Два года назад ВЦИОМ выступил инициатором разработки профессионального стандарта социолога. Инициатива конъюнктурная, направленная на реализацию общегосударственной программы всеобщей стандартизации страны. Действующие нормативные акты в наших землях есть самый убедительный аргумент инициативности — и убеждать никого не пришлось. Вскоре подключились социологии «Вышки», Института социологии РАН, представители региональных исследовательских компаний. Если поставлена задача на уровне правительства, следует выполнять, иначе выполнят другие — такова беспроигрышная логика текущих игр в общественно значимые проекты. Удивляться здесь нечему: государство у нас — единственный легитимный новатор.
Не берусь рассуждать о подготовленных документах. Прагматика их появления на свет далека от полевой работы, в которой хотя бы понимаю чуть больше случайного прохожего. Нормотворчество притягивает людей особого склада, создавая надежные оградительные барьеры для остальных. Но нельзя пройти мимо весьма любопытной детали — компетенции интервьюеров, реально выполняющих работу по сбору данных, представлены лишь в списках, через запятую с наблюдателями, модераторами и операторами. Именно на эту бессмертную идею всесилия социологического знания и его носителя — социолога — позвольте обратить внимание.
Бессмертие идей обозначается в публичном дискурсе нечувствительностью к корпоративным интересам, безразличием к профессиональным или образовательным статусам. Бессмертие идей проявлено в их очевидности, непроблематичности, я бы сказал, скучности — «есть дела и поважнее». Итак — раз, два, три — попробуй, интервьюер, поговори.
Раз: у тебя нет голоса, ты сам понимаешь, что ты никто.
Мужчина за шестьдесят, двадцать лет проработавший механиком на судах дальнего плавания, не усидел на диване, забрел в звонковый центр, стал профессиональным интервьюером: Есть профессии публичные, на виду. Водитель автобуса, продавец, полицейский. О них все знают, говорят. А есть невидимые, незаметные. Взять моряков. Мало кто отдает себе отчет в том, что каждую минуту тысячи судов в море. Но есть желание — можно увидеть. Например, есть такая карта MapAIS. На ней все суда, которые в пути, как на ладони. Взять интервьюера. Кто о нем знает? Иногда по телевизору мелькнет: «по данным Левада-Центра» или «ВЦИОМ». А сотни компаний вроде нашей — сущие невидимки. Занимаемся публичными вопросами, а сами как шпионы, в тени. О каком доверии, соучастии в опросе может идти речь, если люди даже не догадываются о нашем существовании?
Два: твоя задача — конвертировать возмущение в череду конвенциональных нарушений, которые делать нельзя, но без которых не обойтись.
Женщина средних лет, разведена, подрастает дочка. Интервьюер со стажем. Буднично и неэмоционально рассказывает о разговорах с новичками в профессии: Порой новенькая пройдет анкету и начнет возмущаться: «Что там за люди сидят?! Какую ахинею придумывают?! » Я тут же урезоню: «Успокойся. У каждого — свои мозги, свой хлеб». Так разве успокоится: «И мне бабушке восьмидесятилетней зачитывать, не работает ли она или не сидит ли в декретном отпуске?» — «Ты зачитай — и всё. Больше споришь. Хочется им, пусть слушают.
Хороших вопросов не бывает. Порой приходится интервьюерам и между собой ремонтировать осмысленность диалога. Приписать невменяемость составителям анкеты — хорошее средство для усмирения эмоций и успокоения разыгравшихся страстей.
Три: будь собой, строй свой мир, не забегай за линию начальствующего Социолога.
Прислушиваюсь к молодой маме, для которой особое значение имеет свободный график с максимальной загрузкой: Первое время за телефоном был какой-то кошмар! Не мое, казалось, не выдержу. Как можно навязываться на разговор к незнакомым? Если кто отказал, так просто беда. Грубым словом покрыл — трагедия. Но ничего, переболела неверием, выправилась. По профессии я учитель, потому взяла дисциплиной. Учителя никогда не опаздывают, не имеют права на слабость. Приходила на работу за пять минут до смены. Выспалась — не выспалась, поела — не поела, но улыбнулась и вперед. Бывали проколы. Однажды заказчик запротестовал. Попросил меня снять с опроса, потому что в трубку зевала. Мужу плохо было, всю ночь со скорой бегали. Но если я записалась, то пришла. Дисциплина прежде всего.
В унисон слова юриста, оказавшегося на мели — и записавшегося в интервьюеры: Я обычно приземляю людей с точки зрения закона и просто здравого смыла. Профессия юриста оставляет отпечаток. Потому к работе интервьюера отношусь куда серьезней многих. Если задача состоит в сборе голосов, мнений, — малейшие отклонения, сбои в разговоре могут многое испортить. Ведь никто, кроме интервьюера, не видит, не знает, как человек отвечает: в каком настроении, расположении, в каких обстоятельствах. В анкете ничего такого нет. Многие махнут рукой, внесут, что есть, нажмут кнопку «завершить», анкета уйдет в базу. Я лучше остановлю интервью, сама прерву разговор, если вижу, что человек смеется, комедию ломает, не относится серьезно к вопросам. Приближать людей к реальности — мое кредо.
Зачем нужен профстандарт социолога? Очевидно, «для защиты корпоративных профессиональных интересов» (см. [1]). Защищаться нужно от государства, чтобы в лице Министерства образования оно не навязало очередную невнятицу образовательных стандартов, в лице расторопных чиновников иных министерств и ведомств — не слило выгодный тендер исполнителям вне устоявшейся корпорации. Защищаться нужно от народа. Иначе нет доверия, а борьба за доверие — это лучшая защита собственных интересов. Защищаться нужно от интеллигенции, время от времени проявляющей внимание к результатам опросов, ибо ее внимание зачастую неудобно и двусмысленно. Но самое главное — защищаться следует от интервьюеров, их повседневной рациональности, их решений и действий, их коммуникации с респондентами.
Иначе интервьюер может заговорить. К чему это приведет? Раз — будет разрушена монополия на общественное мнение, приписанная «большой тройке» московских опросных компаний. Два — возникнут ограничения на вопросы. Окажется, что не каждый чих чиновника, подкрепленный весомым бюджетом, может быть оформлен анкетным вопросом. Безусловно, обо всем можно спросить, но не всё поддается ответу — и тем более интерпретации. Три — сложнее станет защищать тотальность стандартизации, невозможным может оказаться тоталитаризм в производстве общественного мнения. Без этого образ великого Социолога меркнет, место его сжимается, влияние падает — и статус усыхает. Для интервьюера кредо — «приземлять к реальности», для Социолога — защищать корпоративные профессиональные интересы.
Дмитрий Рогозин,
канд. соц. наук, Институт социального анализа и прогнозирования РАНХиГС
1. http://wciom.ru/nauka_i_obrazovanie/professionalnyi_standart_sociologa/. Дата обращения: 6.03.2017