90-летняя Т. страдала старческим бредом ущерба: по ее мнению дочь, зять и внуки похищали у нее белье и туалетные принадлежности, подменяли бачок в туалете, посуду и серебряные ложечки, давали «не ту» пищу, подсыпали в чай «не тот» сахар и т.д. Жить с ней было трудно, тем более, что всем соседям и знакомым она с бесчисленными подробностями сообщала о «злодействах» зятя и находящейся под его влиянием дочери. Она с радостью согласилась на лечение в больнице, где врачи должны были не только поправить здоровье, но и выслушать печальную историю о ее жизни и помочь «найти управу» на «домашних воров».
В приемном покое у Т. изъяли и передали дочери свернутые в узелок золотые украшения, а также припрятанные в складках трико деньги. И только в наблюдательной палате Т. поняла, что находится в психиатрической больнице, и стала умолять дежурный медперсонал «выпустить» ее. Старушку успокоили — и дали ей снотворное (до этого она никогда не принимала никаких психотропных препаратов и транквилизаторов).
Т. спала плохо, пыталась встать с постели, но ее «зафиксировали» — привязали простынями к кровати, ведь персоналу тоже хочется спать. Утром, когда ее повели к врачу, она спотыкалась, упала, плохо соображала, не могла связно изложить свои жалобы. Назначенные лекарства (транквилизаторы, небольшие дозы психотропных препаратов) лишь усугубляли ее беспомощность и слабость. Вскоре прежде опрятная Т. утратила контроль за своими отправлениями, ослабела, простудилась и через три недели после поступления в больницу умерла от воспаления легких.
Увы, это обычная история.
Современная психиатрия располагает широким спектром эффективных лечебных препаратов. Создается, однако, впечатление, что достижения фармакологии во многих случаях используются не для лечения, а для отстранения от тяжелых и нередко «назойливых» больных. Такого рода отстранение и отторжение глубоко аморально, ибо источником нравственности и ответственности является близость Другого, интерперсональная связь с ним (о понятии Другого см. [1]). Ведь для назначения адекватного лечения требуется не только внимательное выявление симптомов болезни, но и попытка увязать их с конкретной ситуацией, межличностными отношениями, соматическим фоном, для чего необходим совместный анализ каждого случая болезни психиатром, психологом и социальным работником.
При этом в силу своей профессиональной компетенции психиатр должен ответить на вопрос о том, какова клиническая картина болезни, психолог — попытаться выяснить психологически понятные причины расстройства, социальный работник — разработать план восстановления семейных и социальных контактов больного человека. Без такого совместного анализа назначенные лекарства служат лишь средством для отстранения от больного, снятия с медицинских работников ответственности за его судьбу, отказа от встречи с больным «лицом к лицу», создания субъект-субъектных отношений между врачом и пациентом, столь необходимых в психиатрии (об этом К. Дёрнер написал книгу [2]).
Бездумное назначение транквилизаторов в случаях неврозов и реакций на стресс приводит к массовому распространению зависимости от лекарств, масштаб которой до сих пор не определен. В психиатрических больницах и, в особенности, в психоневрологических интернатах фармакологическое «избавление» от «трудных пациентов» — следствие столь распространенного деления на «мы» (медицинский персонал) и «они», т.е. те, кто от этого персонала зависим.
«Мы» — жертвы, отдающие все свои силы неблагодарным «им», лишающим нас права на отдых и покой. От такого рода отношений страдают прежде всего беспомощные и бесправные больные — слабоумные или страдающие тревожной депрессией старики, а также дети с нарушением поведения. Первых «успокаивают» с помощью лекарств, прием которых очень часто сопровождается побочным действием, вторых «наказывают» и «дисциплинируют» с помощью «уколов».
Реакции протеста, столь часто возникающие в коллективах детских домов, нередко вызывают у воспитателей непреодолимую потребность обращения за помощью к психиатрам и отстранения непокорных детей, которых направляют в психиатрические больницы, где им «для порядка» назначают психотропные препараты (неулептил, аминазин, галоперидол).
А потом выясняется, что ребенку нужны лишь сочувствие и семейная обстановка, которой они лишены.
Так, совсем недавно я в качестве судебного психиатра общался с молодым человеком, который за время пребывания в детском доме более 20 раз был госпитализирован в детскую психиатрическую больницу из-за конфликтов со сверстниками и воспитателями. В больницах ему на первых порах назначали нейролептики, но затем, после доброжелательной беседы и работы с психологом, выяснялось, что он неплохо учится, уживается в коллективе детей и не нуждается в приеме лекарств, назначенных без показаний, «по схеме». После выписки из детского дома и получения квартиры этот молодой человек постепенно приобрел бытовые и профессиональные навыки, самостоятельно выбирает товарищей и не нуждается в психиатрической помощи.
Психиатрическая помощь в нашей стране нуждается в коренной реформации и гуманизации в соответствии с принятыми в Западной Европе стандартами. При этом необходим общественный и профессиональный контроль за обоснованностью и эффективностью применения лекарств (система «супервизии» — независимого профессионального контроля, участия самих пациентов и родственников психически больных в организации «терапевтического режима» в психиатрических стационарах и др.). Это тем более необходимо в тех случаях, когда пациенты (старики, дети и др.) беспомощны и зависимы от медицинского персонала.
Эммануил Гушанский
1. З. Бауман. «Актуальность Холоко-ста», гл. 7. Москва, Издательство «Европа», 2010 г.
2. К. Дёрнер. «Хороший врач», гл. III. Алетейа, Москва, 2006 г.