Глагол сидеть в (именно с предлогом «в»!) обрел новое значение так легко, что мы и не заметили, когда именно оно проскользнуло в язык. Уже 16 лет назад — в 2002 году — героиня заметки в глянцевом журнале «Домовой» «обижалась, что он всё время сидит в Интернете». Участница неформального опроса слышит это выражение «уже лет 19, с момента знакомства с компьютером и Сетью». Но в 1999 году автор длинного текста о специфике бытия в Сети ни разу глагол сидеть в (этой самой Сети) не использует — возможно, он еще слишком жаргонизм. «В Интернете этого не получится. Чтобы переходить с сайта на сайт, пользуясь Сетью, необходимо предельное внимание».
Как же получилось, что новое состояние… деятельность… да что там — новая разновидность жизни! — по-русски стала «сидением в»? (в Сети, Интернете, «ВКонтакте», «Фейсбуке»…). Только потому, что, кликая на ссылки, читая и выстукивая комментарии, наше тело физически сидит? Ну, вообще-то, сейчас можно сидеть в соцсеточке и стоя, благодаря мобильному интернету. Можно и собственно сидеть в телефоне (хоть стоя, хоть лежа): «я вручную записывал время, потраченное на сидение в телефоне»; «не сидите постоянно в гаджетах».
Думаю, что мы, говорящие по-русски, бессознательно «проголосовали» за глагол сидеть, потому что ощущали его смысловую структуру. Особенно — оттенки смысла сочетания сидеть с предлогом «в», выражающим нахождение внутри (или «движение внутрь»; но тут именно про нахождение, статику).
И смысловая структура эта выстроилась веками.
«Сидеть в» в прямом значении можно, если ты, сидя на чем-то, еще и сидишь в каком-то ограниченном пространстве. В повозке, в углу, в горнице… А еще — в погребе, яме, темнице в ожидании скорого княжеского суда или прячась от врагов. Пребывание в местах последнего рода — заточение — стало в целом обозначаться словом «сидеть», так же, как про человека в больнице мы сейчас говорим «лежит», а в очереди на квартиру всегда «стояли», если кто помнит. Даже если тюрьма — импровизированная, в ней всё равно сидят — как сейчас, так и столетия назад. «Очень уж неуютно было целую неделю безвылазно сидеть в чужой квартире под неусыпным надзором восьми добрых молодцев, обреченных на томительные часы в тесном пространстве двух машин» (Нина Воронель, «Без прикрас. Воспоминания», 1975–2003).
В ямах, клетках, загонах сидят пойманные птицы и звери. Глубоких, крепких, т. е. таких, откуда не убежишь. А не пойманные могут сидеть в убежищах. Надежно отделяющих от внешнего мира. Сыч сидит в своем глубоком и темном дупле, сидит щедринский пискарь на дне под корягой и т. д.
Крепко сидит в бревенчатой стене гвоздь, глубоко в нее загнанный, да еще и загнутый: много усилий нужно, чтобы его вытащить. Сидят пироги в глубокой огненной пещере, превращаясь из сырого теста в печеное. Надежно — так, чтобы не вышли, не соскочили, — сидят части разных конструкций в пазах и гнездах.
Все эти случаи ни к какой позе сидения отношения, ясно, не имеют. А имеют — к затрудненности сделать так, чтобы тот, кто (или что) «сидит в», перестал находиться в этом месте. Неважно, прячется он там сам или удерживается насильно. Это не тот случай, когда субъект легко «входит и выходит».
…Ну, а далее появляется человек, сидящий в некоем месте вроде бы по своей воле. «Я всё сидел в Петербурге и теперь спешу к дядюшке» (Достоевский, «Село Степанчиково»). Чаще, правда, в XIX веке сидит безвылазно в своей усадьбе тот или другой помещик и носу не кажет даже в ближайший город. Безвылазно, всё… Это, конечно, не о длительности пребывания. Это опять о некоей затрудненности выбраться — по инерции, по привычке, по обстоятельствам. Что-то держит. Засосало.
Надо сказать, что пространство, в котором сидят, не обязано быть маленьким. Сидеть можно и в поместье, и в Урюпинске, и в Москве, и на Алтае.
И еще — хорошо это или плохо, если человек «безвылазно сидит в»? Одобряем мы его? Если он сидит «как сыч в своем дупле», «как медведь в своей берлоге», то часто не очень одобряем. Засел, одичал, не общается с народом — с нами то есть. И сам человек заранее предупреждает собеседников, что он тоже не одобряет свою закрепленность, даже удручен ею, как Дима из рассказа Евгения Гришковца «Спокойствие». Дима кайфует от неожиданного летнего безделья и одиночества, но на словах о нем сожалеет: «Да какое там! Всё лето в городе просидел!»
Вот этот последний вариант — когда «засел», «засосало», и часто с некоторым неодобрением, — уже довольно горячо, довольно близко к «сидению в Сети». Конечно, в нем речь о месте, населенном пункте, доме — чем-то физическом. Несмотря на то, что умственная деятельность или потребление умственного продукта могли «засосать» и раньше, но никогда раньше мы об этом не говорили как о «сидении в чем-то».
Кстати, то, как НЕ говорят, не менее важно, чем то, как говорят! Мы не говорили сидеть в книге, будь то захватывающее чтение-погружение или труд-писание. Мы говорили сидеть за книгой, над книгой, засесть за книгу. Мы не говорили сидеть в телевизоре, сидеть в фильме. Разве что сидеть в мечтах, и то редко. То есть чтение, смотрение фильма, творчество — всё это не было про перемещение куда-то, в некое пространство, причем такое, откуда непросто выбраться.
Сидеть в книге/фильме нельзя, хотя вроде бы это такое же перемещение в другой, виртуальный, мир. И только взаимодействие с Интернетом ощутилось как метафорическое перемещение в новое пространство и «сидение» в нем. Ключевое отличие, видимо, в том, что «внутри» Сети можно что-то делать, взаимодействовать как с реальным пространством. Плюс из виртуального пространства вырваться еще трудней, чем оторваться от книги. Книга, фильм — конечны, Интернет бесконечен, хотя и ограничен — отделен от реального мира.
Поэтому по-русски реальных альтернатив слову сидеть в не оказалось; лишь экспрессивные синонимы типа торчать. И дело опять не в длительности пребывания, о чем пишут сейчас некоторые лексикографы, а в трудном выходе из виртуального мира. О барьере, трудно преодолимом на выход. Засесть — это про нелёгкость выйти, а не войти.
При этом мы ощущаем Всемирную сеть пространством практически бессознательно, и столь же безотчетно пользуемся глаголами положения и движения в пространстве (не только сидеть и торчать, но и заходить, залезать, лазить…)
Три года назад я столкнулась с тем, что даже лингвисты не отдают себе отчет в этой речевой практике. Преподавательница русского как иностранного спросила темнокожего студента, только начинающего учить язык, что он делал вечером. «Фейсбук». «Что „Фейсбук“? Скажи глагол. Что ты делал?» Он ответить не мог.
Она попыталась помочь, и очевидно, что ее мозг отвергал главный и практически единственный сегодня нейтральный вариант: СИДЕЛ в «Фейсбуке». «Ну… как… скажи „использовал Фейсбук“…» Конечно же, сама она, не задумываясь, сидит в «Фейсбуке». Но учить так говорить «как-то неправильно». Внутренний лингвист и внешний живут независимо друг от друга — это скорее правило, чем исключение.
Получается, что мы «сидим в Сети», немного стесняясь этого, как герой Гришковца стеснялся своего транса одиночества и безделья. Мой друг, прочитав эту заметку, добавил, что в глаголе в вышеописанном метафорическом значении, а особенно в его производных — просидеть, засесть (хоть в городе, хоть в виртуальном пространстве) — может даже таиться сигнал «SOS!». Жалоба с оттенком инфантильного самоуничижения — ну что со мной делать, я засел, как гвоздь, который забили по шляпку.
Заканчивая статью, я параллельно читаю — какое совпадение! — статью о людях, занимавшихся или продолжающих заниматься повышением аддиктивности поисковиков и соцсетей, в частности того же «Фейсбука», — тех людях, которые бьют сейчас тревогу, отправляют собственных детей в элитные школы, где гаджеты под запретом, идут на разные ухищрения, ограничивая собственное пользование Интернетом, и т. д.
Аддиктивность. Способность вызывать зависимость. Несвободу то есть. Похоже, русский язык отразил это свойство вообще-то прекрасного нового виртуального мира предельно свернуто и автоматически.
Ирина Фуфаева,
науч. сотр. Института лингвистики РГГУ
P. S. Предвижу комментарии и дополнения — да, в одной статье тему глаголов взаимодействия с гаджетами и Интернетом не раскроешь; среди этих глаголов есть и освоенные заимствования, но на удивление много и русских, изменивших значения, сочетаемость, обретших экспрессию (втыкать в айфон хотя бы), поэтому, конечно, продолжение следует.
Как, безусловно, последуют и изменения в самой лексике — вслед за изменениями самой виртуальной жизни, появлением в ней новых сфер и типов того, что мы делаем в ней и что в ней делается с нами.
«то, как НЕ говорят, не менее важно, чем то, как говорят»
На самом деле ведь набор возможных слов ограничен, поэтому «выбранное» языком слово не обязательно точно соответствует какому-то смыслу; оно может просто лучше соответствовать, чем альтернативы, но не обязательно идеально.
Кстати, сидеть в сети и лазать по сети — это по сути существенно разные занятия, причём второе — заметно более древнее. Можно предположить, что сидение появилось тогда, когда сеть стала предоставлять информацию в уже организованном кем-то виде; таким образом, слово имеет оттенок не безвыходности, а пассивности.
«причём второе — заметно более древнее».
А когда, по вашим данным, появились оба слова?
«сидение появилось тогда, когда сеть стала предоставлять информацию в уже организованном кем-то виде»
— это не очень понятно, что именно имеется в виду? Выше см. — в 2002 г., то есть до эпохи соцсетей, слово «сидеть» уже вполне привычно.
«по вашим данным» — откуда же у меня данные? Это субъективные воспоминания, ассоциирующиеся сейчас с 90-ми (возможно, ошибочно). Тогда ещё употреблялись выражения с корнем «серф», означавшие переход с сайта на сайт по ссылкам, вплоть до невозможности понять, где находишься и как сюда попал. (Тогда было принято иметь на каждом сайте такой раздел, и я даже помню чей-то призыв к создателям сайтов — давать побольше ссылок на другие сайты.) Сейчас все эти слова исчезли вслед за самим явлением.
«что именно имеется в виду?»
Ну, например, поисковые системы, обросшие сервисами; сайты СМИ и информагенств; в общем, такие сайты, на которые заходишь регулярно, а если уходишь по внешней ссылке, то возвращаешься. Хоть этот же «Троицкий вариант».
И насчёт «просто пассивности» — трудно провести границу между «засосало» и «пассивно». Бывает «засасывающая пассивность», как в цитируемом рассказе. И учтите, что мы же говорим о семантическом пространстве не просто глагола «сидеть», который может передавать простую апатию — сидеть сиднем, но «сидеть в чём-то». В этом случае в метафорическом употреблении практически всегда можно отыскать некоторую затрудненность выхода из этого чего-то, хотя бы простую инерцию.
«трудно провести границу между «засосало» и «пассивно»»
Разумеется, такой границы нет, речь может идти лишь о расстановке акцентов. «Простая инерция» как препятствие для выхода — по-моему, это уже игра словами. Активное лазание, вообще-то, процесс гораздо более засасывающий.
В сети есть ещё и общение; связано ли «сидение» с общением (типа посиделки)? Как называлось раньше общение в ФИДО? Ничего не могу сказать по этому поводу.
«Ввязано ли «сидение» с общением (типа посиделки)?» — нет, что касается, еще раз подчеркиваю, «сидеть в Х» — напрямую не связано. В то же время вообще сидение как таковое в русском языке связано с общением весьма глубинно; даже слово «беседа» — буквально «сидение» (по одной этимологии «сидение наружи, вне (дома)», по другой — просто «сидение».
Ну, если компьютер может «висеть», стоя под столом, то почему человек не может «сидеть» лёжа на диване?
конечно) и в обоих случаях это метафоры, просто очень привычные
У меня есть предположение, что фраза «сидеть в Интернете» — это трансофрмация «сидеть в интернет-кафе» или «сидеть в интернет-клубе». В моем детстве компьютеры и интернет были только там, т.е. на вопрос: «Ты где был?», можно было ответить «Сидел в Интернете», потому что у Интернета было вполне определенное место (доступа).
Версия вполне. Надо посмотреть.
Вот совпадение: был сегодня впервые в жизни в рггу! Оч там понр.
Да, горькая , но правдивая статья.
Вот ещё что подумал. Про процесс СИДЕНИЯ многое могут рассказать антропологи. Это слишком человеческое явление (т.к. требует использования стула, табуретки — в отличие от того, как «сидят» животные). Просидеть можно весь день. Простоять нет, даже пролежать сложнее. +смотри множество «сидячих» работ.
Использование стула, табуретки для сидения — явление, культурно детерминированное. Это в Европе сидели на каких-то приспособлениях для сидения. А во всём остальном мире на чём-либо сидел лишь царь, фараон, шах, а все остальные сидели просто на полу, на земле. Люди могли сидеть по-турецки, а могли и по-собачьи…