«Большая политическая ошибка РПЦ»

ТрВ-Наука обратился к ряду экспертов с просьбой выразить свое отношение к намерению властей Санкт-Петербурга передать Исаакиевский собор Московскому патриархату РПЦ. Публикуем поступившие комментарии.

Алексей Лидов, историк искусства и византолог, академик Российской академии художеств, Институт мировой культуры МГУ:

Думаю, что это большая политическая ошибка РПЦ, и вреда будет гораздо больше, чем пользы. При этом не так важно, кто де-юре будет владеть собором. В любом случае дорогостоящая реставрация будет оплачиваться государством и собор останется доступным для посещения, как любой православный храм. Но передача собора стала общественным событием, которое не поддерживается значительной частью жителей Петербурга.

Напомню, что в передаче собора РПЦ было отказано больше года назад. И вот под очевидным давлением и в связи с решением, принятым, по всей видимости, на самом верху, городские власти резко меняют позицию, создавая новое конфликтное поле. Большинству жителей города и страны понятно, что при множестве разрушенных и заброшенных православных храмов РПЦ требует передачи Исаакиевского собора именно как символа силы (имперского триумфа) и источника больших доходов от миллионов туристов. Однако моральный ущерб от этой демонстрации всемогущества и особых отношений с высшей властью будет огромен.

Десятки тысяч людей начнут рассматривать РПЦ как узурпатора и станут противниками православия в целом, не различая веру и поведение иерархов. И это усугубит и без того глубокий кризис и раскол между российским обществом и РПЦ, которая полностью отождествляет себя с современной правящей элитой. Это мы уже проходили в нашей истории до 1917 года и хорошо помним, чем всё закончилось ровно сто лет назад.

Алексей Лебедев, докт. искусствоведения, руководитель Лаборатории музейного проектирования:

Напомню, что музей — это специальный социокультурный институт, хранящий объекты, изъятые из повседневного обихода. Поэтому музей является точным термометром состояния культуры общества: чем выше культура, тем больший круг объектов оно осознает как ценности, которые нужно сохранять и передавать из поколения в поколение. Сейчас в стране запущен процесс демузеефикации, когда из музея извлекают экспонаты и опять начинают их использовать по первоначальному назначению. Это означает культурную деградацию общества. Если действовать дальше в той же логике, то Соловецкие лабиринты придется отдать язычникам и организовать там капище, фарфор XVIII века передать в рестораны, а Царь-пушку — артиллеристам. И устроить из нее стрельбы.

Еще более тяжелый случай — музеи, где главным экспонатом является само здание или комплекс зданий (музеи-заповедники, музеи-усадьбы и некоторые другие). Особенность их (в отличие от музеев коллекционно-павильонного типа) состоит в том, что их выселение из здания (комплекса) означает их уничтожение. Когда Пермскую картинную галерею выселят из собора, она — надеюсь — сохранится, а музей «Исаакиевский собор» прекратит свое существование.

Таким образом, речь идет не о переезде и не о передаче чего-то кому-то, а об уничтожении музея.

Аскольд Иванчик, докт. ист. наук, чл.-корр. РАН, гл. науч. сотр. Института всеобщей истории РАН:

Насколько я могу судить, в центре дискуссии по поводу передачи Исаакиевского собора в безвозмездное пользование РПЦ стоят два разных вопроса: во-первых, финансовый (поступления в городской бюджет от прибыльной работы музея, оплата содержания и реставрации собора и т. д.), во-вторых — проблема сохранности и доступности собора как памятника искусства и культуры, а также туристического и музейного объекта. Сюда входят опасения за судьбу не только самого здания и его декора, но и находящихся в нем экспозиций, включая маятник Фуко, давно уже ставший отдельной достопримечательностью.

По поводу первого вопроса мне, в общем, нечего сказать за недостатком информации, да и нет интереса к этой стороне дела. Что касается использования соборов, являющихся памятниками архитектуры и содержащих произведения искусства, по их прямому назначению, т. е. для богослужений, то это совершенно обычная практика во всех европейских странах, независимо от отношений в них между Церковью и государством.

Это верно, например, и для Франции, последовательно проводящей политику разделения Церкви и государства и светскости всего, что имеет к государству отношение. Во Франции, кстати, тоже в свое время в массовом порядке возвращали Церкви здания храмов, национализированных, оскверненных и поврежденных во время революции, и в некоторых из них есть экспозиции, связанные с этими печальными событиями.

При этом если Церковь владеет памятником архитектуры или пользуется им, то она обязана соблюдать общие для всех правила и законы, связанные с использованием памятников. А эти правила очень жесткие: запрет на любые изменения как внешнего вида, так и интерьера (гвоздь нельзя самовольно вбить, не говоря уж о самовольной реставрации) без сложных согласований и одобрения проекта экспертами, обязанность обеспечивать полную сохранность памятника и принимать все меры против его повреждений и т. д.

Контроль за использованием памятников осуществляется постоянно, и за любые нарушения одинаково жестко спрашивают и с частного лица, и со светской организации, и с церковной общины. Если речь идет о важных памятниках, являющихся туристическими объектами, то церковные организации обеспечивают доступ в них (как правило, бесплатный) в то время, когда нет службы. Часто и во время службы большая часть соборов доступна для посещения — нельзя заходить лишь в специально обозначенные части, предназначенные только для верующих.

Так что, казалось бы, большой проблемы в передаче Исаакиевского собора в пользование РПЦ нет, хотя и не очень понятно, зачем это делать, учитывая, что богослужения в соборе и сейчас происходят чуть ли не ежедневно и взаимодействие между музеем и Церковью вполне налажено и до сих пор всех устраивало.

Проблема, однако, в том, что законы об охране памятников в нашей стране выполняются плохо, а контролировать использование этих памятников могущественными и влиятельными собственниками или распорядителя-ми — одним из них, конечно, является РПЦ — практически невозможно. При этом положительные примеры есть — мне в голову прежде всего приходит храм Святителя Николая в Толмачах. Здесь с соблюдением всех необходимых музейных условий хранится величайшая православная святыня и одновременно ценнейший памятник искусства — икона Владимирской Богоматери и некоторые другие иконы. В то время, когда там не идет богослужение, храм открыт для посещения как один из залов Третьяковской галереи.

К сожалению, много и противоположных примеров, когда переданные РПЦ памятники архитектуры и истории погибли или были повреждены в результате небрежного с ними обращения или в результате несогласованных и неквалифицированных реставраций, поновлений или перестроек, — и эти примеры широко известны и часто упоминаются в последнее время. Насколько мне известно, никаких последствий для виновных такие случаи не имели.

Таким образом, дело не в самом факте передачи Исаакиевского собора Церкви, а в том, что значительная часть общества не верит в то, что Церковь захочет и сможет обеспечить должное содержание памятника и его доступность для туристов, и не верит в то, что светская власть за-хочет и сможет в случае необходимости заставить Церковь выполнять эти обязательства. И следует признать, что эти опасения совсем не лишены оснований, а РПЦ и светские власти слишком мало делают для того, что-бы их рассеять не словами, а делами.

Сергей Кавтарадзе, искусствовед, член Союза московских архитекторов, лауреат премии «Просветитель» 2016 года:

Я стараюсь понять, почему на самом деле передача Исаакиевского собора в ведение РПЦ вызывает такую негативную реакцию. То есть понятно: храмов больше не становится (службы там проводились и так), а одним крупным музеем станет меньше. И еще: музей сам зарабатывал на поддержание здания в порядке, еще и перечислял деньги городу, а теперь питерцы из общегородского бюджета будут оплачивать его содержание.

Но, кажется, есть что-то еще, глубже лежащее и потому менее заметное. Пробую разобраться. РПЦ просит государство: «Верните нам храм!» К кому на самом деле обращено это требование? Раз государство — это мы, получается, что ко всем нам. То есть часть общества (практикующие верующие Русской православной церкви) просит у всего общества отдать здание им. Получается, что здание принадлежало всем, а теперь будет отчуждено у части граждан. Думаю, проблема в этом. Мы все — наследники культурного достояния страны (я, кстати, тоже, несмотря на фамилию). И пока здание — «музей-храм», там свои и прихожане, и те, кто приходит к памятнику культуры. Исаакий, кстати, и задумывался не просто как культовое сооружение, но как средство продемонстрировать технологическую и культурную мощь Российской империи, ее экономический потенциал. А вот с изменением статуса на «храм-музей» значительная часть общества доступ в помещение сохраняет, но уже в качестве «чужих».

Но, полагаю, даже не это вызывает столь решительные протесты. Для руководства РПЦ вполне естественно делить граждан РФ на своих и не своих. А вот когда его притязания в обязательном и приказном порядке поддерживают те, кто выступает от лица государства, то они как бы посылают всем нам неприятный сигнал. Граждане страны начинают рассматриваться как «правильные» и «неправильные». Государство как бы говорит, что нормальный гражданин — русский православный (еще можно быть мусульманином и буддистом, конечно, если это оправдывается происхождением). Он и наследник всего. А остальные… Терпеть, конечно, их приходится. Но это теперь — чужие.