Первый раз я оказался в Армении в мае 2017 года. Поездка состоялась в рамках проекта по изучению географической изменчивости пеночки-теньковки в Малой Азии. В поисках разных форм пеночек и зон их контакта я и мои коллеги обследовали разные регионы Турции, Закавказья и Северного Кавказа.
В Армении нас интересовал крайний юго-восток этой страны, где, по предварительным данным, гнездились хорасанские теньковки — представители формы, достоверно известной ранее только из Туркмении и с севера Ирана. В Ереване говорят, что жизнь там была бы раем, если бы к Еревану был ближе Мегри. В отличие от столицы Армении, Мегри находится в местности, климат которой благоприятствует земледелию и садоводству. Каждый житель Еревана ел фрукты, выращенные в Мегри, но далеко не каждый добирался до этого удаленного города, расположенного на границе с Ираном, близ азербайджанской Нахичевани.
Почти месяц мы с Ириной Ильиной жили в Мегри, выбираясь оттуда в горы, где, на территории национального парка «Аревик», гнездились интересные нам птицы. Пожалуй, немного я видел мест, где природа так хорошо сохранилась бы и где не только птицы, но и дикие звери безбоязненно ходили рядом с жильем человека. Можно вспомнить, что «Аревик» — едва ли не единственное в Закавказье место, где регулярно размножается переднеазиатский леопард. Вопреки положению города на торговых путях (а раньше — на Шёлковом пути), в местности с благодатным климатом, многие местные жители оказались прижимисты, мечтали лишь о том, чтобы получить грин-карту или переселиться из их провинции хотя бы в Россию, и пытались соблюсти сиюминутную выгоду даже в ущерб своим долгосрочным интересам.
Готовым анекдотом звучит история о том, как в одном доме нам подробно показали устройство самогонного аппарата и рассказали о его производительности, но не налили и стопочки на пробу (если бы была возможность отведать, мы бы купили самогон в подарок своим близким). Рассказываю это лишь чтобы подчеркнуть, с каким уникальным человеком нам довелось там познакомиться.
Как-то вечером мы с Ирой возвращались в Мегри из экскурсии в соседнее горное ущелье. Проходили через территорию местной больницы, опустошенной и частично разрушенной. Из расположенного на отшибе здания — бывшего гаража — вышел старик, пригласив нас на чашку кофе. Хотя мы спешили к ужину, приглашение было столь приятным и неожиданным, что мы согласились.
Первое, что мы увидели в полутемном помещении, — рисунок тигра, выполненный на куске фанеры. Вернее, не рисунок, а взгляд тигра, показавшийся живым. От него трудно было оторвать глаз, как от настоящего хищника, который может напасть, если отвлечься и посмотреть в сторону. Привыкнув к полумраку, глаза различали и другие мастерски выполненные картины. Их техника изобличала автора без профессиональной подготовки, но с настоящим талантом, хорошим вкусом и искренним желанием рисовать.
Гостеприимного хозяина звали Гарнек. Раньше он служил в армии, а рисовать начал, только оказавшись на пенсии. Лишенный правой руки и правой ноги, почти без денег, старик, казалось, должен был стать беспомощным инвалидом, но смог отдаться увлечению — реставрации старых машин. Нас с Ирой он лихо подвозил по кривым и узким улочкам родного города на самостоятельно отреставрированной «Волге» с кожаными сиденьями и блестящей фигуркой оленя на капоте (впрочем, машина была собрана по частям, и с её маркой я могу ошибаться).
Первые картины, за неимением масляных красок и холстов, Гарнек начал выполнять также красками для машин или эмалью, на любых попадавшихся кусках фанеры и картона: копировал картины старых мастеров, изображал героев Армении (писателя Хачатура Абовяна, композитора Комитаса, генерала Андраника Азаняна), сюжеты из Евангелия, рисовал и с натуры, и по собственной фантазии. По словам Гарнека, последнее время его работы стали пользоваться популярностью: он сетовал, что мы с Ирой не можем увидеть другие картины, в те дни выставлявшиеся в «отряде» (в российской военной части на окраине Мегри). Военные начали помогать красками и продуктами, но получал ли он от них какую-то еще помощь — не знаю. Во всяком случае, на приобретение или строительство достойного жилья денег не было.
Другие наши знакомые из Мегри отзывались о старике пренебрежительно. Как нам сказала мать того самого владельца самогонного аппарата: «Мой сын предлагал этому человеку пасти свиней, и он отказался. Сам виноват. Чем мы можем еще помочь? И зачем вы к нему ходите?» Я же старался найти время в короткой поездке, чтобы еще и еще раз посетить Гарнека, поговорить с ним. В первую же встречу Гарнек предлагал подарить тигра мне, но я не решился принять подарок, надеясь позднее его купить. Однако так и не смог заставить себя завести коммерческий разговор — тогда мне казалось, что это помешает нашему общению.
Вопреки тяготам своей жизни, Гарнек был убежден в том, что Бог существует и активно помогает ему, рассказывая истории о том, как получал в нужный момент всё необходимое: то пачку сигарет с зажигалкой, лежавшие прямо на камне где-то на горной вершине, то иголку с ниткой, чтобы починить разорвавшиеся штаны, в городском парке. Завидная жизнь, когда человек просит немногого, и получает это, и способен делать окружающий мир богаче и красивее.
Картины Гарнека — не единственное открытие, совершенное мной в Мегри. Близ нашей гостиницы, недалеко от въезда в город со стороны Еревана, стояла старинная церковь Святого Саркиса, разрушенная землетрясением, видимо, вскоре после постройки (в XVIII веке?). Информацию об этой церкви найти невозможно, поскольку ее путают с другой церковью Святого Саркиса, сохранившейся в городе (о ней ниже). Хотя на кладбище при церкви много помпезных памятников, сама заброшенная церковь ныне служит прибежищем для скота. Частично сохранившиеся фрески свидетельствовали о том, что церковь изначально была расписана бедно, не самыми искусными мастерами.
Однако еще со времен поездок на Кипр я привык обращать внимание на граффити, в разное время оставленные посетителями святынь. На стенах церкви в Мегри удалось обнаружить многочисленные рисунки, выполненные карандашом или процарапанные острым предметом: служители церкви, всадники и другие персонажи, сказочные птицы, фантастические звери, лошади, рыбы (форель)… Там же располагалось процарапанное на штукатурке изображение малого двухмачтового («полуторамачтового») судна с длинными узкими вымпелами на фок- и бизань-мачтах, изогнутым носом и широким пером судового руля. По силуэту и оснастке судно напоминает арабскую багалу или, скорее, ганью (отличавшуюся дискообразным украшением носового штевня) — судно, на котором в XIX в. по Индийскому океану и прилегающим морям ходили торговцы, использовались эти суда также рыбаками и военными.
На борту судна была процарапана дата «18818». Её можно интерпретировать и как «1818», и как «1881», однако там же три раза, буквами армянского алфавита, обозначена та же дата, но уже от сотворения мира. Если я правильно ее прочитал, это дата 7330, и она близко соответствует 1818 году (автор граффити, по-видимому, был приверженцем взглядов о сотворении мира в 5511 году до Рождества Христова). Несомненно, тут должны еще разбираться специалисты, лучше меня знающие армянскую письменность и летоисчисление. Помимо двухмачтового судна, на стене есть и поврежденное граффити одномачтовой гребной шлюпки, выполненное в том же стиле и, вероятно, в то же время.
На другом примечательном граффити той же церкви изображен янычар в полном снаряжении. На одном боку свисают ножны кинжала, на другом — кремневый пистолет, там же — пороховница, в правой руке воин сжимает изогнутый кинжал (ятаган), в левой держит оружие, похожее на обоюдоострое копье. Янычара в воине выдает отсутствие бороды: только воинам-иноверцам позволялось брить бороды в армии Оттоманской империи. На голове у воина — убор с пышным плюмажем. Именно для таких уборов русское население берегов Каспийского моря продавало в Турцию перья цапель, колпиц и других птиц. Неизвестно, почему изображение турецкого воина появилось на стене христианской церкви, однако соседство рисунка с изображением корабля, на борту которого нанесены даты и от Рождества Христова, и от сотворения мира, свидетельствует, что граффити нанесены не завоевателями, но правоверными христианами, возможно, вспоминавшими о злоключениях по пути к родным местам.
Примечательно, что обоюдоострым копьем, по форме схожим с копьем янычара, вооружен и Святой Георгий на одной из частично сохранившихся фресок этого храма (еще один конник — Святой Саркис — изображен на стене напротив). К старейшим граффити, видимо, относится и бедное деталями, но исполненное экспрессии изображение лихого всадника, стоящего, подбоченясь, на спине несущейся галопом лошади, с уздой, но без седла. Своей динамикой этот удалой джигит сразу отличается от бледных статичных изображений святых Георгия и Саркиса.
Примечательно, что реализм характерен не только для граффити, от которых естественно ожидать разнообразия сюжетов, но все-таки и для церковных росписей в Мегри. На окраине города расположена другая церковь Святого Саркиса (Сурб Саргис Покр Таха), построенная в XVII веке, — она выделяется среди многих церквей Закавказья своими богатыми росписями. С описанным выше граффити XIX века интересно сравнить изображение корабля на фреске этой церкви, в сцене, где Иону отдают огромному морскому чудищу. Кита художник нарисовал как умел (явно не был знаком с этим существом ни лично, ни по изображениям очевидцев), а образцом для корабля взял судно, ходившее под флагом Оттоманской империи. Это снова небольшое двухмачтовое судно, но уже другой конструкции.
Здесь привлекает внимание деталь, кажущаяся фантастической: корабль снабжен не только парусами и веслами, но еще и тремя колесами! Перекочевала ли эта деталь из средневековых миниатюр, изображавших поставленные на колеса боевые суда вещего Олега в его походе на Царьград или античные суда с гребными колесами, приводимыми в действие быками, либо художник основывался на других рассказах или собственном опыте — сказать трудно. Но изображение столпившихся у борта людей подтверждает, что фигуры в виде полуовалов на борту корабля на упоминавшемся выше граффити также должны изображать команду судна.
Наконец, в церкви Святой Богородицы (Сурб Аствацацин), расположенной в центре города и относящейся к XVII веку, но расписанной лишь в 1844 году, примечательны фрески с изображением Рая и грехопадения. Здесь Дьявол на Древе познания изображен в виде самой крупной и опасной змеи Армении — гюрзы, а у ног Адама и Евы, еще не изгнанных из Рая, у Древа жизни ходят горные куропатки — кеклики. А Древо жизни, где сидят горлицы, — это, конечно, гранат, почитавшийся в Армении еще с языческих времен. Да, при всем интересе к историческим памятникам и произведениям искусства, я прежде всего обращаю внимание на детали, близкие биологу. Посетите Мегри — и наверняка отыщете там картины, которые покажутся важными и интересными именно для вас.
Павел Квартальнов, канд. биол. наук
Фото автора