Москва — потерянный ребенок западноевропейской цивилизации

Над москвичами в России принято посмеиваться. Между тем на протяжении многих лет коренными москвичами считали себя не более 28% населения столицы, ибо в городе на перекрестке торговых путей приезжих жителей испокон веков было больше, чем урожденных. Когда же Москва обрела те черты, которые, как невидимый скелет, держат ее историческую часть и всю Россию? Как давно москвичи научились жить в маленьких тесных жилищах и где скрываются главные клады столицы? Об этом по гамбургскому счету с археологом, членом-корреспондентом Российской академии наук Леонидом Беляевым поговорила Ольга Орлова.

— Леонид Андреевич, в современном российском фольклоре очень популярны шутки и сюжеты про москвичей, про особую «московскость», «специальную» московскую культуру, которая выделяется сейчас в России. Вы долго занимались историей и археологией Москвы. Скажите, когда появилась «московскость»? Сравнительно недавно, в последние полтора-два века, или раньше?

— На самом деле это уже не «московскость». Вообще, существует ли она? Это большой вопрос.

— Это еще вопрос?

— Я бы сказал, что это всегда вопрос. Англия потратила не одно столетие, чтобы доказать свою Englishness и понять, что это такое. У нас и культура покороче, и ранняя допетровская эпоха в какой-то момент оказалась забыта и не учитывалась. И вся «московскость» — она фамусовская такая «московскость» стала. Значительную часть своих усилий я направлял на то, чтобы понять: это случайно, что мы москвичи, или тут есть какая-то средневековая закономерность, корень, идущий из средневековья?

Если это так, в чем археологически это может быть выражено? Когда мы раскапываем памятник, как нам определить: это московская земля, территория или нет? Есть какие-нибудь признаки, которые позволят разобраться? И, соответственно, выделить в культуре блоки, которые являются именно московскими блоками, которых нет в других княжествах, нет в Твери, пока она Тверь, нет в Новгороде. Да, там что-то похожее, но другое.

Сама история Москвы в какой-то степени — очень московский сюжет. Возьмем план Москвы XVII века (рис. 1). Казалось бы, город сегодня совершенно другой. Ничего похожего на это, кроме Кремля с его башнями и соборами и рек, перед нами нет. Но вот следующий слайд (рис. 2) Мы увидим те же самые очертания. Это так называемый «Золотой город», проект Москвы 1920-х годов. У него абсолютно те же самые обводы, те же самые линии, по которым мы ходим. Это ранний советский план будущей Москвы. Она не совсем такая получилась. Но важно, что в сознании планировщика абсолютно всё это оставалось.

— Чтобы москвичи XX века, уже новой, советской России, ходили по тем же улицам, теми же кругами, что и москвичи три века назад?

— Практически так, да. Москва сложилась в XVI веке, эти обводы — это всё одно столетие. Это очень странно, но многократно территория выросла за одно столетие. И она осталась такая. То есть мы живем в городе XVI века.

— То, что Москва стала столицей, культурным и административным центром России, то, что вообще Москва стала Москвой, — это историческая случайность?

— Это блестящий вопрос. Эта тема занимает очень многие регионы сегодня. Они пытаются понять для себя: их территория — это что-то естественное? И вся страна, вся Россия — естественная в своих границах?

— Это вопрос не только для Москвы, но и для каждого большого центра.

— Для каждого центра, для каждого района, культурным образом исторически выделяющегося. Я бы сказал: для всего государства. Северо-Восточная Евразия — это логическое образование? Она действительно существует как целое и, соответственно, оформлена нашими границами, или это какой-то набор случайных кусочков, лоскутное одеяло, которое так же может развалиться?

В Москворечье в I тысячелетии до н. э. (т. е. в эпоху античности) существовала своя особая москворецкая культура, которая называется дьяковской. Вот реконструкция дьяковского городища, ее сделал Николай Александрович Кренке с художником Леонидом Ланцманом (рис. 3). Конечно, мы не знаем, как местные жители себя называли. Но мы знаем, как они называли реку, на которой мы живем, — Москва. Это, видимо, их название, еще с тех времен до нас дошедшее.

А что еще до нас дошло? Бесчисленное количество поселений того периода, они покрывают буквально всю долину Москвы-реки и ее притоков, сидят на всех схождениях ручейков и речек. Дьяково городище сейчас на территории парка Коломенское. Оно цело.

— Это настолько древнее поселение, люди там селились и продолжают селиться.

— Да. На слайде (рис. 4) находки. Они были обнаружены в XIX веке на Дьяковом городище. Это культура железного века. Эти вещи ничем не отличаются от аналогичных большинства культур железного века. Но я бы хотел выделить два очень важных фактора. Дьяково городище существовало около тысячи лет. На этом месте тысячу лет жили одни и те же по укладу люди. Это было то же хозяйство, та же точка. Если бы это было на Ближнем Востоке, то за тысячелетие здесь выросла бы гора, телль, потому что там архитектура сырцовая, а глина создает огромную толщину слоев и, соответственно, высоту памятника.

А у нас всё деревянное. Всё очень сильно уплощается. Дерево здесь не сохраняется. Если бы это был Новгород, то культурный слой уходил бы в глубину на много метров. А здесь три-пять метров. Древние местные жители подготовили местность. Они вырубили леса, которых здесь было гораздо больше: им нужна была почва, территории под пашни, а кроме того им нужно было много дерева, потому что они обжигали керамику, отапливали свои жилища, строились. Поэтому здесь были уже расчищенные участки. Когда сюда пришли славяне, они использовали практически те же самые пашни, те же самые территории.

У нас есть своя протоистория, и она занимает более тысячелетия во всяком случае.

— Сейчас Москва, безусловно, мультикультурный, западно-ориентированный город. Москва XVI века была ли мультикультурной? Когда началась «вестернизация» культуры Москвы?

— Я бы сказал, что здесь «вестернизация» была всегда в той или иной форме. Москва возникла в середине XII века. Это время, когда во Владимиро-Суздальской Руси начали работать западноевропейские архитекторы. Когда в XVI веке сюда приехали снова итальянские архитекторы, они узнали работу своих предшественников. В летописи запишут слова Аристотеля Фиораванти: «Наших мастеров дело», которые он произнес, когда ему показали владимирские соборы XII века.

В эпоху Орды, как часто говорят, был разрыв связей с Западом. Не совсем так. Открылись новые возможности, новые перспективы. Конечно, открылся Восток. Но открылся и Запад. Каким образом? В ведении Орды Крым. А в Крыму генуэзские города, генуэзские колонии. И, по-видимому, кое-какие европейские новинки мы получали именно оттуда. Не непосредственно с Запада и не через Псков и Новгород, что было бы логично (но и оттуда тоже получали), но и непосредственно из Крыма, через ордынские возможности.

А с конца XV века Москва приоткрылась для итальянских мастеров, их огромные команды — десятки человек, и десятки лет они здесь работают — сильно переменили жизнь города в то время. Можно сказать, что Московия — это потерянный ребенок западноевропейской цивилизации. Он всё время был западноевропейским. Но это не сразу узнаешь.

— Просто Москва расположена восточнее многих городов.

— Да, восточнее. Я часто говорю вот о чем. Если бы Пётр I, наш великий «вестернизатор», реформатор, не вырос в западноевропейской атмосфере, он бы не сумел понять ни Немецкую слободу, ни Голландию. Но штука в том, что он рос в Кремле, он был в подмосковных резиденциях, в том же самом Коломенском.

Весь Кремль построен при его пращурах 200 лет назад теми же итальянцами. Пётр I видел европейские храмы, палаты, построенные европейцами, он видел дворец, который весь ренессансный. Он жил в этой атмосфере, немножко архаичной для него. Ему хотелось чего-то более нового, но тоже европейского.

— Модернизации хотелось.

— Да, ему хотелось модернизации, но на тех же европейских рельсах. Если представить, что Пётр I жил вне этой европейской среды, культуры, он этого даже не захотел бы, он не понял бы, чего здесь хотеть.

— Москвичи XVI–XVII веков — чье влияние, чью культуру они больше ощущали: немецкоязычную или итальянскую?

— Это противопоставление, которое вы нашли, очень правильное. Оно будет сохраняться… Оно сохраняется и сейчас.

— Немцы против итальянцев?

— Да, в известном смысле. Скажем по-другому: католики против протестантов. Мы знаем о противостоянии Петра I и Софьи, но когда начинаем читать про Софью, про Голицына, — они же главные «вестернизаторы». Они молятся на этот Запад. Почему конфликт с Петром? Только из-за того, чья власть? Нет. Тут есть и культурный конфликт. Софья с Голицыным — это католическое или полукатолическое, но православие. Все связи оттуда, все контакты. Пётр — противоположное: это Немецкая слобода, это Нидерланды прежде всего.

— И это, конечно, протестанты, это совершенно другой и взгляд на мир, и эстетика.

— Да. Поэтому и архитектура, казалось бы, из одних и тех же европейских источников, а разная. Чтобы понять, почему «русская европейскость», если можно так выразиться, плохо читается сегодня и самими москвичами плохо прочитывалась, я приведу один пример. Это изразец (рис. 5), найденный в Свияжске — крепости, которую Иван Грозный построил, чтобы взять Казань.

Что здесь изображено? Не очень понятно. Но если взглянуть на вот этот кусочек европейской гравюры (рис. 6), станет ясно: только вместе они дают полную картину «европейскости сюжета», европейских корней того, что нарезали здесь московские мастера.

Здесь изображены ландскнехты — люди, чрезвычайно популярные в Европе в XVI–XVII веках, их много изображали. Гравюра Даниеля Хопфера тоже одна из самых популярных. Когда две фигуры мы рядом соединяем…

— Это московская версия сюжета о ландскнехтах?

— Совершенно справедливо.

— Немецких?

— Немецких. Два музицирующих ландскнехта. На обоих изображениях поперечная флейта и барабан. У них даже оружие и элементы одежды похожи. И всё это с разрезами, с фестонами — это неоспоримо свидетельствует, что прототип западноевропейский. Исполнение местное. И притягательна эта западная культура и почти неузнаваема в нашей переработке. Таких элементов будет найдено очень много.

— Как хоронили москвичи, какие были обряды, как могилы укрывали, оформляли? Есть ли какие-то специальные традиции, которые нам указывают на эту «московскость»?

— Конечно. Сюжет «археолог на кладбище» всегда очень важен. Именно на кладбище нашлись первые корешки московской культуры. Там я впервые увидел элементы, которых не было в других княжествах, в других государствах…

— Даже в соседних землях?

Даже в соседних землях.

— То есть москвичи хоронили иначе, чем, скажем, в Твери?

— Они хоронили похоже, по-православному, конечно, но оформляли погребения иначе. Надгробия были другого типа. На надгробиях изображали совсем другое. Есть тут перелом, когда Москва превращается из владимиро-суздальского города в собственно московский город. Вместо общего «расплава» появляется местная традиция.

— С чем это связано?

— Это происходит на рубеже XIV–XV веков. Москва начинает постепенно проявлять самостоятельность в отношениях с Ордой, у нее появляются новые международные связи. Она себя, видимо, осознает заново — 250 лет. Появляется, может быть, нерефлексируемое еще, но всё же самосознание. Начинает формироваться некоторая местная традиция. Мы увидим совершенно другие саркофаги, не такие, как в Новгороде. Вот, например, саркофаг — вероятно, князя Дмитрия Пожарского в Суздале (рис. 7). Мы знаем их происхождение — они пришли с Запада. И одновременно немножко с Востока. Потому что это египетская традиция, усвоенная Византией. Конечно, очень пережиточная.

— Почему москвичи усвоили и взяли эту традицию, а соседние земли, соседние княжества — нет?

— Они потом получат это всё через «московские руки».

— Последние полтора-два века Москва — это бесконечная большая стройка. Как в этих условиях вы, археологи, работаете? Неужели сегодня возможно сделать археологическое открытие на территории современной Москвы?

— При этом строительстве уничтожаются культурные слои города, неизбежно. Важно уничтожать их правильным образом. Мы не можем жить как в музее. Нам, конечно, необходима стройка, необходимо развиваться. Всё это должно сопровождаться хорошей археологией. Как сделать так, чтобы эта археология была по-настоящему хорошая? Это большой вопрос.

Мне кажется, что археологи могли бы дать властям предержащим совет. Необходим специальный Институт Москвы, который занимался бы не только археологией, но и демографией, например. Вот этой «особостью» Москвы. Москвой как отдельным организмом. И в том числе, конечно, археологией.

Что бы это дало? Большую централизацию работы, хорошую организацию, хорошее планирование. Потому что сегодня это, в общем, лоскутное одеяло. Застройщик получает землю и только очень приблизительно может ожидать, с чем столкнется, и очень часто сталкивается с вещами, которые требуют действительно серьезного археологического изучения. В разных странах этот вопрос решается по-разному. Например, во Франции есть централизованный орган, который, грубо говоря, «очищает» землю. А дальше уже можно ее отдавать в аренду или продавать, что угодно с ней сделать, зная, что она абсолютно исследована…

— Когда сейчас идут раскопки на территории Москвы, находите ли вы что-то яркое, необычное? Клады на территории современной Москвы находят?

— Клады — это самое не неожиданное. Что может быть обыденнее клада? Но они интересны для науки. Потому что в них отобрано то лучшее, что хотели люди сохранить для себя в древности. Это имеет смысл изучить. Кроме того, клады очень хороши тем, что они отчасти предсказуемы, так как они системны. Были периоды, когда клады выпадали особенно густо. В другие промежутки времени они были очень случайны. Но их мало, и их действительно не предскажешь.

Например, Смутное время — большие неприятности у государства. В то же время выдается много денег, потому что нужно содержать наемные войска. Среди наемных и служилые люди московские, им тоже выдают жалованье на год. Это довольно много денег по тем временам. Их нужно как-то распределить на год. Банков нет. Монеты складывали и хранили в маленьких кувшинчиках, крохотных горшочках.

— Если у вас объект начала XVII века, то вероятность того, что вы найдете клад, довольно велика, так?

— Вот карта середины XX века с указанием кладов, найденных в Москве (рис. 8). Здесь их сравнительно немного. Сейчас отмечено кладов гораздо больше, несопоставимо.

Они в разных районах. А некоторые районы от кладов свободны, по разным причинам. Тут есть элемент случайности.

Поскольку во всех служилых слободах эти деньги выдавались и во всех они прятались, какую-то часть кладов мы нашли. Сейчас очень легко составить карту, на которой будут отмечены все найденные клады.

— Они уже давно изъяты.

— Они изъяты, да. Все участки, где разрушен культурный слой этого времени, мы тоже более-менее знаем, у нас есть археологическая карта Москвы. Мы можем проанализировать, не выходя на местность, сколько примерно кладов должно быть найдено на оставшихся участках.

— Сегодня археологи находят клады в Москве?

— Каждый год, как правило, находят один-два клада.

— Для вас это рабочая обыденность?

— Да. Правда, археологи называют кладами и совсем маленькие находки. То, что мы сейчас назвали бы потерянным кошельком. Но и клады-сокровища, специально заложенные, чтобы ими пользоваться впредь, тоже встречаются.

— Леонид Андреевич, сегодня кому принадлежит прошлое Москвы?

— Тут очень простой ответ. Всё наше прошлое принадлежит нашему будущему. Это наши ресурсы. Это нельзя купить. У нас кончится нефть, у нас кончится газ — мы найдем какие-то возобновляемые ресурсы. Мы где-то купим, на худой конец, тот же самый газ, если вдруг он нам будет позарез необходим. Но свои памятники, свои древности мы нигде не купим. Это вроде родословной. Подлинную древность, подлинные объекты археологии не купишь. Если мы потеряем культурный слой Москвы… Здесь я бы вернулся к идее научно-производственного института Москвы, который бы позаботился о нашем будущем.

Также я считаю, что чем меньше раскапывать, чем меньше изучать культурный слой не только в Москве, а вообще, тем лучше. Потому что в будущем из этого же слоя извлекут на много порядков больше информации. А если будет не из чего извлекать, то, соответственно, ресурсы наших будущих поколений будут ограничены.

Интервью можно посмотреть тут:
otr-online.ru/programmy/gamburgskii-schet/anons-leonid-belyaev-moskva-eto-poteryannyy-rebenok-zapadnoevropeyskoy-civilizacii-53477.html