Горизонты истории: Сколько было Гомеров?

Продолжая тему, затронутую мною в прошлом номере газеты и более подробно освещенную в книге «Расшифрованная Илиада», я хочу представить здесь исходный спор гомероведов. Он не угас. Это даже не классический старый вопрос, разделивший всё сообщество ученых-гомероведов надвое — на аналитиков, пришедших к выводу, что гомеровские поэмы составлены из многих готовых отдельных песен, и унита-риев, придерживавшихся традиционной точки зрения, что эпопеи сочинены одним великим гением (этот спор тоже не отошел в прошлое). Меня здесь интересует более старый спор — принадлежат ли обе эпопеи, «Илиада» и «Одиссея», одному автору.

В этой отсортированной в конечном счете горстке произведений (в основном две эпических поэмы из числа троянских) еще древнегреческие критики Ксенон и Гелла-ник заметили расхождения между поэмами, ставящие под сомнение их принадлежность одному автору. В «Илиаде» женой Гефеста является Харита, а в «Одиссее» — Афродита, в «Илиаде» у Нестора одиннадцать братьев, а в «Одиссее» — два, в «Илиаде» на Крите сто городов, а в «Одиссее» — девяносто, ну и еще кое-какие мелочи. Аристарх к этому добавил, что в «Одиссее» Геба -жена Геракла, а в «Илиаде» она появляется несколько раз, разливая нектар богам на Олимпе, и она там явно не жена Геракла. Таких критиков, которые усомнились в гомеровском авторстве обеих поэм зараз, стали называть «разделителями» — по-гречески «хоризонтами» (от греческого корня происходит и название разделительной линии между небом и землей — «хорицонт» в немецком, «хоризон» в английском и наше русское «горизонт»).

Разумеется, это критическое настроение перекочевало и в современное литературоведение, в гоме-роведческую литературу.

Против него сразу же ополчились традиционалисты — сторонники единства авторства гениального Гомера, которого все они представляли себе как вполне реальную личность, как-то соответствующую тому скульптурному портрету (вдохновенного старца), который дошел до нас от поздней античности.

Особенно детально разработал концепцию единства американский филолог Джон Эдамс Скотт, написавший в 1921 году целую книгу «Единство Гомера», переизданную в 1963 году. Скотт исследовал язык обеих поэм и нашел, что он почти один и тот же. Есть небольшие различия, но они могут объясняться тем, что Гомер сочинял эти поэмы в разные периоды своей жизни: «Илиаду» -в молодости, «Одиссею» — в старости. Ведь язык одного и того же человека несколько изменяется с годами. Кроме того, различаются сюжеты поэм. «Илиада» — о героических подвигах, о войне, а «Одиссея» -о странствиях и встречах с чудесными сказочными тварями.

Обе поэмы пронизывает любовь автора к львам и собакам. В обеих попадаются развернутые сравнения, в которых автор до того увлекается, что надолго отставляет основную тему. Обе поэмы отличаются от всех древнегреческих поэм огромным размером, обе описывают короткий отрезок времени, сразу беря быка за рога и лишь мимоходом сообщая всё, что произошло ранее. Как в «Илиаде», так и в «Одиссее» больше половины всех стихов занято прямой речью. Гомер любит оттягивать кульминацию, продляя напряжение — делает это в обеих поэмах. Всегда предупреждает о дальнейших действиях.

Герои изображены одинаково в «Илиаде» и «Одиссее», например, Елена и Одиссей, причем образ Одиссея резко отличается от того, как он представлен в киклических поэмах Троянского цикла и в трагедиях. Между тем, когда три трагика разрабатывают одну тему (например, о Филоктете), они резко расходятся. А между поэмами этого расхождения нет. Почему? Потому что был один автор.

Таковы аргументы Скотта. Многие унитарии с ним охотно соглашались.

Но на аналитиков они не произвели впечатления. Сходства естественны: ведь фольклор, героический эпос описывал героев и их деяния в одном стиле. Все былины тоже очень схожи между собой, но их не сочинял один сказитель. Джоффри Кёрк, солиднейший английский специалист по Гомеру, пишет, что разница в употреблении слов писателями в разные периоды их творчества бывает, но для устного творца это нереально. Писатель написал — и забыл. А для фольклорного певца-сказителя память — основной инструмент. Устный певец всегда помнит свой набор речений, всегда исполняет свой прежний репертуар. Его язык всегда с ним. Другой известный английский античник Морис Бауре пишет, что, действительно, в языке обеих поэм много одинаковых формул и даже языковых аномалий, но это и естественно для эпического языка. Зато есть целый ряд формул и языковых особенностей, которые наличествуют только в «Одиссее», хотя они подошли бы и к «Илиаде».

Различия обеих поэм слишком бросались в глаза. Их отмечали такие известные исследователи гомеровского вопроса, как Берг, Низе, Хойбек, Дреруп, Джебб, Кульман,

Пейдж. Из художественных особенностей Финслер выводит раздельное авторство поэм: певец «Илиады» прибегает к сравнениям 160 раз, а певец «Одиссеи» только 40, хотя уж в «Одиссее»-то с ее дальними путешествиями и чудищами было что пояснять гораздо больше, чем в «Илиаде».

Из языковых особенностей той и другой поэмы Д. Пейдж и Дж. Кёрк собрали наиболее разительные: слово «эйдар» (немедленно) в «Илиаде» используется 9 раз, слово «храйсмейн» (помогать) — 19, «лойгос, лойгиос» (гибель, пагубный) — 25, «клонос, клонео» (замешательство, приходить в замешательство) — 28 раз, «айхме» (копье)- 36 раз, «дейос» (чужой)-46 раз. А в «Одиссее» все они не используются НИ РАЗУ! Вместо них для этих понятий применяются другие синонимы. Наоборот, в «Одиссее» слово «эуфросюне» (счастье) звучит 5 раз, «деспойна» (госпожа) 10 раз, а в «Илиаде» они не прозвучали НИ РАЗУ. Что уж и говорить о случаях, так сказать, частичного различия — когда слова употребительны в обеих поэмах, но в очень разных пропорциях. Скажем,эпитет «обримос» (могучий) в «Илиаде» употребляется в 4 формулах 25 раз, а в «Одиссее» только 3 раза и вне формульных выражений. Местоимение «этен» (его или ее) в «Илиаде» употреблено 16 раз, в «Одиссее» — один раз, «фобос» (страх) в «Илиаде» — 39 раз, в «Одиссее» — один раз. Зато «онома», «унома» (имя) в «Илиаде» — один раз, в «Одиссее» — 20. Предлоги «амфи», «пери» и «мета» употребляются в «Одиссее» с другими падежами, чем в «Илиаде».

Грузинский гомеровед Гордези-ани, сторонник единого авторства обеих поэм, возражает: в лексике поэм эти различия составляют всего 3-5%, а остальные 95-97% одинаковы! Верно, а сколько же надо, чтобы признать, что поэмы созданы разными людьми? Ведь если было бы наоборот, 95-97% различий, поэмы были бы составлены просто на разных языках! А они написаны на одном языке, в одну эпоху, и даже на одном диалекте — фольклорном эпическом диалекте древнегреческого.

Обратимся снова к содержанию. В «Илиаде» боги огромны. Арес, упав, занял семь десятин земли. Когда Афина ступила на колесницу Диомеда, «ужасно дубовая ось застонала». А в «Одиссее» боги ростом и весом соразмерны людям. В «Илиаде» Посейдон — «держатель» и «колеба-тель земли» и только один раз связан с морем — имеет «дом в заливе глубоком». А в «Одиссее» он — морской бог. «Одиссея», по всем данным, позже «Илиады», но ее создатель «Илиады» не знает: он, судя по песни Демодока на пиру у Алкеноя, не знает обиды Ахилла на Агамемнона, он знает совсем другой гнев Ахилла — на Одиссея. Для упоминания в «Одиссее» были бы уместны поединок Менелая с Парисом, ранение вождей под Троей, гибель сыновей Геракла и Ареса, нарушение договора (выстрел Пандара), битва за корабли — всё это не упомянуто. Ни одного слова о Гекторе вообще нет в «Одиссее»!

Пейдж и приходит к выводу, что сочинителю «Одиссеи» была неизвестна «Илиада». Кёрк объясняет это иначе: сочинитель «Одиссеи» избегал тем «Илиады» намеренно-именно потому, что знал «Илиаду»: он оставлял эти темы для исполнения в «Илиаде». Но почему тогда он не избегал затрагивать темы других поэм — киклических? А вот если он Троянскую войну знает, а «Илиаду» — нет, тогда всё понятно. И различия в содержании это подтверждают.

В «Илиаде» вестница богов -Ирида, в «Одиссее», и в 24-й песне «Илиады» вестник богов — Гермес. В «Илиаде» при женитьбе нужно дать калым, в «Одиссее» -приданое. В «Илиаде» Диоскуры-обычные смертные, умерли одинаково, похоронены в Лакедемоне. А в «Одиссее» один брат — божество, другой — человек, смертный, и когда он умер, другой брат подарил ему половину своего бессмертия, так что они пользуются им поочередно: проводят один день на Олимпе, один день — в Аиде. Ветры в «Илиаде» антропоморфны и пируют во дворце у Зефира, одного из них. А в «Одиссее» они бесформенны, ибо Одиссей получает их упрятанными в кожаном мешке.

Словом, совершенно разные люди с очень несхожими представлениями сочиняли «Илиаду» и «Одиссею». Если «Илиаду» создал Гомер, то «Одиссею» — нет. А если «Одиссею» сочинил Гомер, то «Илиаду» — кто-то другой. Если одна из этих поэм принадлежит не Гомеру, то все аргументы в пользу того, что вторую сочинил Гомер, недействительны, потому что достоверность связи обеих поэм с Гомером одинакова.

Но еще Элард Гуго Мейер заметил, что по темам, характеру применения и другим особенностям художественные сравнения «Илиады» применяются в разных ее песнях по-разному, и песни по ним группируются. Он выделил 6 стилей сравнения. В своей книге «Анатомия «Илиады»» я показывал, что по статистике и корреляции языковых особенностей вытекает отдельное авторство для разных ее составных частей, минимум шести.

Авторов, гомеровских певцов, было много. Среди них мог, конечно, оказаться и тот, которого звали Гомером или которому подходят некоторые особенности, приписываемые Гомеру традицией. Это мог быть автор одной из частей или составитель на одном из этапов формирования поэмы. Я пытаюсь найти какие-то зацепки для прояснения этой фигуры и ее деяний. Но того великого Гомера, которому приписывалось поначалу всё, что народ любил слушать, всё лучшее и достойное, а потом две лучшие эпические поэмы, — такого Гомера попросту не было. Это плод народного воображения, позже очищенный и детализированный античными учеными и ставший античной ученой конструкцией.

Эта конструкция оказалась чрезвычайно живучей. Она превратилась в мифический образ, а миф очень часто прочнее и гораздо долговечнее реалий. Присмотримся к окружающей действительности. На наших глазах формируются мифы, заслоняющие и затмевающие реальность. Не нужно и тысячелетий-очень скоро реальность растает, и останутся только они, и лишь на долю немногих ученых падет задача кропотливо, по частицам, с величайшим трудом восстанавливать, как всё обстояло в действительности.