15 октября 2017 года в Сочи после окончания церемонии открытия XIX Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Владимир Путин встретился как с российскими участниками фестиваля, так и со студентами и молодыми специалистами из Индии, Индонезии, Зимбабве, Малайзии, США, Франции и Ямайки. На этой встрече прозвучали такие слова президента РФ: «Я, может быть, скажу жесткие вещи, но тем не менее. Россия заинтересована в возвращении тех, кто реально состоялся и реально здесь может эффективно работать. Не всех подряд. Хотя с точки зрения гражданской составляющей мы заинтересованы, чтобы все наши граждане приехали, но с точки зрения развития науки для российской науки нужны те, которые могут ее двигать вперед» [1].
Публикуем отклики российских ученых на это «заявление о намерениях». Нашим респондентам были заданы два вопроса: 1. Действительно ли, на ваш взгляд, Россия в ее современном виде заинтересована в возвращении успешных ученых? 2. Согласятся ли успешные ученые вернуться?
Анатолий Вершик, гл. науч. сотр. Санкт-Петербургского филиала Математического института РАН:
Уровень высказываний президента на фестивале о «возвращении тех, кто реально состоялся…» свидетельствует о непонимании им глубины этой проблемы или, скорее, о нежелании говорить о ней серьезно. Эти чисто фестивальные призывы, во-первых, ничем не подкреплены и, во-вторых, опоздали лет на 25. Уже поздно.
Ирина Дежина, руководитель группы по научной и промышленной политике в Сколтехе, вед. науч. сотр. Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара:
Слова сказаны совершенно верные — хорошо было бы, чтобы возвращались не все подряд, а люди перспективные с точки зрения развития российской науки. И высказывание это, я думаю, появилось не на пустом месте: те, кто профессионально занимается темой «утечки мозгов», циркуляции кадров, знают о феномене «отрицательного отбора». Не всегда возвращаются лучшие; чаще — если что-то не сложилось с работой за рубежом, либо наступил пенсионный возраст (актуально для работающих в Западной Европе), либо есть личные (семейные) мотивы к возвращению. Безусловно есть примеры возвращения успешных ученых, но их все-таки пока не большинство. Да и в целом полностью вернулось — то есть постоянно живет в России — считанное число ученых, а большинство приезжает работать по временным контрактам. Еще более «мягкая» форма работы в России — это мегагранты, когда требуется присутствовать в России всего четыре месяца в год.
Так что главные проблемы — это как идентифицировать тех, кого хотелось бы вернуть, что им предложить и как это обеспечить на долгосрочную перспективу.
Екатерина Америк, профессор университета Орсэ (Paris-Sud, Париж, Франция), науч. сотр. лаборатории алгебраической геометрии ВШЭ:
Вообще, казалось бы, почти любая страна в почти любом виде была бы заинтересована: ничего плохого в возвращении ученых нет, а успешных — тем более. Если говорить про сегодняшние российские власти, то это, действительно, не всегда очевидно — такое впечатление, что часть правящей верхушки заинтересована в развитии науки, часть — нет, и левая рука не всегда знает, что делает правая. Мегагранты, например, очень хорошее дело — по крайней мере, в математике они сыграли огромную роль: появилась Лаборатория алгебраической геометрии в Москве и Лаборатория Чебышева в Питере; с первой тесно связан успех матфака ВШЭ, у лаборатории Чебышева, насколько я понимаю, в последние годы появился свой образовательный проект.
В то же время имеем разные непонятные истории, как, например, с Европейским университетом в Санкт-Петербурге; да и общая обстановка и риторика в стране за последние годы сильно изменились не в лучшую для международного научного сотрудничества сторону. Наконец, о возвращении ученых трудно говорить всерьез, если и те, кто на месте, не могут работать в нормальных условиях, — но, наверное, это уже скорее относится к ответу на второй вопрос.
Согласятся ли успешные ученые вернуться? Большая часть — думаю, нет; людей вообще трудно уговорить приехать в Россию: погода плохая, жизнь непредсказуемая. Я пять лет проработала на математическом факультете ВШЭ: там с недавних пор действует система набора международных постдоков и сотрудников, и особо жесткой конкуренции за эти места я не замечала, несмотря на очень хорошие условия; наоборот, зачастую трудно найти достойных кандидатов. Вернуться могут те, у кого есть личные причины жить в России — какие-нибудь семейные обстоятельства, — и еще те, кто ищет хороших и мотивированных студентов.
Лично для меня было очень важно, что уровень мотивации у многих студентов матфака оказался сильно выше, чем то, к чему я привыкла во Франции. Семинар нашей лаборатории тоже держался во многом на студентах — столь благодарную аудиторию редко найдешь. Но даже для тех, у кого есть особые причины жить в России, всё упирается в неуверенность в завтрашнем дне.
Любые проекты фундаментальной науки долгосрочны, а финансирование в России почти целиком грантовое; грант дается на два-три года, и даже продлеваемый в принципе грант могут не продлить без видимых причин — нашей группе, например, не продлили. При этом зачастую по грантам требуется отчетность с довольно замысловатыми правилами: например, по одному гранту нельзя отчитываться статьями, в которых упоминается другой. Я, честно говоря, в конце концов сама запуталась, какую статью в какой отчет надо было вписать, и кое-какие последствия — не то чтобы очень серьезные, но неприятно, когда на пустом месте упрекают в недобросовестности, — не заставили себя ждать.
Андрей Калиничев, профессор Высшего национального института горных наук и телекоммуникаций (Institut Mines-Télécom Atlantique, Нант, Франция), гл. науч. сотр. Международной лаборатории суперкомпьютерного атомистического моделирования и многомасштабного анализа НИУ ВШЭ:
Я, может быть, скажу жесткие вещи, но тем не менее. Россия, мне кажется, вообще заинтересована в том, чтобы на любые руководящие должности в стране попадали только те, кто реально состоялся и реально может эффективно работать. Это в равной степени относится и к руководителям научных групп, и к руководителям институтов или больших научных проектов, и, между прочим, к руководителям страны, включая и президента. Причем механизм, обеспечивающий поиск и продвижение таких людей, везде один и тот же — это открытый конкурсный отбор, свободная конкуренция между публично обсуждаемыми программами претендентов и честные конкурентные выборы.
При всех своих организационных недостатках Российская академия наук недавно как раз продемонстрировала эффективность такого механизма при выборах нового президента РАН. В какой-то степени этот же механизм реализован в программе мегагрантов и грантов РНФ. В этих программах очень важно и правильно, что они не нацелены прямо на «возвращение состоявшихся ученых» — а только на отбор
наиболее конкурентоспособных научных программ, многие из которых предлагаются состоявшимися российскими учеными как раз не обязательно из-за рубежа. Тем не менее именно в результате таких конкурсов заметно возросло количество сильных зарубежных ученых, возвращающихся в Россию хотя бы и на короткие сроки, хотя бы и не на постоянной основе.
Мне кажется, что построение в России подобных механизмов отбора на всех уровнях как научной, так и общественно-гражданской иерархии и обеспечение их надежной работы — единственный и при этом наиболее прямой путь к тому, чтобы упомянутые в цитате благие пожелания президента страны воплотились в реальность. А пока, для того чтобы объективно ответить на оба ваших вопроса, достаточно количественно сравнить два потока научных работников (от аспирантов до академиков): из страны и в обратном направлении. Я не знаком с точными цифрами, но вполне догадываюсь об их соотношении.
Сергей Нечаев, вед. науч. сотр. ФИАН, директор российско-французского Междисциплинарного научного центра Понселе:
Я поймал себя на мысли о том, что к Интернету за утренним кофе я отношусь с азартом игрока в казино: еще не открыв страницу, я делаю ставку на то, что за ночь родился и оформился очередной маразм в хитросплетениях российской действительности и день не пройдет скучно. Как правило, я выигрываю… Пятничная новость про Мединского меня просто добила. Я-то думал, что меня добила недавняя новость про Собчак, а перед этим — дело Серебренникова, а перед этим — страсти по «Матильде»… но нет, по-видимому, степень остолбенения так же неисчерпаема, как атом.
Как-то на этом фоне вопрос, уезжать ли, возвращаться ли, кажется абсолютно ортогональным пространству, где разворачиваются такие драматические события. В Россию могут вернуться сто, тысяча прекрасных специалистов, но вы откроете утром страницу Интернета и прочитаете, что на канале «РЕН-ТВ» будет показан научно-популярный фильм, в котором высказывается гипотеза, что Земля плоская (это не шутка — именно так недавно и было). Мне кажется, что после этого приехавшие научные миссионеры могут спокойно собрать чемоданы и уехать, прихватив с собой учеников, с тем чтобы всем вместе вернуться, когда эпидемия пойдет на спад.
В Россию действительно возвращаются (я не говорю сейчас о приезжающих иностранцах). Следует различать людей разных возрастных категорий. Активная научная молодежь практически не возвращается. Среди людей среднего поколения возвращаются в первую очередь специалисты, работающие на западные или серьезные российские компании, абсолютно нейтральные политически и, по сути, только физически (но не ментально) находящиеся в России; также возвращаются идеалисты и проходимцы; возвращаются, в силу необходимости, и те, у кого старые родители.
Среди старшего поколения возвращаются те, кто хочет ближе к пенсии жить в привычной языковой среде и в достаточно насыщенной культурной атмосфере. При этом у большинства вернувшихся есть либо вид на жительство, либо паспорт другой страны, что является своего рода страховкой. Короче, каждый оценивает возможные риски и делает индивидуальный выбор для себя самого и лишь идеалисты (и циники, прикидывающиеся идеалистами) пытаются распространить свой опыт на окружающих.
Научная молодежь из России уезжает, и это единственно возможный способ оказаться «в нужное время в нужном месте». Уезжают не просто так, а, как правило, в магистратуру, аспирантуру или (меньше) постдоками. Есть, конечно, самодостаточные яркие молодые исследователи, которые могут пробиться где угодно, но в большинстве случаев, для того чтобы научный талант кристаллизовался, молодому человеку необходимо быть внутри питательного бульона, в котором есть критическая масса ярких ученых.
В России единицы таких ученых есть, а критической массы нет. И после заседания ВАК по диссертации Мединского вряд ли стоит ожидать появления такой критической массы в ближайшем будущем, потому что наука лишь тогда начинает дышать без искусственной вентиляции легких, когда она пронизывает весь социальный организм, а не живет в скин-слое.
Константин Северинов,
профессор Ратгерского университета (Нью-Джерси, США) и Сколтеха, зав. лабораториями в Институте молекулярной генетики РАН и Институте биологии гена РАН:
Успешные ученые (имеются в виду те, кто сделал карьеру за границей в развитых в научном отношении странах) в Россию не вернутся, по крайней мере в массовом порядке, потому что условия для научной деятельности в стандартном ее понимании в России отсутствуют, зато есть все условия, чтобы сделать научную работу «на острие» трудновыполнимой или даже невозможной.
Это общее утверждение, конечно, не означает, что не будет отдельных возвращенцев-«извращенцев». Всегда ведь есть специальные обстоятельства: родители, новые семьи, денег срубить, эго потешить, ну и просто приключений на свою голову посередине жизни поискать. В большинстве случаев такие «возвращения» будут или временными, на короткий срок, или частичными.
Артём Оганов вводит публику, включая ВВП, в заблуждение, рассказывая о своем якобы полном возвращении для работы на благо родины [1]. Он продолжает руководить лабораторией и оставаться профессором в Стоуни-Бруке. Он указывает американскую, впрочем, как и ряд других, в частности российских, аффилиаций в своих статьях. Но начисто «забывает» об этом факте в своих программных патриотических выступлениях для российского начальства. Получается подлог, который мало чем отличается, например, от гротескной ситуации с российскими чиновниками-«патриотами», у которых дети учатся или живут за рубежом.
В общем, повторюсь, люди с постоянными позициями и активным исследовательскими программами на Западе массово полностью переезжать в Россию не будут (а именно их, судя по всему, хочет заполучить ВВП). С другой стороны, среди тех, у кого нет постоянных позиций и чья карьера находится на стадии непрерывных постдоков, могли бы найтись желающие переехать, но хвастаться их переездом в Россию будет не очень прилично, а сами эти люди окажутся подставленными заявлениями Артёма, столкнувшись с российской реальностью и при этом окончательно выпав из западной науки.
1. См. http://kremlin.ru/events/president/news/55842
P. S. Редакция получила такой ответ от Артёма Оганова: «Увы, комментарий Северинова — ложь от начала до конца. Оправдываться мне совершенно не в чем, это удел виновных. Так что комментировать ложь Северинова я не стану».
В нашем институте привлекли одного такого ученого из Америки, по программе возвращения ученых. Денег много, работа проводится на базе лабораторий в других странах. Публикации ниже среднего и в чём выгода всех этих телодвижений, кроме распила, непонятно. Сам он в Америке живёт по большей части.
1. «Сам он в Америке живёт по большей части.»
Человек, руководящий мегагрантом «с той стороны», тоже был недоволен: тем, что наши всё делают едва-едва.
Так что больших радостей не видно ни с одной стороны.
2. «…в чём выгода всех этих телодвижений…»
Просто наша власть применяет магическое мышление: из того, что в странах с развитым сектором высоких технологий имеется значительное количество прилично оплачиваемых научных сотрудников, делается вывод, что привлечением высокооплачиваемых научных сотрудников можно создать развитый сектор высоких технологий.
То есть поднять ветер, размахивая ветками.
А чтобы задать себе вопрос — с какой стати наши компании будут пользоваться нашей наукой, если они очень мало пользуются услугами западной науки — требуется непомерное умственное усилие.
Именно так. Типичный пример культа Карго, ничего более…
Вот да ни вы нам эмигрантам не нужны ни мы вам. Так что ваше начальство может захотеть оставть свои мечты о каких-то там «научной диаспоре» и «русском мире»
«кто реально состоялся и реально здесь может эффективно работать.»
Проблема в том, что Путин не понимает, что тот, «кто реально состоялся» и тот, кто «реально здесь может эффективно работать.» — это два совершенно разных человека!
Весь опыт мегагрантов и возвращенцев показывает, что те, кто реально состоялся, в России могут работать только в тепличных условиях мегагранта, хоть сколько-то близких к их зарубежным условиям. Как только мегагрант кончается, карета превращается в тыкву и реально состоявшийся недовозвращенец уже не способен работать в России на общих основаниях — с нищенским финансированием и бюрократизацией закупок реактивов, приборов и т.п. как у всех в России.
А вот те, кто «реально здесь может эффективно работать» на общих основаниях с аборигенами, без денег и с бюрократией — это совсем другие люди, не имеющие ничего общего с «реально состоявшимися на Западе».
Поэтому Путин исходно неправильно ставит задачу. Поэтому ничего толкового из этой затеи заведомо получиться не может. Те кто там состоялись не останутся работать в наших условиях, не смогут, они тут неадаптивны, неконкурентоспособны. Кончился мегагрант — они снова уехали и всё. Те же, кто реально способны работать в России, не обладают регалиями «состоявшихся за рубежом».
Да не переживайте вы так мистер Андрей все равно в вашу недодержаву никто не приедет. А как не дать вам денег и бюджет вашей страны попилить ваше начальство найдет lol
короче )))
«не поедем» пишется короче