В этом номере газеты опубликовано несколько материалов, посвященных индивидуальной и коллективной памяти. Знать и помнить историю нашей страны — это ли не настоящий патриотизм? И пока одни лихо отправляют Михаила Ломоносова с рыбным обозом в Санкт-Петербург, другие восстанавливают память о выдающихся гражданах России.
28 января 2018 года в Москве прошла очередная церемония установки таблички «Последний адрес». В ней приняли участие сотрудники Института русского языка, Института славяноведения РАН и НИУ ВШЭ.
Выдающийся российский лингвист Николай Дурново жил с семьей во флигеле во дворе дома по Трубниковскому пер., 26, стр. 1, и этот дом стал его последним адресом перед арестом, отправкой на Соловки и расстрелом в урочище Сандармох (Карелия).
«Он умел не только делать открытия, но и открывать новые методы, благодаря которым можно делать открытия. Ими мы пользуемся и в наши дни, — отметила лингвист, гл. науч. сотр. Института русского языка Анна Пичхадзе, ставшая инициатором установки знака. — Он имел блестящее образование (окончил историко-филологический факультет МГУ. — Ред.) и помимо классических языков знал восточные. Он был большим знатоком российской диалектологии и очень многое сделал для развития этой науки. Его классификация русских диалектов до сих пор лежит в основе современной классификации. <…> Всю жизнь он страдал от нищеты. Вопрос „Как прокормить семью?“ был самым мучительным вопросом его жизни. В 1923 году он вообще остался без работы, но трудные условия жизни парадоксальным образом способствовали интенсивности его научных изысканий».
Видеозапись с церемонии
В 1924 году, когда РАН еще сохраняла некоторую независимость, Дурново избрали членом-корреспондентом Академии наук. «Где-то после 1923–1924 года его положение было совершенно катастрофическим, он никак не мог найти работу. И тогда один из его учеников, Роман Якобсон, который жил в Праге, пригласил его в научную командировку. И то, что он сумел вырваться и встретиться там с членами Пражского лингвистического кружка, с зарубежными коллегами, было для него очень большой отрадой. Но эта поездка (1924–1927. — Ред.) сыграла роковую роль в его жизни. Там он преподавал, ездил изучать закарпатские диалекты по заданию Чехословацкой академии наук. Но постоянной работы найти не мог, и его положение было настолько критическим, что он даже не мог собрать денег на обратный билет домой», — рассказала Анна Пичхадзе на церемонии.
В 1927 году Дурново пригласили в Минск, в только что открытый Институт белорусской культуры, который потом преобразовали в Белорусскую академию наук. В 1928 году его избирают академиком новой академии. «Как только он вернулся из-за границы, за ним была установлена слежка» (в деле это называлось «агентурным обслуживанием гражданина»). Николай Николаевич недолго пробыл в Минске. Он открыто заявлял, что марксизм не имеет отношения к языкознанию. Он был лишен звания академика и в начале 1930 года вернулся в Москву. Выборы 1930 года в Академию наук СССР, уже потерявшую независимость и подвергшуюся большевизации, обернулись неудачей.
Три года редких случайных заработков — и неожиданный арест в конце декабря 1933 года. Дурново обвинили в участии и даже соорганизации Российской национальной партии, которую он якобы создал за границей вместе с Н. С. Трубецким, Р. О. Якобсоном и другими учеными, — пресловутое «дело славистов». От многих проходивших по этому делу, в том числе и от Дурново, следователи требовали показаний на В. И. Вернадского — и, разумеется, получили, и тому чудом удалось избежать ареста.
На допросах Николай Дурново не скрывал, что с неприязнью относится и к коммунизму, и к принудительному коллективизму, и к фашизму, что он противник и евразийства, и всяческих революций. «Я пишу как ученый, дорожащий свободой мысли». 29 марта 1934 года Николай Николаевич был осужден на 10 лет лагерей и отправлен на Соловки. Но даже в тяжелых условиях заключения Дурново продолжал заниматься научной работой: написал сербскохорватскую грамматику, изучал рукописи и старопечатные книги из собрания Соловецкого монастыря [1].
9 октября 1937 года он был повторно осужден особой тройкой УНКВД, затем в составе большой партии заключенных отправлен в урочище Сандармох и 27 октября 1937 года расстрелян (в октябре–ноябре 1937 года там было убито 1111 человек). Репрессиям были подвергнуты и два его сына. Старший, 28-летний Андрей, начинающий славист, был расстрелян 5 января 1938 года в Ташкенте (в САЗлаге), а позже в том же году эта участь постигла и младшего, Евгения.
Сандармох был найден в июле 1997 года карельским краеведом Юрием Дмитриевым и его коллегами. По грустной иронии судьбы установление таблички памяти Н. Н. Дурново почти совпало с освобождением Ю. А. Дмитриева из СИЗО Петрозаводска. Свой день рождения — 28 января — тот отметил дома. Друзья и родные купили ему новый компьютерный блок.
Все научные труды Николая Николаевича, созданные на Соловках, канули во чреве ГУЛАГа. В сталинские годы его имя чудом избежало забвения. В 1964 и 1967 годах Николая Дурново реабилитировали по обоим делам за отсутствием состава преступления. В 2000 году вышел большой том собрания трудов Дурново под редакцией В. М. Живова [2]. «Дурново был открыт для новых идей, усваивал их критически и плодотворно, и эта интеллектуальная подвижность сообщает его трудам притягательную силу живой науки, — отмечал Виктор Маркович в предисловии к книге. И далее: — Мы не знаем, каковы были дальнейшие научные планы Дурново <…> коммунистический режим уничтожил и самого ученого, и его архив».
Наталия Демина
Фото Давида Крихели и с сайта sand.mapofmemory.org
1. Дело Н. Н. Дурново на сайте «Последнего адреса».
2. Дурново Н. Н. Избранные работы по истории русского языка.
3. Показания Н.Н. Дурново 11-12 августа 1934 года из статьи Робинсон М.А., Петровский Д.П. Н.Н.Дурново и Н.С. Трубецкой: Проблема евразийства в контексте «дела славистов» (по материалам ОГПУ–НКВД)
человек видно был достойный но мероприятие чисто в духе катастройки- ельцинщины