Птицы священные

Я никогда близко не интересовался сакральными текстами, пока несколько лет назад по приглашению проекта «Эшколот» не принял участие в семинаре, посвященном птицам и другим крылатым существам, упоминаемым в Ветхом Завете. Оказалось, что тщательно разбираться с пернатыми, встречающимися на страницах Священного Писания, — занятие увлекательное. Здесь я хочу поделиться своими наблюдениями, сделанными в недавнее время в ходе (так уж получилось) моих заграничных поездок.

Первый рассказ, правда, больше не о Библии, а о Коране. Экземпляр Корана попал ко мне в руки во время посещения старинной мечети Иса-бей, расположенной на окраине города Сельчук в Турции, близ развалин Эфеса. Уже в гостинице Коран сам открылся на 27-й суре, той самой, где описана история о царе Соломоне и удоде. Вкратце содержание этого предания, породившего большое число народных анекдотов, таково.

Во время осмотра птиц Соломон (названный в Коране Сулейманом) не заметил своего любимого удода. Коран не объясняет, почему для правителя был важен именно удод, но, согласно арабской традиции, эта птица, зондируя почву клювом, помогала воинам Соломона находить источники воды в пустыне. Царь пригрозил удоду суровой расплатой, если тот не появится и не объяснит причины своей отлучки. Удод не заставил себя долго ждать. В свое оправдание он сказал, что был в земле Сава (Саба) и видел то, о чем не знает господин, а именно, что местная царица поклоняется Солнцу и не признает Аллаха. Дальше следует история о покорении Савского царства, причем с удодом читатель расстается не сразу: птица выступает гонцом, относящим письмо Соломона неверной царице.

Вроде бы пустячная история, если оставить в стороне ее возможный сакральный смысл, однако мне этот рассказ представляется весьма значимым. Дело в том, что земля Саба находится на столь большом расстоянии от царства Соломона, что царь не знает, что там происходит, а подчиненному ему джинну нужно некоторое время, чтобы добраться туда. В библейских текстах, составленных значительно ранее Корана, нет упоминания о перелетах пернатых на дальние расстояния. Да, на страницах Ветхого Завета мы встречаемся с птицами, которые, как мы понимаем, находятся в середине далекого пути (вроде перепелов, внезапно появившихся в пустыне), однако древние иудеи, по-видимому, если и задумывались о том, откуда берутся и куда исчезают пернатые, время от времени наполняющие Палестину, не готовы были допустить, что они прилетают из дальних мест. Схожие трудности были и в античности. Не случайны упомянутые у Аристотеля представления о превращении кукушки на зиму в ястреба, о зимней спячке птиц.

Отражение подобных представлений можно найти и в современном языке. Одного из пернатых хищников — первоклассного специалиста по ловле рыбы — мы зовем скопой. Немало было высказано гипотез о происхождении этого названия, но, по моему мнению, оно объясняется довольно легко: достаточно заглянуть в античные источники, остававшиеся популярными и в Средние века. Если интерпретировать название буквально, то скопа (или, по-старому, «скопец») — птица, не способная оставить потомство (как оскопленное животное). Неплодовиты, как известно с древности, не только животные, получившие определенные физические увечья, но также и межвидовые помеси, например мулы (результат скрещивания коня и ослицы).

Согласно Плинию Старшему, скопа (или другая рыбоядная птица, похожая на нее по описанию) — как раз такой гибрид и потому не составляет «особенного вида». Скопы не гнездились по берегам Средиземного моря, люди пытались понять, откуда они берутся, и придумали историю о том, что странные рыбоядные птицы бело-черной окраски — не более чем помеси между какими-то другими, более обычными видами хищных птиц. Это объяснение поначалу кажется диким, но не надо забывать, что и в настоящее время редких, малоизученных пернатых, известных по одному или нескольким экземплярам, хранящимся в музейных коллекциях, порою считают помесями, и зачастую это предположение оказывается правдой. Для некоторых птиц истину удается установить, только применяя методы молекулярной генетики.

Как для древних иудеев, так и для древних эллинов искусство полета птиц заключалось в способности подняться на большую высоту. Птицы могли быть вестниками богов, могли с высоты увидеть то, что человек не видел с уровня земли (или моря, скажем — гору Арарат во время Всемирного потопа), но над их способностью улетать за тридевять земель в те времена как-то не задумывались. Потребовалось не только время, но и приход принципиально другой культуры.

Для эллинов, несмотря на активную торговлю и завоевательные походы, путешествие было скорее испытанием, чем рутинным делом. Они и птиц были склонны считать домоседами: с чего бы тем подвергать себя риску, пускаясь в дальние странствия? Очевидно, текст Корана составлен человеком кочевой культуры: часто на его страницах упоминаются средства передвижения — корабли, верблюды, лошади, мулы… Само следование Корану предполагает совершение хаджа — подчас далекого путешествия к священной Мекке. Мусульманам легче было поверить в дальние странствия птиц.

Помимо удода, в Коране названы поименно только два вида птиц — ворон и перепел. Тем не менее священный для мусульман текст фиксирует преодоление важного рубежа в знаниях о миграциях пернатых. Не случайно живший на рубеже XII и XIII веков император Фридрих II Штауфен, первым среди европейских натуралистов подробно писавший о перелетах птиц, был хорошо знаком с арабской культурой.

Второе предание — об одной из птиц, упомянутых в Библии. В главе 39 Книги Иова упоминается страус. Этот библейский рассказ не менее известен, чем история об удоде из Корана. К нему обращаются и исследователи, доказывающие, что страус не столь глуп, как это утверждает священная книга. В числе прочих и замечательный английский орнитолог Николас Дэвис. В книге о паразитизме у птиц он замечает, что самка страуса вполне умна, раз готова принять яйца других самок для блага собственного потомства: тем самым она снижает вероятность гибели будущих птенцов, если шакалу или иному хищнику удастся похитить яйцо из гнезда.

Эту историю о страусе, который оказался не так уж глуп, я включил в свой рассказ для студентов университета Загреба. Подготавливая презентацию, нашел соответствующее место в переводе Библии на сербско-хорватский язык. Пробежал его глазами — и обомлел. Там, где в русском тексте аккуратно написано, что страус смеется над всадником «с высоты», что можно понять как высокий холм, хорватский перевод прямо говорит, что страус расправляет крылья и взлетает в поднебесье. Честно говоря, только после этого я стал сомневаться, что в первоначальном тексте имелся в виду страус. Внимательное прочтение эпизода выявило и другие несоответствия: птица, описанная в Библии, легко лишалась гнезда, стоило на него случайно наступить человеку или животному. Но согласитесь, такое редко случается с яйцами страуса, способными выдержать вес взрослого человека, да и на защиту кладки страус встает без промедления.

Все противоречия снимаются, если допустить, что вместо страуса автор Книги Иова представлял совсем другую птицу. Кандидатура подыскивается легко. На полях и выгонах, подвергая яйца опасности погибнуть под копытами скота или под ногой человека, гнездятся пигалицы. Из них нам лучше всего знаком чибис, чье беспокойное поведение описано в известной детской песенке на слова Антона Пришельца: «Он кричит, волнуется, чудак: „А скажите, чьи вы? А скажите, чьи вы? И зачем, зачем идете вы сюда?“». Взволнованно крича, чибис летает кругами, кувыркается в небе, и в этот момент его поведение очень похоже на танец, который исполняет эта птица в период ­подготовки к гнездованию. Кажется, что пернатый беззаботно радуется, оставив гнездо в опасности. Так же ведут себя и другие пигалицы, не исключая и шпорцевого чибиса — обычного гнездящегося вида Палестины.

Если подставить вместо страуса чибиса, библейский текст окажется столь же точен, как рассказ Брема или Бюффона: «Он оставляет яйца свои на земле, и на песке согревает их, и забывает, что нога может раздавить их и полевой зверь может растоптать их; он жесток к детям своим, как бы не своим, и не опасается, что труд его будет напрасен; потому что Бог не дал ему мудрости и не уделил ему смысла; а когда поднимется на высоту, посмеивается коню и всаднику его».

Павел Квартальнов,
канд. биол. наук, с. н. с. кафедры зоологии позвоночных биологического факультета МГУ