Незадолго до шествия по Якиманке я обнаружила в Интернете странную фразу. Она много раз повторялась в разных публикациях — вот, например, Пресс-релиз РОДП «Яблоко»: Митинг 4 февраля примет резолюцию о снятии Явлинского с выборов. http://yablor.ru/blogs/press-reliz-rodp-yabloko-miting-4-fevralya-primet-/2288796. Понять эту фразу можно было только одним образом: что митинг примет резолюцию, в соответствии с которой Явлинский должен быть снят с выборов на должность президента. Это было абсурдно: во-первых, митинг не может снять кандидата с выборов, во-вторых, речь шла о белоленточном митинге, так что наезжать на Явлинского ему никакого резона не было. И, в-третьих, Явлинский к тому моменту был с дистанции уже снят, так что какие уж тут резолюции. Ну, конечно, через секунду я поняла, что речь идет, наоборот, о том, что резолюция должна осудить снятие Явлинского. В том же пресс-релизе, в частности, дальше говорится: Оргкомитет митинга и шествия 4 февраля принял решение подготовить резолюцию с требованием регистрации Григория Явлинского кандидатом в президенты РФ.
Понятно, что авторы просто неудачно выразились. Надо было бы сказать резолюция по поводу снятия Явлинского с выборов — тогда это имело бы нужный смысл. И вот теперь наука.
В лингвистике — а не только в химии — есть очень важное понятие валентности. Валентность — это способность слова подчинять себе слово, группу слов или предложение, которые соответствуют обязательному участнику ситуации. Участник понимается широко. Вот, например, ситуация, описываемая глаголом выменять, такова, что в ней есть четыре обязательных участника. Выменивает всегда кто-то у кого-то (это два) и что-то на что-то (четыре). Даже если в конкретном высказывании какой-то из участников может быть и не указан, ясно, что описать суть выменивания, не упоминая четырех участников, невозможно. Эти четыре роли можно назвать. Тот, кто выменивает, — субъект, тот, у кого он берет одну вещь и кому отдает другую, — контрагент. То, что он выменивает, — это главный объект, а на что — второй объект. Валентность субъекта замещается у глагола выменять именительным падежом, валентность контрагента — сочетанием предлога у с родительным, валентности объектов — винительным и сочетанием предлога на с винительным соответственно. Это еще называют моделью управления слова.
Я привела простой случай, а есть и очень сложные. Типов валентностей много, не всегда их можно четко обозначить. У иных слов есть множество способов замещения разных валентностей, валентности могут расщепляться, совмещаться и т.д. — я про это здесь рассказывать не буду.
Так вот, у глаголов речи, у слов, обозначающих разного рода высказывания и тексты, помимо валентностей субъекта (говорящего) и адресата есть две интересные валентности: темы и содержания. Например:рассказал о тундре (тема) — рассказал, что недавно вернулся из тундры (содержание). Басня о вороне и лисице (тема) — басня о том, как мартышка пыталась надеть очки (содержание). В ряде случаев сразу можно сказать, тема перед нами или содержание: например, если сказано по поводу, насчет, на предмет, на тему — ясное дело, это тема. А если о том, как… — это содержание. Но зачастую они выражаются внешне одинаково. Например, сообщение о победе нашей команды — это сообщение о том, что имела место победа, что команда победила. То есть это содержание. Но вот стихи о любви — это не стихи о том, что любовь имеет место. Любовь здесь — это тема, а уж что о ней говорится, так это мало ли. Конечно, разные слова устроены не одинаково. Например, у слов разговаривать или тамбеседовать будет только валентность темы: разговаривать или беседовать о чем-то. А у слов типа выговорить — наоборот, никакой темы, только содержание.
Мы, кстати, как раз недавно на работе обсуждали, как нужно описывать модель управления слова басня и прочих обозначений литературных жанров. Так вот, история про Явлинского показывает, что в словарном описании слова резолюция нужно очень аккуратно описать, как заполняются его валентности.
А недавно я снова столкнулась с языковым казусом, в основе которого лежит неразличение темы и содержания. Я тут прочитала на сайте «Эха Москвы» некий текст Владимира Соловьева: «Беседа с Патриархом Кириллом — о часах, квартире и русской речи» (23:4001.04.2012), замечательный не только выражениями типа Святейшество сказало. Текст очень странный: интервью — не интервью. Вроде как пересказ беседы (запись не велась). При этом целые фрагменты оформлены как прямая речь. Автор сделал всё, чтобы напустить туману, так что непонятно, что он сам считает, а что сказал Патриарх. В частности, Соловьев ловко использовал для этого синтаксическую неоднозначность. Вот, например, что там сказано: «Мы говорили о многом. Мы говорили о проблеме духовности, мы говорили о том, что Церкви необходимо заниматься миссионерской деятельностью. При том, что я иудей. Мы говорили о том, что, к сожалению, люди, которые говорят от имени Церкви, зачастую это делают ужасающе и бросают тень на сами церковные идеи, что, к сожалению, таких людей, как Даниил Сысоев, сейчас в публичном поле крайне мало». www.echomsk.spb.ru/blogs/treli/5272.php?utm_source=twitterfeed&utm_medium=twitter Замечательны эти мы говорили о том. Вроде как не то чтобы прямо так и говорили, а вот что-то на эту тему. Не написано ведь: Патриарх сказал, что… Я возразил, что.. А с другой стороны, создается впечатление, что это как бы Патриарх так и сказал, что, мол, к сожалению, люди, которые говорят от имени Церкви, зачастую это делают ужасающе и бросают тень на сами церковные идеи. Это вроде как Патриарх сожалеет. В общем, лукавый текст, использующий лукавство языка.
А кстати, о теме. Очень забавно сейчас используется выражение ни о чем: В магазин сходила — ни о чем: денег потратила кучу, а что купила?; Новая учительница музыки вообще ни о чем. Ни о чем здесь — значит без толку, без смысла, без особых достоинств.
Ирина Левонтина
Все очень просто в нашей современной российской жизни. Полным ходом идет процесс деградации, в том числе и русского языка. Начался он, однако, не в 2000-х. Начат он был с приходом к власти полуграмотного Мишки-Комбайнера с его знаменитыми «вот где собака порылась», «переспективами», смехотворными ударениями и так далее. Рабская сущность высокопоставленных холуев, тем не менее, незамедлительно сыграла свою роль в убыстрении процесса уродования языка — каждый секретарек считал своим долгом «подыграть» Самому, повторив его искажения в своих речах. Так и пошло. Затем к власти пришел Борька-Алкаш, иногда вообще еле ворочавший языком и пошло-поехало. Затем пришел наш любимый мочильщик в сортирах, страна стала просто «ботать по фене», а самым «интеллектуальным» выражением новых секретарьков стало «работать с вызовами».