-следственные дела и личные учетные карточки.

Мы всех призываем к тому, чтобы написать запрос в архив. Сейчас это очень просто сделать, в том числе и по электронной почте. Если десятки, сотни, тысячи людей заполнят один простой бланк, это уже будет большой шаг к получению доступа к информации, которая до сих пор практически закрыта от нашего общества.

М. М.: Честно говоря, очень хочется заставить какое-то большое количество людей пережить опыт личного взаимодействия с архивно-следственным делом. Я в этот проект пришел, будучи таким историком-технарем, который всё привык определять в категориях «данные» или «материал». И работа в «Открытом списке» меня от этого подхода излечила, потому что очень сложно воспринимать как «данные» ту картину, которая получается в результате.

Я пошел смотреть дело своего соседа по коммунальной квартире, который был в тридцать восьмом году арестован и расстрелян. Я думал, что мне сейчас выдадут пухлую папку с доносами и протоколами очных ставок, а мне выдали очень тоненькое дело в два или три десятка листов, очень формально заполненных и похожих на карточку медицинского осмотра, когда школьник обходит несколько кабинетов, везде врачи не глядя ставят печать «здоров» и самый последний врач выносит вердикт: «Полностью здоров!»

Так и в этом деле: протокол обыска, два допроса, какое-то постановление и справка о том, что приговор приведен в исполнение. Опыт работы с первым таким делом несколько изменил мое восприятие советского террора, я понял, что это какое-то очень механическое и формальное мероприятие по глобальному «прореживанию».

С. Б.: Да, очень часто взрослые, достаточно сформировавшиеся люди почему-то разделяют в своей голове картину мира прошлого и настоящего. То есть в настоящем они понимают, как много вещей пущено на самотек и что происходит нечто, чему невозможно подобрать простое рациональное объяснение. Тем не менее, когда речь идет о каких-то больших и сложных событиях в прошлом, они вдруг начинают говорить о том, что «всё не может быть, как вы говорите, должна же быть какая-то очень веская причина, наверное, эти люди враги, или, может быть, скоро была война и нужно было сделать то-то и то-то…». Просмотрев одно-два таких следственных дела, ты получаешь такой богатый и сложный опыт, с которым нужно учиться как-то жить, на него невозможно просто закрыть глаза. В том числе и поэтому я хотел бы, чтобы в открытом доступе формировался такой электронный архив и существовала такая база данных.