Про футбол

Между прочим, году в семьдесят втором в Истру приехали знаменитые московские футбольные ветераны, чтобы сыграть матч с командой местной птицефабрики. Поле простиралось между быстрой речкой и Новоиерусалимским монастырем, заложенным еще патриархом Никоном. Немцы взорвали его в 1941 году, с тех пор он лежал в кирпичных руинах и без куполов. Монастырь окружали тинистые пруды, в которых водились, сказывали, еще довоенные щуки. Местный житель как-то показывал мне руку со следами ихних, как он утверждал, зубов. На груди у него красовалась наколка — купола не порченного немцами, как он утверждал, монастыря. Если честно, выглядел он как-то синюшно.

Трибун на стадионе не было, поле по периметру облепили истринские мужики, от них пахло водкой, над полем стелился едкий папиросный дым, подкрепляемый незлым матерком. Обернутые в ситец тетки запаслись семечками, неопрятная лузга окаймляла поле. Птичников обрядили в новенькие голубенькие футболки, на их фоне форма ветеранов выглядела как купленная в дешевой комиссионке. Эти когда-то ярко-алые футболки сборной СССР полиняли в жарких битвах на олимпиадах, чемпионатах мира и Европы.

Весь первый тайм великий Эдуард Стрельцов мялся с ноги на ногу в центре поля с травинкой во рту. Было такое ощущение, что на нем не бутсы, а войлочные тапочки, и что он сейчас начнет ковыряться в носу. Остальные ветераны вроде бы и разбрызгивали вокруг себя капельки пота, но всё равно пропустили два гола. Птичники бегали в два раза резвее. Один гол вратарь, без всякого сомнения, пропустил нарочно. Кажется, это был Борис Разинский, которому в основной жизни забить было ох как непросто.

Раздевалок не было, так что в перерыве команды сели кружком на корточки на сочной июньской травке. Стрельцов вольготно разлегся на ней, на глубоких залысинах бликовало солнце, красиво подсвечивавшее руины монастыря. «Сколько забивать будешь? Четыре?» — спросил кто-то. «Два, — вяло ответил Стрельцов. — Иначе больше не позовут. А деньги нужны». Когда он поднялся, трава оказалась прибитой к земле — будто там валялся конь или тюлень.

Когда до конца второго тайма оставалось минут двадцать, Стрелец получил мяч в центральном круге и стронулся с места. Его туша была похожа на би­зонью, он набирал ход как бронированный лимузин — медленно, но страшно. Мяч приклеился к его бычьей правой ноге так прочно, будто его приковали короткой цепью. Защитники отчаянно бежали навстречу и наперерез, но вдруг отваливались в сторону, как если бы от Стрельца задувал ураганный ветер. Птичники и Стрельцов были намагничены по-разному. На границе штрафной площадки цепь внезапно оборвалась, и ядро вломилось в сетку. Зрители болели за своих, но всё равно восхищенно охнули и захлопали в ладоши, как если бы увидели в Большом театре грандиозное па. Однако «бис!» все-таки не кричали. Но это только потому, что не знали французского языка. В местной школе изучали английский.

Стрельцов же потрусил обратно к центру и через пять минут повторил свой убийственный рейд. Боевая ничья. Все остались довольны, включая утомленных птичников в черных от пота футболках. Автографа у Стрельцова никто не просил. Тогда это не было принято, люди стеснялись.

* * *

Давным-давно мне довелось поработать в Международном центре по изучению японской культуры, расположенном на окраине Киото. Прекрасная библиотека, горы, которые были видны из окна моего кабинета. Но мне не хватало движения. Привыкнув к занятиям спортом, я решил не изменять привычкам и в Японии: записался в местный клуб, члены которого по воскресеньям играли в футбол. Это были обыкновенные обыватели — как взрослые, так и подростки.

Настало желанное воскресение. Играли мы на школьном футбольном поле. Я был полон энтузиазма — в первый раз мне предстояло поучаствовать в международном матче. Так что после разминки, когда настало время двусторонней игры, я встал в нападение, бегал как угорелый и в первом тайме забил два гола. Я был полон гордости — ведь я помог своей команде! Правда, мои новые товарищи не выражали никакого восторга.

В перерыве ко мне подошел тренер и сказал: «Наверное, вы давно не играли в футбол, я вижу, как вы стараетесь». Он был прав: я и вправду давно не выходил на поле. Но я также понял и подтекст его реплики: не нужно так выделяться. Пришлось провести второй тайм в защите. Играли не профессионалы, а любители, так что голов забивалось много, и я не успевал следить за счетом. После того, как прозвучал финальный свисток, я спросил одного из своих новых товарищей, с каким счетом закончилась игра. Он только пожал плечами: «Не знаю». Я подумал, что он тоже запутался в счете и громко спросил: «Мы выиграли или проиграли?» Игроки посмотрели на меня с удивлением: «Мы не знаем».

Ситуация была для меня необычной: устраивая дворовые игры в Москве, мы всегда стремились к победе и твердо знали, кто победил. Тогда я обратился за разъяснениями к тренеру, бывшему профессиональному спортсмену. «Если играть на счет, проигравшим будет обидно. Понимаете, мы же все здесь соседи, зачем нам это? Мы же играем для удовольствия и здоровья, зачем нам отрицательные эмоции?» Прощаясь, я поклонился ему, а он поклонился мне.

* * *

Кальтаджироне — город гончаров на Сицилии. Он намертво прирос к горе, как будто шустрые местные ласточки прилепили его своей слюной. Здесь всё из глины — даже ангелы, которые глядят из каждого подслеповатого окошка. Ангелы аляповаты, одутловаты и тяжелы — трудно поверить, что их средой обитания является божественный воздух. Повсюду — чьи-то глиняные головы, статуэтки, вазы, горшки, которые отсвечивают влажным глазурным блеском, слегка смиряющим с испепеляющим солнцем. Одуревшие от жары продавцы сувенирных лавок похожи на глиняные копии настоящих людей — неподвижно сидят, неподвижно стоят у витрин, провожая тебя приземленным взглядом: сколько керамических кило ты способен утащить на себе в твою Россию? К собору на вершине горы ведет лестница, название которой хочется повторять снова и снова: Санта-Мария-дель-Монте. Одолев 142 ступени, оказываешься на крошечной площади перед собором. Мальчишки там гоняют мяч. Их пасы поневоле выверены и точны: чуть что — и мячик звонко запрыгает по нескончаемой лестнице, и автору паса придется сначала бежать за ним до самого низа, а потом снова тащиться наверх. Тени коротки, жарко. Играют в одни ворота, которыми служат запертые двери храма. Местные добрые католики не возражают: считают, что мальчишки так стучатся в гости к богу.

Александр Мещеряков