Проанализировать советские истоки постсоветской лженауки было бы не только поучительно, но и жизненно важно для осознания многих наших нынешних проблем. Однако, боюсь, подобный труд немногим по плечу. Нужно собрать и системно изучить огромную библиографию. Нужно исследовать происхождение и дрейф различных лженаучных понятий, да еще и на фоне изменений в самой науке. Нужно иметь спектр возможных объяснительных гипотез, которые затем проверять на массиве фактов. Для выполнения такого исследования требуются и погруженность в саму тему, и безукоризненная научная корректность, и колоссальная работоспособность. Только тогда результаты будут иметь научное значение, а не станут еще одним основанным на мнении сомнительным аргументом в околонаучных политических прениях.
На решение этой непростой задачи претендует статья Ильи Кукулина «Периодика для ИТР: советские научно-популярные журналы и моделирование интересов позднесоветской научно-технической интеллигенции», опубликованная в журнале «Новое литературное обозрение» № 145 (3/2017). Внимание к ней привлекло обширное интервью с автором, появившееся 29 сентября в интернет-издании «Индикатор» под заголовком «Неизбежность странного мира: почему New Age и оккультизм очаровали советскую интеллигенцию». Однако при обсуждении этих публикаций в «Фейсбуке» к ним отнеслись довольно критично. Что же можно сказать об этой попытке?
1. Несмотря на большую библиографию, оригинальную работу нельзя назвать научным исследованием (как ее преподносит «Индикатор»), т. е. это не гуманитарная научная статья, а наукообразное публицистическое эссе, основанное на мнении и избирательном рассмотрении фактов.
а) Гуманитарное исследование обязано собрать все относящиеся к теме работы оригинальные публикации и все значимые их интерпретации без исключений (см. хрестоматийный текст Умберто Эко «Как написать дипломную работу»). В данном случае мы видим лишь выборочный анализ отдельных изданий, публикаций и мнений.
б) Все материалы, используемые в гуманитарном исследовании, должны подвергаться источниковедческому анализу. В данной статье на него нет даже намека.
в) Любой выдвигаемый тезис должен подвергаться критике, т. е. автору следует самому поставить его под сомнение и показать что тезис выдерживает все разумные критические атаки. Автор же с первых строк признается что целенаправленно подбирает факты в подтверждение своей гипотезы: «Выскажу предварительную рабочую гипотезу — дальнейший текст, как я надеюсь, поможет ее обосновать и уточнить». То есть задача критики гипотезы не ставится, альтернативные гипотезы не рассматриваются, как и факты, которые мешают обосновать гипотезу.
2. Содержание работы не соответствует выводам, на которые автор претендует (особенно в интервью).
Автор заявляет о раскрытии особой роли научно-популярных журналов в подготовке советских ИТР к принятию эзотерических идей и в интервью говорит почти исключительно о популяризации науки. Между тем его статья посвящена по сути только научной фантастике причем публикуемой как в научно-популярных журналах так и отчасти в других форматах (в книгах и толстых литературных журналах). То есть анализируется судьба литературного жанра (к этому анализу особых претензий нет) но вывод почему-то делается о роли научной популяризации и соответствующих журналах.
При этом в научно-популярных журналах фантастика, как правило, играла роль небольшой побочной рубрики. Например, в «Науке и жизни» на нее обычно отводилось 2–5 страниц (лишь в отдельных случаях больше). «Вокруг света» и вовсе не баловал фантастикой. Например, в архиве за 1965 год — лишь два рассказа Саймака и по одному Кларка и Азимова. В начале 1980-х фантастика была через номер в виде рассказа на одну-две страницы.
Вообще, в СССР был дефицит научно-фантастической литературы как по тиражам, так и по ассортименту. Союз писателей и учителя литературы не жаловали ее, считая «низким жанром». Поэтому ее было трудно достать. В библиотеках надо было вставать в очередь. Скромная доза фантастики в научно-популярных журналах действительно поддерживала тиражи, но главным их содержанием были обычные научно-популярные и познавательные статьи. Делать вывод о роли научно-популярных журналов на основе вспомогательной (по сути, маркетинговой) рубрики — просто неадекватно.
3. Характер советской журнальной фантастики не соответствует заявляемому в статье и интервью.
Как в статье, так и в интервью навязчиво повторяется, что именно посредством журнальной фантастики читателям-итээровцам в головы вкладывались идеи некой социально-политической программы, включавшей нью-эйдж (в смысле верований в паранормальное), чтобы избавить от рефлексии сталинского прошлого. И это преподносится как едва ли не важнейшая функция научно-популярных журналов.
Загляните в библиографию фантастики «Науки и жизни» (ссылка уже приведена). Где там нью-эйдж? У Кларка? Азимова? Рассела? Янга? Гарднера? Откуда вообще эта мысль? Из-за того, что отдельные фантасты задумывались о палеоконтакте? На тот момент это даже не было еще псевдонаукой. Как и многие парапсихологические гипотезы. Это сейчас можно уверенно говорить, что они проверены и не подтвердились. А тогда возможность психотронного воздействия или телепатии, хотя и казалась сомнительной, но, тем не менее, всерьез проверялась экспериментаторами. То, что фантасты иногда использовали эти идеи, делает их пропагандистами нью-эйдж не более, чем сверхсветовые звездолеты «Стартрека».
Бо́льшая часть научной фантастики, публиковавшейся в СССР, относилась к категории, обозначаемой сегодня словом “hard”. Эта «твердая» фантастика пыталась рационалистически экстраполировать социальные и технические реалии в предположении, что сделаны определенные научные открытия. Остальная фантастика по большей части была юмористической или играла на парадоксах. А такого жанра, как фэнтези, в Советском Союзе фактически просто не было (Толкиен впервые появился на русском в 1983 году).
4. Обоснование центрального тезиса носит спекулятивный характер.
Сам автор пишет, что та социально-политическая программа, ради которой якобы были реформированы и работали советские научно-популярные журналы, «насколько мне известно, не была эксплицитно выражена, так как не была разработана одним человеком, но стала результатом взаимодействия нескольких идеологических программ, подобно химической эмульсии». И добавляет: «…это была неартикулированная концепция послесталинской модернизации советского общества, адресованная советским ИТР, хотя, по-видимому, разные группы по-разному „считывали“ и интерпретировали отдельные ее элементы».
Итак, нам говорится, что у программы не было ни автора, ни явной формулировки. Она не состояла из каких-то артикулированных идей. И всеми считывалась по-разному. Еще раз: нет автора, нет формулировки, нет идеи и нет общего восприятия. То есть этой программы просто нет. Точнее, она есть лишь в воображении автора статьи, который ее впервые сфантазировал и эксплицитно выразил, обосновав своим избирательным подходом к историческим фактам.
5. В статье полно ошибок и домыслов.
Довольно типичный пример — анахронизм. В обоснование лженаучного нью-эйджевого тренда приводится следующее суждение: «В 1976–1979 годах заместителем Захарченко по „Технике — молодежи“ был писатель-фантаст Владимир Щербаков (1938–2004)… Щербаков публиковал не только романы, но и многочисленные псевдонаучные книги о тождестве древних славян, этрусков, первоначального населения Палестины и дошумерских автохтонов Двуречья».
Открываем «Википедию» и читаем о Щербакове: «В конце 1980-х отошел от фантастики, увлекшись изучением загадок прошлого, в том числе Атлантиды и этрусков. Выпустил ряд документальных книг, в которых пишет о тайнах и загадках исчезнувших цивилизаций».
То есть псевдонаучный тренд возник у Щербакова уже после работы в ТМ. Первым его произведением в этом направлении называют сценарий фильма про биополе «Невидимая жизнь леса», снятого в Киеве в 1984 году. Но раз в 1980-х человек увлекся лженаукой, почему бы не предположить, что и в 1970-х он проводил в жизнь скрытую программу?!
Это не единственный такой пример в статье, когда некое программное влияние определенных персонажей на советских ИТР обосновывается позднейшими проявлениями этих персонажей в постсоветскую эпоху. Или даже просто контактами с людьми, которые потом так проявились. Как говорится, за отсутствием прямых доказательств выезжаем на косвенных. И дважды косвенных. Если же без шуток, то тут неслабо пахнет конспирологией.
6. В целом же всё это просто подводит базу для очередной атаки на доброкачественный сциентизм в поддержку религии. Это прямым текстом говорится в интервью.
а) Начинается с утверждения, что авторы, борющиеся с лженаукой (которую автор почему-то называет ”New Age”), объявляются «парадоксальным образом» ее проповедниками. Потому что им приходится о ней говорить. Видимо, бороться с вредными учениями надо было по-советски — обличая неназываемое. Или просто молча следить, как чепуха прорастает в сознании людей.
б) Дальше разговор переходит на «идеи радикального атеизма, который сам по себе имеет почти религиозный смысл». Это старый мем: «Атеисты веруют в то, что Бога нет». И затем следует упрек в адрес «плеяды ярких авторов, которые пишут научно-популярные книги» и «проповедуют» (опять это слово) западных авторов, «например, Ричарда Докинза». То есть с помощью чисто словесных манипуляций популяризация науки и рационализма преподносится не как просвещение, а как проповедь, причем чего-то чужеземного.
в) Одновременно делается реверанс в сторону религии. Оказывается, иррационализм некоторых священников — это просто плохое богословие. А значит, есть еще хорошее, которое, конечно, исключительно рациональное. Оно-то как раз и противопоставляется плеяде популяризаторов. Эти «новые просветители» (засчитываем попытку создать жупел по модели «новых атеистов»), наследуя традиции советских научно-популярных журналов, «парадоксально» пропагандируют нью-эйдж и открыто — «радикальный атеизм», чтобы не каяться в преступлениях сталинизма и не выступать против нынешнего режима. Получается, что из-за тех, плохих (иррациональных) богословов эти плохие новые просветители «выглядят защитниками рационализма „для всех“, для верующих и неверующих». А ведь не должны они так выглядеть. Рационализм для верующих и неверующих — он же разный.
7. Ну и вишенкой на торте — про гомеопатию: «У меня целый ряд знакомых считает, что гомеопатия — лженаука. Я так не считаю». Собственно говоря, эта фраза исчерпывающе характеризует отношения автора с наукой и с нью-эйдж, который он стал здесь открыто и совершенно непарадоксально защищать. Причем на этом не останавливается и добавляет: «…для меня странно, что торжественное изгнание гомеопатии из храма науки случилось на фоне общего торжества иррационализма. Гомеопатия — политически одно из самых невинных движений в России в том смысле, что она минимально связана с нашим политическим истеблишментом».
То есть, смотрите, просветителям предлагается при выборе объекта критики ориентироваться вовсе не на научные «заслуги», а на политические мотивы. Оказывается, надо критиковать не тех, кто дурачит людей, а тех, кто связан с политическим истеблишментом! Возникает резонный вопрос: если автор упрекает популяризаторов в недостаточной политизации, не значит ли это, что в собственной его работе политические мотивы доминируют над научными? Очень ведь на то похоже.
В порядке просвещения: торжественное изгнание гомеопатии из храма науки происходило неоднократно с самого ее появления и по сей день. Но, как говорится, ты их в дверь — они в окно. Так что ритуал очищения надо проводить регулярно.
* * *
В обсуждаемом эссе есть, безусловно, и верные мысли. Например, указание на анклавный характер советской науки или на эскапистский интерес к научпопу. Но, например, ничего не сказано о том, как советская цензура, державшая лженауку в узде, привела к накоплению скрытого спроса на нее. Не сказано, как эпоха гласности, подорвав доверие ко всему официальному, пошатнула и доверие к науке, которая тоже рассматривалась как «официальная», поскольку относительно щедро финансировалась дискредитировавшей себя властью. Не сказано и о том, как официально-принудительный атеизм породил реактивный гипертрофированный спрос на мистическое самого разного пошиба — от православия до нью-эйдж. Наконец, ничего не сказано о том, что для ряда ученых научное диссидентство было в советское время эрзацем диссидентства политического, и это на полутонах поддерживалось властью: образно говоря, Бехтерева была предпочтительнее Сахарова.
Жаль, что работа, претендующая на анализ очень важной темы, фактически оказалась (вкупе с интервью) идеологически мотивированным памфлетом, безосновательно ставящим под сомнение цели популяризации науки и борьбы с лженаукой. Впрочем, это сейчас в тренде.
Александр Сергеев,
научный журналист, член Комиссии по борьбе
с лженаукой и фальсификацией научных
исследований при Президиуме РАН
В целом с критикой можно согласится, однако такие претензии как «Гуманитарное исследование обязано собрать все относящиеся к теме работы оригинальные публикации и все значимые их интерпретации без исключений (см. хрестоматийный текст Умберто Эко «Как написать дипломную работу»). в журнальных статьях иногда чисто технически невозможно учесть, учитывая требования к объёму и то как редакция в большинстве случаях сократит изначальный текст.
Да, это понятные резоны. Эко потому и советует не брать столь масштабные темы. А когда нужен обобщающий взгляд, он должен основываться на ранее выполненных частных исследованиях. Историей советского научпопа, как я понимаю, никто толком не занимался.
Учитывая те погрешности о которых Вы говорите, возможно стоило статью отправить в редакцию НЛО, на сколько я знаю этот журнал является серьёзным и авторитетным изданием, не думаю, что это было бы (камнем в их огород) и скорее всего статья бы была опубликована.
Возможно. Но наверняка это было бы долго, а мне на хотелось тянуть. Да и не знаю я там никого, а когда пишешь на редакционный ящик, велика вероятность отсева просто потому что много другой работы. Мне кажется, тема все-таки довольно частная, а все заинтересованные ее найдут.
«…как советская цензура, державшая лженауку в узде привела к накоплению скрытого спроса на нее.»
«Спрос» на лженауку является в первую очередь следствием избыточной цензуры как таковой.
Жесточайшей цензуре со стороны научных редакторов должно подвергаться только кране ограниченное количество источников массовой информации, которыми пользуется подавляющая часть населения — метровые каналы, основные газеты и т.п.
Именно. Об этом я упоминаю в конце и немного подробнее говорю вот здесь:
https://lenta.ru/articles/2017/10/07/nauka/
Прочитал. К сожалению, Вы стоите на точке зрения, примерно совпадающей с позициями ранних Стругацких.
Реальность же состоит в том, что никакой врождённой тяги к систематическому образованию у подавляющего большинства населения нет. Население по-настоящему изучает что-то только тогда, когда видит от этого прямую материальную выгоду.
После ликвидации советской централизованной системы управления ключевыми секторами нашей экономики в них автоматически образовалась система неофициальных договорённостей между смежниками — иначе предприятия просто не могли работать из-за отсутствия конкуренции в производственных цепочках. Эти договорённости в силу очевидных причин не могли заменить работу министерств советского образца. В результате подавляющая часть производств, требующая сложной кооперации, приказала долго жить.
Для функционирования почти всех оставшихся предприятий большого количества образованных людей не требуется. Следовательно, и учиться не обязательно.
На выходе автоматически получаем общество с характернейшими чертами средневекового — ослаблением критического мышления, ростом веры в чудеса и прочим. Кстати, даже тяга «новых русских» к блестящим предметам полностью соответствует сведениям из истории и связана с преимущественно визуальным мировосприятием у необразованных людей.
Так что пока не будет роста высокотехнологичных секторов, процессы деградации в интеллектуальной сфере остановить не удастся.
Именно!
Ash:
12.10.2017 в 18:21 писал: «…пока не будет роста высокотехнологичных секторов, процессы деградации в интеллектуальной сфере остановить не удастся.»
……………
«Высокотехнологичность» сама по себе оказывается глобальной причиной деградации в интеллектуальной сфере, поскольку направлена на упрощение потребления технологий — снижения интеллектуальных требований для их использования конечным потребителем. Когда-то на ЭВМ могли работать только специалисты, требовалось знать языки программирования и пр. — то есть, только люди с высшим образованием. Сегодня 4-х летний ребёнок управляется со смартфоном вообще без всякого образования, благодаря лишь «интуитивно (рефлекторно) понятному интерфейсу». Сейчас для вождения автомобиля требуется обладать навыками, знаниями и иметь разрешение. Но в процесс управления автомобилем постепенно внедряются элементы автоматического управления — ABS, интеллектуальный круиз-контроль, автоматическое экстренное торможение, автоматическая парковка. Расширение этого списка рано или поздно превратит автомобиль в беспилотный, и на определённом этапе управлять автомобилем будет не обязательно и даже обременительно (в плане ответственности за «последствия» ручного управления). При должном уровне надёжности, навыки вождения и водительские удостоверения станут лишними, и их запретят.
Ещё раньше такая ситуация наступит в авиации. Уже давно на некоторых воздушных судах (ВС) ручная посадка запрещена (запрещено вмешиваться в управление на режиме посадки с прописью этого запрета в РЛЭ). В крупных аэропортах-воздушных «хабах» так же запрещена ручная посадки при наличии у ВС системы автоматической посадки. Большинство авиа-катастроф связано с «человеческим фактором», и этот процент только растёт. Происходит это в связи со всё большим временем работы автопилота, в результате чего навыки пилотирования пропадают. В отношении крупных ВС собственно пилотирования уже почти не осталось. Процесс ужесточения в отношении ручного управления неизбежно приведёт к недостаточности навыков, а недостаточность навыков рано или поздно вообще поставит вопрос о целесообразности наличия в самолете «пилота без навыков». Периодически слышны протесты пилотов. В Аэрофлоте летчики (через профсоюз) потребовали от руководства разрешения выполнять вручную не менее 1-й из 4-х посадок, а руководство настаивало, наоборот, не более 1-й из 4-х (не знаю, чем всё закончилось). Уже полностью разработана концепция системы управления самолётом с одним оператором — не лётчиком. И рано или поздно профессия лётчика отомрёт, как исчезла профессия «лифтерши» — лётчик в кабине станет не нужным (а то и опасным).
(Профессиональный анекдот: Выходящий из кабины пилотов лётчик спрашивает такого же лётчика, летевшего пассажиром: «Почему вы аплодируете как все остальные пассажиры — вы же не можете не знать, что посадку выполнил не я, а автопилот?» «Я аплодирую, что вы не мешали ему это делать»)
С другой стороны, идеология гедонизма и построение на основе этой идеологии утилитарного общества (т.н. «золотой миллиард»), прямо предусматривают повышение комфортности жизни как снижение умственных, волевых и материальных затрат, упрощение исполнения желаний, всяческое снижение разного рода усилий и пр. Это проникает и в систему образования. Уже сейчас во многих странах запрещены домашние задания и оценки как «излишне напрягающие» детей. Происходит примитивизация учебного процесса. В сочетании с тем, что уже «достигнуто» в системе образования в предшествующие десятилетие-два в той же Западной Европе (источнике высоких технологий, между прочим), положение с человеческим интеллектом вообще оказывается угрожающим (на эту тему рекомендую прочитать «крик души» док. физ.-мат. наук В. Доценко «Пятое правило арифметики» https://www.nkj.ru/archive/articles/457/ . Такая ситуация через отрицательную обратную связь — систему образования — если ничего не предпринимать, вызовет и деградацию науки с остановкой научно-технического «прогресса» (в кавычках), если это уже не началось.
То есть, источником интеллектуальной деградации оказывается сама наука, через упрощение жизни посредством высоких технологий приводящая к исчезновению интеллектуальных требований в жизни человека и снижения их до уровня рефлексов. Тотальное внедрение высоких технологий приводит к тому, что профессиональные навыки и профессиональные знания мало того, что перестают быть важными, но к тому же становятся уделом всё меньшего процента населения. Это в перспективе должно создать мощное социальное расслоение в обществе, а вслед за этим и противостояние (объективное, между прочим), и необходимость выработки идеологии о «лишних жителях Земли» — с одной стороны, и выработку систем управления «обыдляющимся» человечеством — с другой. А поскольку итог гедонизма уже виден — «рефлексы без интеллекта», то и решение вопроса управления обществом «гедонистам от высоких технологий» видится именно в этом — в воздействии на рефлексы. А чтобы гарантированно это обеспечить, надо начинать с детства — с образования и воспитания. В западных странах воспитывать уже стало трудно — чуть что, отнимают ребенка от родителей. А скоро станет вообще запрещено, поскольку это есть «насилие и узурпация свободы ребёнка» и пр. и пр….
Я это к тому, что ни образование, ни наука с её высокими технологиями без понимания (и воспитания в людях) верного смысла жизни, мягко говоря, не гарантируют общественного прогресса, а, напротив, способствуют деградации общества — сначала интеллектуально ( не требуется учиться и получать знания и навыки), а потом и нравственно (удаление человека от ответственности за свои действия, которых просто «не останется»). В такой «перспективе» человек как Человек уже не проглядывается…
В отношении отсутствия в советской науке иммунитета к «лженаукам».
Основная причина этого, как мне представляется, проистекает из насаждённого в СССР атеизма, создавшем в советской науке «стерильную» атмосферу, в результате чего она, в отличие от мировой науки, оказалась «не привитой». Через эту иммунную брешь она и оказалась инфицирована лженауками, как только идеологическая «защита» пала вместе с государством. Кстати, введение в научные дисциплины теологии как раз и следует рассматривать, как такую «прививку». Кроме всего прочего, теология поставит рационалистический заслон (я не оговорился) попыткам проникнуть в научную среду псевдо- и откровенным лженаукам с заднего — «мировоззренческого» двора, вход в который наукой оказался неохраняемым по всё тем же атеистическим причинам — мол, нет нужды охранять то, чего нет…
Что касается критики Ильи Кукулина — если особо на вдаваться в частности — с ним во многом следует согласиться. «Лысенковщина» (официальная лже-нука), Лепешинская с её «теорией» происхождения живого из неживого, причисление кибернетики, наследственности и даже теории относительности к лженаукам — это же всё было (на Эйнштейна ссылались как на «проф. Однокаменникова»). Идеологическая цензура, по большому счёту проистекавшая из атеизма (через материализм и далее через марксизм, как сугубо материалистического учения) , делала своё чёрное дело, и лишь угроза существованию СССР вынуждало руководство смотреть сквозь пальцы на не соответствующие официальной идеологии научные теории и результаты. Тем не менее, это создавало в научной интеллигенции «мировоззренческий вакуум». Отсюда и такая тяга к научной фантастике — всё-таки там с цензурой было по-проще…
«Кстати, введение в научные дисциплины теологии как раз и следует рассматривать…»
Кстати, Вы обещали разобраться с теорией эволюции.
И остановились мы на том, что при тех условиях, при которых могут существовать живые организмы на нашей планете, в природе есть не более четырёх взаимодействий. Все они известны.
И как там Ваши изыскания? Есть прогресс?