Строительство Политехнического музея в Москве началось в 1874 году. С тех пор музей пережил и революцию, и войны, и даже модернизацию. В 2013 году историческое здание было закрыто на реконструкцию. Экспозиция и лаборатории музея временно переместились на другие площадки: павильон № 26 на ВДНХ, Технополис «Москва» на территории бывшего завода «Москвич» в Текстильщиках и Культурный центр ЗИЛ у метро «Автозаводская». О том, как рассказывать о науке современно и ярко, Ольга Орлова, ведущая программы «Гамбургский счет» на Общественном телевидении России, поговорила с руководителем лаборатории физики Политехнического музея Алексеем Иванченко.
Алексей Иванченко родился в 1971 году в Москве. Изобретатель, член Ассоциации каскадеров России. С 2006 года активно работает в сфере популяризации науки, проводит научные шоу. Вел научно-популярную телепрограмму «Галилео» (2007–2015). С сентября 2016 года возглавляет лабораторию физики Политехнического музея.
— Алексей, расскажите о том, как изменится Политехнический музей в результате его модернизации. Старые механизмы исчезнут? Тогда что появится?
— Конечно, музей изменится. Но не настолько кардинально, как могло бы показаться. Внешне здание на Новой площади останется таким же. Оно сохранит свой исторический облик. Однако основная экспозиция в корне поменяется. Появится много нового. Потому что наука не стоит на месте, наука двигается. Вместе с этой наукой развивается и музей. В принципе, Политехнический музей с первого дня своего существования был задуман как прогрессивный.
— Но ведь передовые научные исследования в музее очень трудно отразить. Как донести новые знания, которые плохо визуализируются и очень сложны?
—Сейчас наука всё больше и больше уходит в сверхмалое, нанотехнологии и так далее, в то, что очень сложно увидеть невооруженным глазом. Скажу по секрету: мы уже купили атомарный микроскоп. Так что мы позволим себе заглянуть очень глубоко внутрь материи. Кроме того, любой процесс, любую технологию можно смоделировать. То, что сложно увидеть, мы, в научной лаборатории, можем смоделировать в другом масштабе и показать принцип. И мы можем рассказать, как ученые пришли к своей идее.
— До открытия основного здания осталось около года…
— Пока сложно говорить о конкретной дате. Но, конечно же, мы не хотим потерять ни посетителей, ни партнеров музея. Сейчас, несмотря на то что основное здание закрыто на реконструкцию, на бывшем заводе «Москвич» у нас в Технополисе работают открытые фонды музея, где можно ознакомиться с его коллекцией. Конечно, не в таком развернутом виде, как это было ранее, но, тем не менее, можно. Кроме того, в Культурном центре ЗИЛ функционируют научные лаборатории. Это образовательная часть музея.
— В целом Политехнический музей славен своей традицией — образовательной, популяризаторской, культурной, и он являлся всегда флагманом просветительства. А как это происходит сейчас? Ведь наши с вами сверстники, которых когда-то приводили в кружки, уже стали родителями.
— Сейчас совершенно другие дети. У меня есть маленький внук. И у меня полное ощущение, что он родился с гаджетом в руках. Современные дети на каком-то совершенно интуитивном уровне постигают сложнейшие устройства. Естественно, вместе с этим прогрессом двигаемся и мы.
— Что из себя представляют научные лаборатории Политехнического музея?
— Их достаточно много. Лаборатория биологии, лаборатория биохакинга, которая занимается генным моделированием растений. Говорю для защитников животных: мы ни в коем случае никого не мучаем. Кроме того, лаборатория робототехники, лаборатория математики. Самые старые лаборатории Политеха — это лаборатория химии и, естественно, лаборатория физики. И еще есть детский лекторий, который занимается маленькими детьми.
— А на какой возраст всё это рассчитано?
— В принципе, мы ориентированы на возраст 9+. Если говорить о перспективах… Представляете себе, как устроена архитектура Политехнического музея? Это прямоугольник, внутри которого есть двор. Внутри этого Южного двора будет работать так называемый детский музей, который будет рассчитан на малышей до девяти. В соответствии с проектом он станет единственным местом в Москве, где с детьми от 0 до 9 лет будут заниматься научными методами. Двор превратится в гигантский кабинет чудес, образовательную интерактивную площадку, развивающую у детей важнейшие навыки исследователей и экспериментаторов: наблюдательность, воображение, любопытство и умение мыслить логически и творчески.
— Расскажите про ваш опыт взаимодействия с современными школьниками. Да, они очень легко, интуитивно познают сложные устройства. Но очень многие преподаватели старшей школы и вузов жалуются, что базовые вещи дети не усваивают, — порой даже трудно понять, что ребенок на самом деле знает, а что нет. А у вас какое ощущение?
— Замкнутый круг. Именно такое ощущение. Почему дети не хотят учиться основам? На мой взгляд, это, конечно же, проблема подачи информации. Ведь одну и ту же информацию можно подать десятью разными способами. И в восьми случаях из этих десяти тебя не услышат, один раз услышат, а один раз услышат с радостью и поймут. Поэтому самое главное — это, конечно, форма подачи. Я бываю в разных школах, и я вижу, что появляются прогрессивные школы, где пересматривается форма подачи. Потому что академическая сухая подача материала неинтересна современным детям. Они не мотивированы для такой подачи. В советское время учиться плохо означало фактически вырвать себя из общего социума, оказаться изгоем. Сейчас социум немножко поменялся. И уже нет той мотивации. Если ребенку неинтересно, то он будет в своем гаджете сидеть на уроке, а не слушать учителя.
— Вы имеете в виду, что обучение должно быть привлекательным и развлекательным шоу?
— Нет. Конечно же нет. Привлекательное и завлекательное шоу — это больше популяризация. Это все-таки разные вещи — популяризация и обучение. Что должно быть ребенку абсолютно понятно из мотиваторов? Он должен видеть перспективы своего обучения. Тогда ему будет интересно. Тогда он будет понимать, для чего он это преодолевает. Если ребенок, переходя в седьмой класс и открывая учебник физики, уже делает для себя вывод, что это сложно, скучно и неинтересно, то он абсолютно не мотивирован. «Мне это в жизни, — особенно девочки так считают, — не пригодится». И это самая первая глобальная ошибка. Почему мы работаем с детьми от девяти лет? Я, например, больше всего люблю мотивированных детей, учеников физматклассов. В то же время я люблю работать именно с детьми после третьего класса. Эти дети немного по-другому воспринимают информацию. Мыслительный процесс немного по-другому выстроен. С девяти лет он уже становится более осмысленным и логическим. Ко мне приходят ребята 9–11 лет, потому что их за ручку привели родители, как раз те, кто ходил к нам в Политех когда-то давно. Таким образом, дети не сами пришли. Но когда к концу часового занятия у меня все дети включены в процесс, отвечают на вопросы и у них глаза горят, я понимаю, что, например, этот ребенок — если будет продолжать ко мне ходить, потому что ему интересно, — придя в седьмой класс и открыв учебник физики, уже будет понимать, зачем он учит этот предмет.
— Вы уже отмечали, что у современных детей склонность именно к визуализации, причем как можно более яркой. А у вас в этом смысле богатый опыт. Вы были ведущим знаменитой телепрограммы «Галилео» вместе с Александром Пушным. Он тоже физик. И эти яркие опыты много лет смотрели дети, — причем уже современные дети, которых тяжело удержать у экранов, если им неинтересно. Вы этот опыт используете в своей лаборатории?
— Естественно. Начнем с того, что в принципе от 60 до 80% всей информации мы получаем через глаза.
Если я рассказываю ребенку закон физики, то он его пытается воссоздать, смоделировать у себя в голове. Без визуальной картинки ему сделать это сложно. Поэтому, давая визуализацию, я четко закрепляю этот материал в голове. Это раз.
Два. Тенденции современных детей. Во-первых, занятия не должны быть длинными. Сами демонстрации и объяснения я максимально укорачиваю, разбиваю на блоки. Я что-то показываю из серии «Вау, как классно!», потом объясняю и перехожу к совершенно другой теме. Рассказываю, показываю — перехожу к другой. Когда заканчивается блок, я опять возвращаюсь к пройденному.
Почему? Современные дети смотрят дайджесты, видеообзоры, обзоры видеоигр, даже политические обзоры. Информация в сжатой форме. Они с трудом воспринимают длинную информацию. Музыка короткая, песни короткие — всё укорачивается. И это вырабатывает определенный ритм восприятия информации. Это видно. Здесь нужно просто чувствовать аудиторию. Если я чуть-чуть удлинил эксперимент, я вижу, как они тухнут, переключаются друг на друга. И я выработал такую методику. Короткая информация, короткое повторение, повторение, повторение — вот такими короткими блоками они усваивают лучше. Через час они уже совершенно точно запомнили три-четыре закона физики, которые я им в процессе занятия давал. И это работает.
— Расскажите про ваш опыт постановок в «Галилео». Это отдельное искусство, которому многие мои коллеги отдавали должное.
— Это была командная работа. Мы в свое время выработали такую технологию. «Галилео» снимался пулами. То есть мы снимали за один пул от 9 до 14 экспериментов. Я предлагал визуализацию. Поскольку я по одной из своих профессий механик, я сам всё изготовлял. Ко мне приезжали Саша Пушной и наш режиссер Лена Калиберда. Получалось три креативных головы. Они приезжали ко мне в мастерскую, мы втроем садились и начинали мозговой штурм. Добавляли всяких фантиков, рюшечек и так далее.
— Знаете, что еще поражало? Чувство юмора создателей. Видно, что за этим стоят очень веселые парни.
— И девчонка. Лена действительно очень хороший режиссер. И она делала эту картинку невероятно насыщенной. Так это всё и рождалось.
— Как вы вообще пришли к популяризации? Что на вас повлияло?
— Если я скажу — Яков Перельман, то не ошибусь. Я прочитал Перельмана и сказал: «Господи, какой ужас». Не потому, что Перельман плохой. Перельман совершенно гениальный человек, талантливейший. Я преклоняюсь перед ним. Это действительно один из моих кумиров. Но, к сожалению, в сознании подавляющего большинства современных людей физика ассоциируется с наукой XVII–XVIII века, где-то на уровне Ньютона. А ведь это не так. Физика — одна из самых динамично развивающихся наук. Но люди этого не видят, не воспринимают.
— ВЦИОМ только что провел свежий социологический опрос. И опять у нас 25% населения подтверждают, что Солнце вращается вокруг Земли.
— Я даже не могу сказать, что для меня это дикость. Для меня это открытие. Может быть, просто потому, что у меня круг общения находится за пределами вот этих 25%. И это очень обидно. Я хочу пообщаться с этими людьми. Очень.
— Тут очень важный момент. Вы же сами сказали, что любите мотивированных детей. Но ведь легко проповедовать в своем монастыре.
— Я сказал, что есть две разные ветви. Я очень люблю мотивированных детей. Но в то же время я очень люблю немотивированных детей и взрослых.
— А вот как достучаться до тех людей, которые находятся в том счастливом мире, где Солнце вращается вокруг Земли, где генами обладают только генно-модифицированные продукты и где всё можно вылечить гомеопатией?
— Во-первых, я считаю, что не надо пытаться достучаться до 100%. Это невозможно в принципе. Во-вторых, честно скажу, я бы делал все-таки ставку на детей. Потому что если человек, который учился в школе и точно, во всяком случае на момент учебы, знал, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, но настолько прочно это забыл, то, скорее всего, это связано либо с невозможностью держать такую информацию, либо с нежеланием, с умственной ленью. Честно скажу, я сейчас могу показаться циничным, но я считаю, что, значит, таким людям эта информация просто не нужна. И не надо пытаться до них достучаться. А вот до их детей я бы хотел достучаться. Потому что, на мой взгляд, переделывать что-то зачастую бывает намного сложнее, чем сделать заново.
— А меня всегда волновал такой вопрос: что делать со взрослыми? Ведь это взрослые, а не дети решают, как реформировать науку, как развивать популяризацию науки и как реформировать образование в стране. Кто принимает решение, куда вести ребенка, в какие кружки, в какую школу отдавать, чему его учить? Взрослые. И чем меньше взрослых, которые думают о том, как важно научное знание, тем меньше у детей возможностей. Так что делать со взрослыми?
— Когда ко мне приходят смешанные группы, как правило, я всегда очень прошу родителей присутствовать: «Не сидите в коридоре, не надо. Идите к нам. У нас интересно». И это правда. У нас действительно интересно. Я здесь немного лукавлю, потому что я заигрываю с детьми, немножко подтрунивая над взрослыми. Правда, заслуженно. Есть взрослые, которые считают себя всезнайками. При этом я никогда не залезаю за пределы школьной программы. Я всегда использую формулировку «пороемся в своей пассивной памяти». Я прекрасно понимаю, что любое знание, которое не использовалось в течение 20 лет, глубоко похоронено. И я никогда не говорю: «Чему равно расстояние от Земли до Луны?» Но я пытаюсь доказать взрослым: не всё-то вы знаете на самом деле. И многие взрослые втягиваются в эту игру. Получается иногда даже обратное наставничество. Если дети ко мне ходили, — предположим, к нам на кружок — они знают уже больше своих родителей, которые ничего не помнят. Тогда дети мотивируют родителей, и родители не просиживают в коридоре, а стоят у двери и смотрят, слушают, как дети занимаются.
Как заинтересовать взрослых, которые, в принципе, даже не задумываются о том, что своих детей нужно приводить в музей науки и техники? Очень просто. Для этого нужны такие программы, как «Галилео».
Алексей Иванченко
Беседовала Ольга Орлова