Между прочим, во времена давние, когда я учился в Институте восточных языков, нас, помимо этих языков, пичкали историей КПСС, материализмом историческим и диалектическим, политической экономией, научным коммунизмом… На лекциях по этим предметам талдычилось одно и то же, по ушам текло, а в рот не попадало, наступало обезвоживание организма. Тем не менее преподаватели заставляли предъявлять на экзаменах конспекты. Времени было жалко, и в конце концов я решил, что писание конспектов по научному коммунизму — не для меня.
Когда же экзаменатор, происходивший из греков, попросил предъявить их, я сунул ему тетрадь по японскому языку, заявив, что записывал лекции по-японски. Нас разделяло блюдечко с чесноком — разгулялся грипп, лектор боялся студенческой заразы. Он брезгливо взял тетрадь в руки, ткнул наугад: «И что же здесь написано?» Я отвечал без запинки: «Классовая борьба есть главный двигатель исторического процесса». Он полистал тетрадь дальше: «А вот здесь?» — «Каутский — продажная девка мировой буржуазии». Лектор хмыкнул и поставил мне четверку. Все-таки он был греком, а греки научились лениться уже с античных времен.
* * *
Японский русист показал мне такую строку в русской книжке: «Холод космического рака пронизывал меня». Русист не мог понять, что к чему. Любой русский человек мгновенно бы вычислил, что тут опечатка и речь идет о мраке. Сколько ни учи чужой язык, а против опечаток ты бессилен. Словарей опечаток еще не создано, и я не знаю человека, который мог бы это сделать.
* * *
Заблудился в японском городишке Тоттори. Зашел в рыбную лавку. Хозяин обрадовался, что я сейчас куплю парочку крабов, которыми славится местное море. Но я спросил у него дорогу. Он с готовностью выбежал на улицу: «Пойдешь прямо, уткнешься в речку, повернешь налево». И при этом выкинул руку направо. Я растерялся, повторил вопрос и получил в ответ те же слова и тот же жест. Поскольку я живу в мире слов, я решил поверить словам. И оказался неправ — вместо гостиницы оказался в квартале публичных домов. Оказалось, что верить нужно было вовсе не слову. Оказывается, в жесте меньше обмана, чем в слове. А я и не знал. Жить нужно долго.
* * *
Знание французского языка обслуживающим персоналом гостиницы, в которой я остановился, однажды сильно выручило меня. Дело было в Слюдянке, в интуристовском отеле с окнами на Байкал. Замки в номерах там были самозахлопывающиеся. И когда, налюбовавшись вдосталь чистейшей водой, я уже собирался убывать со своего второго этажа, в предотъездной запарке я выскочил в коридор, а дверью при этом хлопнул. Ключ же остался внутри.
Поскольку автобус к моему самолету отправлялся через полчаса, я заволновался, но не слишком, ведь в гостинице всегда имеется дубликат ключа. Сбега́ю со своего второго этажа к администраторше, а она флегматично объясняет, что дубликат утерян. Что делать? Администраторша зовет Толика. Толик же объявляет, что поскольку имеется дубликат от точно так же расположенного номера на третьем этаже, то проблема решается легко. Идем туда, стучим — ответа нет. Тогда Толик вставляет ключ в скважину, поворачивает его. Входим и — о ужас! — видим на интуристовской кровати парочку иностранов вполне почтенного возраста, которые занимаются в дневное время любовью. Видно, байкальская водичка подействовала на них омолаживающе.
Немая сцена, все остаются на своих местах, но никаких действий не производят. У Толика гаснет его папиросина. До автобуса пятнадцать минут. И тут Толик слегка приседает на манер какого-нибудь куртуазного шевалье, по-русски широко разводит руками и вместо ожидавшегося мною «Ни фига себе!» произносит фразу на чистейшем французском языке: «Pardon, Madame!» После этого бросается к балкону и тянет меня за собой. Оттуда он смотрит вниз, убеждается, что моя балконная дверь открыта, выплевывает окурок и распоряжается: «Лезь вниз!» Я лезу, хватаю свой рюкзак, и в результате мне удается вскочить в уходящий автобус.
В ответ на мое отправленное из Москвы благодарственное письмо Толик сообщил, что те пенсионеры оказались вовсе не французами, а обыкновенными шведами.
Александр Мещеряков
прекрасные воспоминания. Частично изложены в недавно вышедшей книге Александра Мещерякова «Записки предпоследнего возраста»
На самом деле, в истории КПСС, политэкономии, марксистско-ленинской философии (именно так назывался этот предмет, а не диалектический или исторический материализм) и научном коммунизме «талдычили» несколько разные вещи. А то, что по ушам текло, но никуда не попало, объясняется очень просто молодым возрастом неслушавшего.
Я не учился в институте восточных языков. Я учился в институте управления (выпуск 1984 года). У меня точно так же, из-за молодого возраста, мимо ушей утекло про матричные вычисления. Сейчас восстанавливаю, я до сих пор по своей специальности работаю.
А из Маркса я чётко запомнил: «нет такого преступления, на которое не пойдёт капиталист ради 300 процентов прибыли»
«ушам текло, а в рот не попадало«… То что не попадало лингвистам, да хоть бы и простым инженерам — это еще полбеды. Хуже, что та же беда была с партработниками. В результате, поднимаясь по карьерной лестнице, они осваивали определенный алгоритм действий, но не понимали зачем все это нужно вообще (кроме собственной карьеры). Результат наблюдаем уже 30 лет как уже