Авангард Николаевич Леонтьев, известный актер и педагог, издал книгу памяти А.Г. Бовшек — «Великое культурное противостояние» (М.: НЛО, 2009). Анна Гавриловна Бовшек (1889-1971), ученица Станиславского и Вахтангова, актриса первой студии МХТ, работала с Сулержицким и Таировым. Именно у Анны Гавриловны, в студии художественного слова Московского городского дома пионеров (в переулке Стопани), в 1960 г. Авангард Леонтьев начал заниматься тем, что стало его профессией.
Этой студией Бовшек руководила с 1936 по 1962 год, а потом, уже выйдя на пенсию, возглавила молодежную студию художественного слова при Московском государственном музее им. А.С. Пушкина (на Пречистенке), где проработала еще четыре года.
Многие актеры и режиссеры обязаны Анне Гавриловне «началом»: она умела увидеть талант в молодых людях — нередко совсем еще детях; умела поддержать, защитить, накормить, наконец, — студия ведь продолжала работать и в военной Москве… О Бовшек в книге вспоминают актеры и режиссеры Г. Печников и Г. Ансимов, С. Никоненко и А. Леонтьев, А. Крейн — основатель Московского музея А.С. Пушкина.
Евгений Миронов (ученик Леонтьева, т.е. профессионально — как бы «внук» Анны Гавриловны), написал маленькое вступление, а в «Литературной газете» он рассказал о показанном прошлой весной по «Культуре» документальном телефильме о Бовшек — «Жизнь поперек строк» (режиссер — Игорь Калядин).
Чтобы понять А.Г. Бовшек как человека эпохи 20-х — начала 60-х гг., надо представлять себе особенности «культурной карты» столь разных лет. Кстати говоря, это еще и повод в очередной раз задуматься о том, как мало мы знаем о «незнаменитых» людях, хранивших и созидавших нашу культуру в советские времена, осуществлявших «великое культурное противостояние» примерно с середины 20-х годов.
Арестовывали, ссылали, «уплотняли», исключали, не печатали… И все-таки вплоть до Большого террора люди продолжали собираться, читать вслух неопубликованные сочинения и вообще проявляли разнообразные инициативы «снизу». Даже в совсем лихую пору оставалась возможность пробуждать «чувства добрые» на разрешенном материале, а материалом этим все-таки была русская и отчасти западная классика, а также русский фольклор.
Исключительно популярным (даже на моей памяти, т.е. в 30 — 40-е годы) было публичное чтение художественных произведений высокими профессионалами, которые тогда назывались «мастерами художественного слова». «Чтецкие» вечера всегда собирали полные залы. Когда в Москве радиотрансляция пришла в каждый дом, дикторов надо было так или иначе обучать, а вот чтецы уже были представлены разными школами.
Владимир Николаевич Яхонтов читал совсем не так, как Антон Шварц; Дмитрий Николаевич Журавлев и Всеволод Николаевич Аксенов были вообще уникальны и т.д. Значимость «чтецкого» жанра проявилась в частности в том, что в 1937 г. состоялся Первый Всесоюзный конкурс чтецов (В.Н. Яхонтов занял 1-е место; Д.Н. Журавлев — 2-е).
Что касается интереса школьников и молодежи 30 — 40-х годов к самодеятельному художественному чтению с эстрады, то он соседствовал разве что с интересом к авиамоделированию и был не менее распространен, чем недавний интерес к фигурному катанию и сегодняшний — к йоге, айкидо или конному спорту.
Именно поэтому в кружках и студиях художественного слова при школах и домах пионеров (а не только в театральных кружках) начинали свой путь многие профессиональные актеры, тем более что нередко — и неслучайно — руководили такими кружками люди совершенно незаурядные. В этом смысле, а также в любви к Пушкину и его эпохе Анна Гавриловна не была исключением. Среди моих ровесников трудно найти кого-то, кто не слышал, как Д.Н. Журавлев читает «Пиковую даму»…
Собственные «чтецкие» вечера Бовшек были успешными еще в 20-х годах в Киеве. Помимо собственно мастерства она обладала тем особым изяществом, которое было свойственно актрисам раннего МХТ и Вахтанговской школы. Я помню, что в еще в 60-е годы в Консерватории по изысканно-прямой спине можно было найти глазами Цецилию Львовну Мансурову (незабываемую Турандот). Анна Гавриловна обладала такой же осанкой — и осанка эта отражала внутреннюю несгибаемость. Все, кто помнит Бовшек, отмечают, что даже далеко не новые вещи выглядели на ней элегантно. Всегда одета, всегда собрана. Всегда с прямой спиной.
Центральное место в книге занимает мемуарный текст самой Анны Гавриловны «Глазами друга» (1965) — повествование о ее жизни с писателем Сигизмундом Кржижановским, женой которого она была с 1922 г. до его кончины в 1950 г. Текст этот слегка суховатый, но со скрытым жаром. Именно как литературное произведение он обладает редкими достоинствами — лаконичностью и благородной сдержанностью. Бовшек удалось очертить характер Кржижановского, столь тяжелый для него самого, и уж тем более — для других. Анна Гавриловна ничего, казалось бы, не скрывает, но и не поддается искушению обвинить властьимущих в том, что жизнь самого близкого ей человека была «литературным небытием».
Анна Гавриловна была, несомненно, поразительно трезва и в высшей степени проницательна: только абсолютно ясная мысль может порождать столь прозрачные тексты. Ее безусловная литературная одаренность видна и в еще одной ее работе, посвященной фольклористу и чтецу Ольге Эрастовне Озаровской (1874-1933 гг.). Этот текст опубликован В. Перельмутером (издателем и комментатором сочинений Кржижановского) в журнале Toronto Slavic Quaterly (www.utoronto.ca/tsq/).
Даже в последние свои годы в Одессе, уже будучи очень больной, Анна Гавриловна была окружена детьми, для которых ставила спектакли и устраивала праздник своего любимого голубого цветка — ипомеи. А ипомея — это известный всем вьюнок — цветок, везде находящий себе опору…