«Сейчас он где-то там, в бесконечных мирах граней Великого Кристалла»

1 сентября ушел из жизни детский писатель Владислав Крапивин, на книгах которого выросло не одно поколение россиян. Публикуем подборку откликов из социальных сетей.

Александр Архангельский, писатель, телеведущий:

Умер писатель Владислав Крапивин. Тяжелейшая потеря. Живой классик.

Майя Кучерская, литературовед и литературный критик:

Владислав Крапивин был главным писателем моего детства. Самым любимым. Я случайно набрела на него в библиотеке — это была потертая книжка «Та сторона, где ветер», история про слепого мальчика. В советское время было не очень принято рассказывать детям о тех, кто другой — слепой, больной. От его прозы действительно повеяло новым, свежим и таким настоящим.

Потом я взахлеб прочла всё, что нашла в библиотеке, — «Оруженосец Кашка», «Мальчик со шпагой», «Колыбельная для брата»… А потом мы с моей подружкой ждали и дождаться не могли новенького, ароматного журнала «Пионер», публиковавшего из номера в номер новую крапивинскую повесть, «Журавленок и молнии», и, когда Журавку выпорол отец, я несколько дней не могла прийти в себя.

Попутно обнаружилось, что есть такой крапивинский клуб юных капитанов, «Каравелла», но девчонок туда не берут. Я мечтала, как сбегу из дома, притворюсь мальчишкой, проникну туда и буду плавать.

Этот человек идеально точно чувствовал, что нужно человеку в 10–12 лет. Крапивин для меня тогдашней — это искренность. Сентиментализм без соплей и романтизм без красного знамени. Еще он стал моим личным противоядием против другого автора, Анатолия Алексина, тоже, наверное, достойного писателя, но после Крапивина он показался мне фальшивым.

Открытый разговор с внимательным, умным, понимающим меня собеседником — такое ощущение Крапивин и его книги оставили в памяти. И какая разница, как его проза звучит сегодня, для меня встреча с ней — по-прежнему одно из самых ярких и дорогих читательских воспоминаний.

Татьяна Волкова, программист, преподаватель:

Не стало Владислава Крапивина… Удивительно, но его читали в детстве еще мои родители. Впрочем, ни маме, ни папе он не нравился, а вот меня очень сильно впечатлил и влияет до сих пор. Я читала практически все его книги, мне повезло начать именно в том самом возрасте, в каком нужно, то есть лет с 9 до 15 я собирала свою крапивинскую коллекцию. Жил он то в Свердловске, то в Тюмени и уже стал практически живым символом Урала.

Крапивин важен не только как писатель, но и как педагог. В 1970-е годы он продолжал общее направление, заданное Макаренко, на книгах которого вырос сам. Крапивин взял выхолощенную организационную форму — пионерский отряд — и на его базе попробовал сделать что-то настоящее — детскую мореходную школу. Взял обессмыслившиеся пионерские лозунги и идеалы и понял их всерьез, буквально — в точности как педагоги-коммунары. Крапивин, типичный шестидесятник, с коммунарами пересекался много и часто, но сам себя к ним вроде бы не причислял, и найти это слово у него в книгах трудно.

Как писатель он находился во втором эшелоне советской фантастики, наверное, сразу после Стругацких и Ефремова. В 1980-е годы он создал целый мир про мыслящие кристаллы, параллельные вселенные, жутких потусторонних клоунов, мосты между реальностями. Нужно взорвать мост, чтобы разомкнуть порочный круг, по которому ездит поезд между мирами. Нужно победить гигантского робота-спрута, чтобы освободить остров от власти злого правителя. Нужно потерять свое имя и номер, чтобы вырваться из системы и сбежать от нелепой, вероятностным алгоритмом назначенной казни (вот тут уж Крапивин актуален как никогда). Сказка переплетается с фантастикой, и Крапивин — это наш Хаяо Миядзаки.

В 1990-е годы он стал писать реже и жестче. Взять хотя бы сюжет книги «Лето кончится не скоро»: криминальные авторитеты убивают отца мальчика, он попадает в детский дом и готовит покушение на бандита, делает самодельный пистолет; отомстить не удается, мальчик гибнет, но воскресает силами таинственных докторов из другого мира. Написан этот сюжет в 1994 году, в самый разгар войны группировок на Урале. Этот мир не принял Крапивина, да и он сам его не сильно любил.

Андрей Десницкий, докт. филол. наук, профессор РАН, вед. науч. сотр. Института востоковедения РАН:

Царствие небесное и вечная память!

Я знаю, что сегодня тысячи и тысячи людей — мальчишек и девчонок любых возрастов — провожают с благодарностью того, кто открывал нам мир.

Было много писателей на свете. Многие писали лучше. Но мало кому довелось открывать мир детям. Для нашего и парочки окрестных поколений советских детей это делал Владислав Крапивин.

Спасибо, Учитель.

Николай Пакулин, канд. физ.-мат. наук, директор небольшого стартапа (Южная Корея):

Умер Владислав Крапивин. Оказывается, его книги дали мне очень многое. Если поковыряться в себе, то можно обнаружить в фундаменте моей этики убеждения, которые меня сформировали.

«Мальчик со шпагой», «Мушкетер и фея», «Трое с площади Карронад», «В ночь большого прилива», «Гуси-гуси, га-га-га…» и вообще романы из серии «В глубине Великого Кристалла» сформировали вкус к фантастике.

Это был уникальный человек, который писал удивительные книги. Теперь таких, пожалуй, уже нет.

Иван Хорошев, адвокат:

Как печально! Он писал такие светлые и добрые книги. Всё мое детство было пронизано историями его героев. Я вырос на них. Он давал очень мощные установки на дружбу, порядочность, честность. Я уверен, что сейчас он где-то там… в бесконечных мирах граней Великого Кристалла!!! Сейчас он мальчишка со шпагой, в кругу своих верных друзей, в постоянной борьбе добра со злом… Вечная память человеку, делавшему этот мир добрее и прекраснее!!!

Владимир Салмин, юрист, блогер, телеграм-канал «Занимательные флаги»:

Крапивин как-то умел быть таким и не таким. Вроде один из трех столпов советской фантастики, но в один ряд с АБС и Булычёвым не становится. Вроде классик советской детской литературы, но не получается его туда втиснуть, и в современный young adult тоже. И соцреалист, конечно, но не соцреалист. И романтик, конечно, но какой-то очень жесткий романтик.

Но самое удивительное, что он абсолютно уральский, но уральского магического реализма у него совсем нет, ну почти («Тень Каравеллы», пожалуй, и, может, ранние фантастические рассказы).

Уральский магреализм — это когда смотришь на мир будто сквозь промерзшее трамвайное стекло (как в южном магреализме — сквозь марево от пекла или в петербургском — сквозь мелкую взвесь дождя), всё такое нечеткое.

А Крапивин — наш, уральский, но в то же время какой-то и американский, Брэдбери и Кинг, у него всегда лето — теплое, но нежаркое лето, ясное, объемное, и видишь каждую трещину на асфальте. Других времен года для него не существует, ну разве что ранняя осень, он и умер на перекрестке, будто сам выбирал.

Виктор Аромштам, фотограф, видеограф:

Не стало писателя Владислава Крапивина. Для меня это очень грустное событие. Крапивин — замечательный писатель. Его книги не нуждаются в специальном представлении. Они есть в каждой библиотеке и в каждом книжном магазине. В начале своей деятельности он был известен как детский писатель. Его замечательные умные и добрые повести запоминались навсегда.

О чем они? О добре и зле, об отношениях детей между собой, о взаимодействии с родителями и учителями. Его произведения очень выделяются среди множества других детских авторов. Каждый из его литературных героев — личность, пусть еще не обогащенная жизненным опытом и знаниями, но всё же личность. В его книгах всегда удивительный полет фантазии. Через обыденные ситуации он выводил своих персонажей к космическим мирам. Многие его сюжеты были либо фэнтези, либо антиутопией, иногда даже жутковатой, почти оруэлловской глубины и отчаяния.

Часто встречающийся сюжет в его рассказах — противостояние обычного человека репрессивному давлению бездушной государственной машины.

Совсем не детская, но всё равно очень светлая печаль пробивалась через мрак описанных им событий. И всегда сопровождалась мечтой о дальних путешествиях, плаваниях и т. д. Очень трогательно.

Например, в одной из повестей он рассказывает историю о том, как дети, по каким-то причинам покинувшие этот наш мир, оказываются на одной небольшой планете, затерянной где-то в глубинах Вселенной. И у каждого маленького человека своя история жизни и смерти, свои трагические воспоминания. И как там их объединяет одна общая мечта. И что они могут сделать в такой ситуации.

Мало кто знает, что «зрелый» Крапивин — это не только детский писатель. Он автор и романов с довольно-таки непростым сюжетом. И опять-таки, что значит «детский»? Вот скажите: Сент-Экзюпери — только лишь для детей? Да нет, конечно.

Когда я его впервые увидел, для меня он был прежде всего не писателем, а папиным другом. Папа с ним познакомился при следующих обстоятельствах. Он был учителем в интернате, молодым педагогом-новатором. И поставил с детьми спектакль по книге Крапивина. И однажды на работе ему сказали, что какой-то очень высокий человек спрашивает Семёна Аромштама. Папа к нему вышел. Крапивин представился, и оба были в некоторой растерянности, а потом рассмеялись. Папа никак не ожидал, что сам Писатель из Свердловска приедет на репетицию, а Крапивин ожидал, что к нему выйдет убеленный сединами Педагог, а вышел на вид маленький ростом молодой человек, почти что студент. С тех пор они стали друзьями на всю жизнь.

Крапивин известен еще и своей педагогической деятельностью. Дело в том, что в советское время многих думающих людей не устраивала пионерская организация как чрезмерно идеологическая, построенная на заветах Ленина — Сталина, с ее бесконечной муштрой, подготовкой солдат, хождением строем, барабанной дробью, торжественными клятвами служить родной партии и «быть готовым» исполнить любой ее приказ не задумываясь, в том числе и преступный, и весь остальной кошмар. Поэтому думающие люди искали легальные способы создать какую-то альтернативу этому безумию. По всей стране стал известен крапивинский клуб «Каравелла», в котором он собрал ребят, мечтающих о приключениях, дальних странах, морях и океанах, парусниках. Они изучали морское дело, плавали на кораблях и готовились к роли капитанов, матросов, корабельных коков и пр.

Было дело, когда Владислав Петрович приехал в Москву на какой-то слет или что-то в этом роде, но не один, а прихватил с собой еще 14 «матросов» из своего отряда. И надо было видеть, как в нашей квартире 30 м² уместились на ночь вся наша ­семья (я, мама, папа, Марина), Крапивин и еще 14 человек в спальных мешках. Мне было тогда шесть лет, но я как сейчас это всё помню. Еще была какая-то атрибутика — якоря, канаты и т. д.

Он протянул мне коробку с вертолетом, у которого крутился пропеллер, и тот летал и как-то управлялся. На меня это тогда произвело неизгладимое впечатление. Я ничего подобного в жизни тогда не мог себе представить. Детские впечатления во многом определяют нашу последующую жизнь. Вы не поверите, но теперь если в любом фильме есть вертолет, то он для меня уже хороший.

Каждый раз, когда Крапивин был в Москве, они с отцом, конечно же, встречались. Последняя их встреча была в Тюмени, где праздновался с большим размахом юбилей писателя (70 лет). Много было у отца впечатлений от этой поездки, не обошлось и без курьезов. На торжественный вечер пришли с поздравлением актеры из местного театра лилипутов, и один из них сказал: «Огромное вам спасибо. Мы выросли на ваших книгах» — зал грохнул от хохота. Неэтично, конечно, но не удержались.

Когда Крапивин приехал в Москву в последний раз, за наградами, он уже был болен, и было не до встреч. Что называется, туда и обратно.

С отцом они довольно-таки часто разговаривали по телефону до самого конца, естественно, уже по-стариковски, рассказывали друг другу о своих болячках, которых накопилось уже немало… Иногда папа передавал трубку мне, и я что-то от себя добавлял.

Ну что ж. Опять можно сказать: «Ушла целая эпоха», но книги его остались, а в них и доброта, привнесенная в наш недобрый мир.