В книге «Рассуждения аполитичного», законченной в 1918 году, Томас Манн вспоминает одного гёттингенского студента, который после лекции писателя подошел к нему и взволнованным голосом сказал: «Вы, надеюсь, знаете, не правда ли, Вы знаете это — не „Будденброки“ выражают Вашу сущность, Ваша сущность — это „Тонио Крёгер“! И я сказал, что я знал это» (Mann, 2009, стр. 90)1.
В самом деле, не в огромной по объему хронике гибели одного семейства, принесшей автору литературную известность и спустя 28 лет — даже Нобелевскую премию по литературе, а в небольшой новелле о молодом литераторе с необычным для немца именем Тонио, тоскующем о радостях простой жизни «во всей ее соблазнительной банальности» (VII, 225) 2, о невинном человеческом счастье, наиболее полно выражено представление Манна о долге художника, о неразрешимом противоречии искусства и действительности.
Литературный образ одаренного писателя, чья нежность «ко всему примитивному, простодушному, утешительно-нормальному, заурядному и благопристойному» (VII, 258) граничит с влюбленностью, с самого начала был неотделим от его автора. «Ваш Тонио Крёгер» — так подписал Томас Манн почтовую открытку, отправленную братьям Эренбергам 8 февраля 1903 года (Mann, 1965, стр. 442).
Первоначально образ Ганса Гансена, в которого со школьных лет влюблен Тонио Крёгер, строился на воспоминаниях об Армине Мартенсе, гимназическом товарище Томаса Манна. Но и «центральное сердечное переживание» двадцати пяти лет оставило в новелле заметный след. Автор прямо вставляет в текст новеллы слова, посвященные в реальной жизни художнику Паулю Эренбергу. Обращаясь к своей доверительной собеседнице Лизавете Ивановне, Тонио Крёгер дословно повторяет (VII, 225) фразу о друзьях «среди демонов, кобольдов, завзятых колдунов и призраков, глухих к голосу жизни — иными словами, среди литераторов» из записной книжки Томаса Манна, где тот называет Пауля своим «первым и единственным другом среди людей» (Mann, 1992, стр. 72).
В «Очерке моей жизни», написанном почти через тридцать лет после «Тонио Крёгера», писатель признается, что эта новелла «из всего, что я написал, пожалуй, по сей день наиболее близка моему сердцу и всё еще любима молодежью» (IX, 111).
Писатель не преувеличивал. Его новелла не оставила равнодушными многих его современников. Макс Брод вспоминал, что его друг Франц Кафка был буквально захвачен новым произведением Томаса Манна. В письме, отправленном из Праги в начале 1904 года, Кафка сообщает, что несколько раз перечитал новеллу и не понимает, почему Брод ничего о ней не пишет, — скорее всего, предполагает молодой пражский литератор, письма Макса просто пропали на почте (Brod, 1974, стр. 46).
Каждый читатель находил в новелле Томаса Манна что-то свое, открывал ответы на мучившие именно его вопросы. Кафку, например, по его словам (Kafka, 1966, стр. 31, 182), в «Тонио Крёгере» сильнее всего затронуло не столько противопоставление искусства и естественности, духовной и реальной жизни, сколько тайная влюбленность художника в свою противоположность, в «белокурых и голубоглазых, живых, счастливых, дарящих радость, обыкновенных» (IX, 259).
Влияние новеллы Томаса Манна на творчество Франца Кафки прослеживает Хайнц Полицер в основательной монографии о жизни и творчестве гениального писателя-мистика XX века. Даже в поздних работах Кафки, например, в рассказе «Голодарь» («Ein Hungerkünstler») он находит следы «Тонио Крёгера» (Politzer, 1965, стр. 435, 453).
Марсель Райх-Раницкий в своем эссе о новелле «Тонио Крёгер» называет еще несколько известных литературных имен, испытавших на себе действие этого шедевра (Reich-Ranicki, 2007, стр. 117). Среди них — австрийский писатель Артур Шницлер (Arthur Schnitzler), венгерский философ, литературовед и критик Георг (Дьёрдь) Лукач (György Lukács de Szeged) и другие.
Но не только современники и коллеги раннего Томаса Манна попали под очарование новеллы «Тонио Крёгер». Воздействие «рассказа века», как назвал произведение Манна Райх-Раницкий (Reich-Ranicki, 2007, стр. 107), ощутило на себе не одно поколение молодых людей, и не только в Германии.
В 1921 году студентка факультета права парижской Сорбонны оказалась в Берлине, и в одном из книжных магазинов ей попался томик с «Тонио Крёгером». Студентку звали Наталья Ивановна Черняк, она была родом из Иваново-Воскресенска, но с восьми лет жила у отца в Париже. Через много лет Наталья Ивановна вспоминала: «Я чувствовала, что „Тонио Крёгер“ преображает меня, мне казалось, что он похож на меня. У меня появилось огромное желание писать самой» (Sarraute, 1986). Так начался литературный путь французской писательницы, известной миру по фамилии ее мужа — Натали Саррот (Nathalie Sarraute).
Не одни литераторы восхищались «рассказом века». Очень высоко оценивал новеллу Андрей Николаевич Колмогоров. Не раз в разговорах с коллегами и учениками он упоминал «Тонио Крёгера». О событиях 1963 года вспоминает ученик Колмогорова профессор Владимир Андреевич Успенский: «Путешествие из Москвы в Новосибирск и обратно с Колмогоровыми — ярчайшее событие в моей жизни. Дни в вагоне туда и обратно были заполнены бесконечными разговорами с непривычно свободным во времени, не имеющим жесткого графика дел Колмогоровым. Тем удивительнее, что я почти ничего не помню из этих разговоров, кроме, пожалуй, разговора о Томасе Манне („Тонио Крёгер“, „Смерть в Венеции“)» (Успенский, 2006, стр. 339).
В последние годы жизни Андрея Николаевича одним из самых близких его учеников стал профессор Владимир Михайлович Тихомиров. Вспоминая разговор с учителем о литературе, он пишет: «Андрей Николаевич прервал мои размышления: „Имейте в виду, Володя: крупнейшими писателями XX века являются Томас Манн и Анатоль Франс“. Я немного читал А. Франса и лишь слышал о Т. Манне, так что мог в то мгновение лишь принять во внимание слова своего учителя. В тот вечер на полочке рядом с моей кроватью в Комаровке я обнаружил томик Томаса Манна с закладкой на новелле „Тонио Крёгер“» (Тихомиров, 2006, стр. 240–241).
Объясняя особенную любовь Колмогорова к «рассказу века», Тихомиров выделяет ту идею новеллы, которая одинаково близка и немецкому волшебнику слова, и великому русскому математику: «„Тонио Крёгер“ — рассказ о причинах и истоках творческого импульса. Таким импульсом, по Томасу Манну, являются несостоявшиеся дружба и любовь героя. Сублимация (т. е. преобразование — термин Фрейда) заложенных в человеке эмоциональных сил в творчество — идея, драгоценная и для Павла Сергеевича [Александрова], и для Андрея Николаевича, — вот что, собственно, описано Томасом Манном в „Тонио Крёгере“.
Это противоречие между потребностью иметь «избранного друга», человека, перед которым ты можешь раскрыть свою душу, и необходимостью одиночества для сублимации эмоциональной энергии в творческую — постоянная тема разговоров Павла Сергеевича и Андрея Николаевича» (Тихомиров, 2006, стр. 241).
Академику Колмогорову с «избранным другом» повезло больше, чем Томасу Манну: у того «мужской роман» с Паулем Эренбергом, показавшимся писателю «первым и единственным другом среди людей», продолжался около трех лет. Нежная дружба Колмогорова и Александрова длилась практически всю их жизнь, до самой смерти Павла Сергеевича в 1982 году. Как точно замечает Тихомиров, «в понятие дружбы Колмогоров вкладывал очень большое содержание и неоднократно цитировал слова Ахматовой: „Души высокая свобода, что дружбою наречена“» (Тихомиров, 1999).
Они познакомились в 1922 году, когда Колмогорову было 19 лет, а Александрову — 25, и с тех пор практически не расставались. В редкие месяцы разлуки (например, во время эвакуации Академии наук в Казань в 1942 году, когда Колмогорова вызывали для консультаций в Москву) они обменивались трогательными письмами с обращениями вроде «милый Пусик» или «твой Гусик» (Колмогоров — Александрову, 1999).
Друзья посмеивались над такой нежностью, недруги — язвили. Особенно негодовал Лев Семёнович Понтрягин, не простивший ни своему бывшему учителю Александрову, ни бывшему товарищу 3 Колмогорову тот факт, что они в 1958 году не участвовали в голосовании, когда Понтрягина выбирали в академики, — оба были в командировке за границей и вернулись в день выборов, но поздно вечером (Никольский, 2003, стр. 113).
Вообще, вокруг выборов в члены Академии наук разгорались подчас шекспировские страсти. Андрей Николаевич был избран в академики в 1939 году, когда ему было тридцать шесть лет. Его старший товарищ П. С. Александров стал членом-корреспондентом Академии на десять лет раньше — в 1929 году, но все последующие выборы в академики заканчивались для него неудачей. А. Н. Колмогоров делал всё, чтобы помочь «избранному другу», но безрезультатно. Перед выборами 1946 года Андрей Николаевич написал письмо своему учителю, академику Н. Н. Лузину, с которым был в ссоре с 1936 года, когда на всю страну прогремело злосчастное «дело Лузина» (Демидов и др., 1999), едва не кончившееся физическим уничтожением основателя московской математической школы. Против Лузина ополчились многие его ученики, особенно активны были как раз Александров с Колмогоровым. Но теперь — осенью 1945 года — явно пересиливая себя, Колмогоров пишет опальному академику: «Так как я уже ряд лет занят тем, чтобы различные случайные и привходящие обстоятельства не помешали еще раз вполне справедливому, на мой взгляд, избранию Павла Сергеевича, то я действительно очень ценю Вашу готовность тогда, когда это оказывается нужным, поддержать необходимые для успеха действия» (Тихомиров, 2006, стр. 230).
Лузин обещал содействие, но на выборах 1946 года академиком избрали другого ученика Николая Николаевича — Михаила Алексеевича Лаврентьева. Не помня себя от гнева, Колмогоров при свидетелях ударил по лицу своего учителя, который был на двадцать лет его старше. Скандал стал достоянием математической общественности, говорят даже, что окончательное решение о судьбе молодого вспыльчивого академика принимал сам Сталин (Тихомиров, 2006a, стр. 77 и след.). Андрей Николаевич до последних своих дней тяжело переживал случившееся. Павел Сергеевич Александров стал академиком только в 1953 году, уже после смерти Лузина.
В 1935 году А.Н. и П.С. купили на паях большой дом в деревне Комаровка вблизи станции Болшево под Москвой. А в 1953 году оба получили квартиры в новом высотном здании МГУ на Ленинских горах. Квартиры с номерами 9 и 10 располагались рядом на третьем этаже, так что и в Москве, и в Комаровке друзья были всегда рядом.
Когда 16 ноября 1982 года Павел Сергеевич Александров скончался после долгой и тяжелой болезни, Колмогоров уже почти не мог говорить. На гражданской панихиде в университете он только и смог прошептать у микрофона: «Мы всегда были вместе, и вот он умер, а я остался» (Успенский, 2006, стр. 357).
Возможно, и не зная ничего о Пауле Эренберге, Андрей Николаевич почувствовал в Томасе Манне родственную душу, оттого и ценил так высоко его лучшие вещи, «Тонио Крёгера» прежде всего.
Евгений Беркович
Литература
Mann Thomas. 2009. Betrachtungen eines Unpolitischen. Große kommentierte Frankfurter Ausgabe. Werke — Briefe — Tagebücher, Band 13.1. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 2009.
Mann Thomas. 1965. Briefe 1948–1955 und Nachlese. Hrsg. von Erika Mann. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1965.
Mann Thomas. 1992. Notizbücher: Edition in zwei Bänder, Band 2, Notizbücher 7–14, Hrsg. von Hans Wysling und Yvonne Schmidlin. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1992.
Brod Max. 1974. Über Franz Kafka. Frankfurt a.M.: Fischer Taschenbuchverlag, 1974.
Kafka Franz. 1966. Briefe 1902–1924. Gesammelte Werke, hrsg. von Max Brod. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1966.
Politzer Heinz. 1965. Franz Kafka, der Künstler. Frankfurt a.M.: S. Fischer Verlag, 1965.
Reich-Ranicki Marcel. 2007. Thomas Mann und die Seinen. Frankfurt a.M.: Fischer Taschenbuch Verlag, 2007.
Sarraute Nathalie. 1986. Die Sprache der Empfindung. Ein Gespräch mit der Schriftstellerin Nathalie Sarraute. Süddeutsche Zeitung vom 26. Ferbruar. 1986 г.
Успенский В.А. 2006. Колмогоров, каким я его помню. В книге: Колмогоров в воспоминаниях учеников. Текст подготовлен Н. Г. Химченко. Редактор-составитель А. Н. Ширяев. М.: Издательство МЦНМО, 2006.
Тихомиров В.М. 2006. Слово об учителе. В книге: Колмогоров в воспоминаниях учеников. Текст подготовлен Н. Г. Химченко. Редактор-составитель А. Н. Ширяев. М.: Издательство МЦНМО, 2006.
Тихомиров В.М. 1999. Письма до востребования. Вестник Российской академии наук, том 69, № 3. 1999 г.
Колмогоров — Александрову. 1999. А. Н. Колмогоров — П. С. Александрову. Вестник Российской академии наук, том 69, № 3, стр. 245–255. 1999 г.
Никольский С.М. 2003. Воспоминания. М.: МИАН, 2003.
Демидов С. С. и Левшин Б. В. (отв. ред.). 1999. Дело академика Николая Николаевича Лузина. С.- Петербург: РХГИ, 1999.
Тихомиров, В.М. 2006a. Андрей Николаевич Колмогоров. Жизнь, преисполненная счастья. М.: Наука, 2006.
Впервые опубликовано в альманахе «7 искусств»
1 См. также: 7iskusstv.com/2011/Nomer1/Berkovich1.php
2 В круглых скобках указывается римскими цифрами том собрания сочинений Томаса Манна в десяти томах (М.: Государственное издательство художественной литературы, 1959–1961), арабские цифры — номер страницы.
3 Об отношении Колмогорова к Понтрягину говорит тот факт, что в 1942 году, мечтая о создании в СССР подобия Гёттингенской математической школы, А.Н. называет в числе тех, кто мог бы заменить Давида Гильберта, Эдмунда Ландау, Эмму Нётер и Рихарда Куранта, себя с П. С. Александровым, Л. С. Понтрягина, И. Г. Петровского и Л. В. Канторовича (Колмогоров — Александрову, 1999).
Совершенно незнакомая вещь. Статья хорошо воспринимается со статьями А.Буфетова про Колмогоровскую реформу в этом и в предыдущем номерах.
Видимо, снобизм застойных интпеллигентских кругов урезал творчество Манна до одной книги, хотя и хорошей. Многие путают даже двоих Маннов. Уж так. Все мы немного оттуда родом как из Гоголевской шинели…Спасибо автору.
Похоже, врожденной математической особенностью Андрея Колмогорова, — роднившей его, например, с Аланом Тьюрингом, — был интерес к криптографии, — как частному случаю анализа текстов, понимаемых в самом широком смысле — как априорное допущение скрытого многоуровневого смысла в любом множестве чего бы то ни было.
Вот как об этом пишет Алина Баглаева, — ученица 7-ого класса школы села Сончино воронежской обл., — в своем реферате «Тайны криптографии»:
«…В криптографии нашли применение его работы по теории информации и теории вероятностей, в частности, его критерии случайности последовательностей, а также метод «отгадывания» по исследованию среднего количество информации, передаваемой буквой открытого текста. Колмогоров А. Н. вместе с Н. Винером, А. Я. Хинчиным, Джон фон Нейманом, К. Шенном принимали участие во вселенской гонке ученых и инженеров. «Призы» этой гонки были более чем достойные: шифровальная машина Enigma, система управления артиллерийским зенитным огнем ПУАЗО, электронная цифровая вычислительная машина (ЭЦВМ), атомная бомба, мощные системы радиосвязи и множество других.».
Любопытно, — какие литературные пристрастия были, например, у Алана Тьюринга, Клода Шеннона, Норберта Винера…?
Последний и сам создавал незаурядные художественные тексты, — мне запомнился роман — Винер Н. Искуситель. Перевод с английского Н.М. Евдокимовой и В. Хромова, — в журнале «Изобретатель и рационализатор», 1974, №№02-09.
http://grachev62.narod.ru/wiener/tempter.html
http://publ.lib.ru/ARCHIVES/V/VINER_Norbert/Viner_N._Iskusitel‘.(1974).[doc-ocr].zip
7 класс? Это не Алиса Теплякова случаем?
Вот ссылка на реферат Алины Баглаевой
https://infourok.ru/referat-po-matematike-na-temu-tajny-kriptografii-4595903.html
А вот ссылка на страницу её научного руководителя — учителя математики Колесниковой С.И.
http://shkolasonchino.ucoz.com/index/stranica_uchitelja_matematiki_kolesnikova_s_i/0-133
«И как не привести слова оценки работы советских криптографов в годы воны, данные бывшим Генеральным директором ФАПСИ генералом армии А.В. Старовойтовым: «Нам была доступна информация, циркулирующая в структурах Вермахта (почти вся!). Я полагаю, нашим маршалам была оказана существенная помощь в достижении перелома в ходе войны и, наконец, окончательной победы. Наши полевые центры дешифрования работали весьма успешно. Войну в эфире мы выиграли».
Это девочка 7 класса из Воронежской глубинки? Чудны дела Твои, Гди…
«Вообще, вокруг выборов в члены Академии наук разгорались подчас шекспировские страсти.»
Страсти эти никогда не утихали, по крайней мере во времена СССР, и явились одной из причин приведших состояние науки и образования в России к сегодняшнему состоянию. Институт оплачиваемых действительных членов и член-корреспондентов АН является анахронизмом и тормозом развития науки.
Вместо этого должен быть институт постоянных позиций при университетах, как на проклятом Западе.
И чем оно будет лучше? Те же люди, та же общая атмосфера, те же интриги и страсти. Та же самая процедура отбора из общей массы неких «особых» и «бессмертных». А судьи кто? ВАК будет решать? Или в доску «свои»? То же самое и будет.
По крайней мере, будет распределение по региональным университетам, а не сосредоточие большей их части в Москве. Судьи — профессорский состав университетов. Никакого ВАК. На Западе институт постоянных позиций работает. Как правило, избрание на постоянную позицию достаточно длительная и тщательная процедура. Выбор, как правило, между несколькими претендентами.
Почему он не должен работать в России?
На Западе вообще много чего работает, что у нас тормозит. Другие люди другой социальной страты с другим менталитетом, другими представлениями о репутации, корпоративной (научной) этике, общих интересах и пр…
Менталитет другой…
Практически каждый год в последние лет 30 по 2-3 месяца я проводил на Западе. Не замечал серьезного отличия их ментальности от своей. (Подозреваю, что и с Вами что то подобное.) Однако различие в политических режимах бросается в глаза.
А в целом, в коллективе менталитет иной. И это не удивительно. Большинство наших просто не соответствуют западным стандартам исследователя или профессора. А тех, кто соответствует, но работает в России, вообще не так уж много.
Мы вообще не отвечаем западным стандартам, которые сами по себе весьма широкое понятие.)) Что вполне объяснимо, учитывая другой исторический опыт.
Вот поэтому механический перенос ОТДЕЛЬНЫХ элементов и не работает.
А все элементы перенести ВООБЩЕ невозможно ))
Отдельные штуки переносимы. Другие адаптируемы. Третьи можно брать как приблизительный целевой ориентир. К последним я отношу и западное устройство научного процесса. Но это именно то, к чему надо бы двигаться. А внедрить «завтра» не выйдет.
Будем оптимистично смотреть в предлагаемое 10-летие науки и технологии.
Ну все, пропал калабуховский дом! За десятилетие точно добьют.
…К последним я отношу и западное устройство научного процесса.
А в чем отличие? Сидит человек, думает, в носу иногда ковыряется для прояснения мыслей… И так по всему земному шару.
Вот обеспечение этого самого процесса действительно у всех разное. Как и привязка результатов думания к благополучию мыслящего… Да плюс многолетние российские бюрократические традиции, когда любые преобразования и реформы оборачиваются ко благу того самого вечного сословия паразитирующих. Тут, повторюсь, все зависит от того, кто и как с запада все это переносит. Я по-прежнему уверен, что нужен переносчик типа Петра или Берии, не к ночи будь помянут. Иначе как всегда все опять извратят в свою пользу самые смышленые и ловкие…Как пресловутый балл КБПР.
Под «устройством» я как раз и понимаю обеспечение и организацию.
«Тут, повторюсь, все зависит от того, кто и как с запада все это переносит.»
Я именно об этом.
Только варианты решения у нас с Вами разные. Я обеими руками ЗА КБПР.
Опыт административной работы говорит, что начинать надо именно со сдельщины. Простой способ приучить к тому, что оплата зависит от конкретного результата. Грубо, примитивно, но наглядно и убедительно. А уже потом можно внедрять более тонкие и изощренные методы организации.
ИМХО, это как раз «петровский» метод и есть. Выбить боярскую дурь. Приучить кофе пить и парики носить. А бороды брить.
…Только варианты решения у нас с Вами разные. Я обеими руками ЗА КБПР.
Я, наверное, очень непонятно написал. Сама идея КБПР никаких возражений не вызывает. Ну, как сталинская идея о возможности построения коммунизма в одной отдельно взятой стране. Проблема, как всегда, в ее воплощении.
Давайте на конкретном примере, мне так проще. Субсидии на основе КБПР приходят пропорционально неким баллам. Если сотрудник института написал одну статью в журнал Ку-1, он принес институту 20 баллов. Если десять сотрудников ее написали, они принесли все те же двадцать баллов и такое же количество денег. Что делают почти во всех знакомых мне институтах? Начисляют одинаковые баллы ПРНД всем участникам процесса в обоих случаях. То есть, во втором случае в оплату за статью идет в десять раз больше денег, хотя пришло их в институт за обе статьи одинаково. Простыми словами, деньги отбираются у того, кто опубликовал статью один, и передаются всем тем, кто писал вдесятером. Про десять авторов — это я не придумал, это реальная ситуация в нашем институте.
Я уже не говорю о том, что количество баллов ПРНД за эту же статью составляет половину баллов от упомянутых выше 20, а вот за статью в мусорном сборнике и там, и там дают один балл. То есть, система «взять да и все поделить» по-прежнему живет и здравствует, хоть и в несколько приукрашенном виде.
Я, собственно, выступаю за некую начальственную унификацию начисления надбавок за ПРНД. По-моему, здесь нужны очень жесткие правила распределения денег в соответствии с заявленной целью: улучшением качества публикаций, а не просто их количества.
Прошу прощения за длинный текст, но я просто хотел описать поподробнее.
Чудны дела твои, господи! У нас с самого начала баллы и деньги за соответствующую статью фиксированы и делятся между соавторами. Более того, мне (хоть и не с первого захода) удалось протащить положение, что если автор ставит две аффилиации, то баллы пополам. За остальными надбавками — во вторую контору.
Но я все же против навязывания реформы сверху. Научники должны научиться делать это сами. То есть как раз то, что умеют научники на западе. Вполне хватает того, что министерство четко обозначило свои приоритеты по части результативности. Я бы еще добавил, что институты, которые хотят финансирование по первой категории, отчитываются только ку1-2, вторые — только WoS, и уже только третьим идет в зачет всякие РИНЦ.
А говенные коллективы, где криво и непрозрачно делят свои собственные деньги, в общем, заслуживают своей говенной судьбы и своего говенного начальства.
Да ведь эта самая реформа уже «навязана», и именно сверху. Я-то речь веду о том, что осуществляться она должна либо по одним общим правилам, либо по небольшому набору правил с учетом еще оставшегося российского научного разнообразия. Иначе все извратят, как обычно и происходило в российской истории. Ведь традиции растаскивания казенных денег по начальственным карманам у нас выдающиеся и сравнимы, может быть, только с Османской империей.
Научные работники на западе приносят деньги на исследования сами, на конкурсной основе. Если не принес денег, но и не занимайся наукой. Для этого должны соответствующие деньги в стране иметься, а еще необходимо иметь достаточно разнообразный корпус экспертов, дорожащих своей репутацией и обладающих соответствующей квалификацией. В России, увы, оба эти условия практически отсутствуют в среднем, хотя некоторые проблески имеются. Поэтому, повторюсь, только жесткие регламенты лет эдак на двадцать. А потом, может, и появится в России нормальное научное сообщество взамен умирающего, в прямом и переносном смысле, советского.
ФАНО и министерство предпочитают рубить хвост по частям, считая, что так менее больно. Если помните, ФАНО в свое время потребовало, чтобы был рост числа статей, имеющих DOI. Статьи учитывались валом. Теперь ввели квартильные показатели качества. С конкретной методикой. Степ бай степ.
Но эти показатели нельзя применять прямо в мироменджменте внутри института. Бывает, что у сотрудника нет или мало баллов в конкретном году. Например, статья-две в братских могилах. Нельзя же ему не платить или выгонять. Потеряем навсегда. С другой стороны, завлабы у нас часто входят во множество статей. Если все считать одинаково, они получат непропорционально много. И т.д. Есть множество ситуаций, когда прямой перевод статистики института в зп конкретных сотрудников работать не будет.
Это типичная ошибка, которая, кстати, совершается в обе стороны. В смысле, попытка переноса оценки в ту область, где она не работает.
Я готов согласиться в целом, поскольку вам тут виднее. Но те конкретные проблемы, которые вы упомянули, разрешаются тем, что балл сотрудника вычисляется не за один (неудачный) год, а за два-три года, а баллы за статью делятся на всех участников процесса поровну. Кстати говоря, сейчас во многих англоязычных журналах требуют определять конкретный вклад соавторов. Это может быть и у нас следующей ступенью, если процесс пойдет в этом направлении. Разумеется, у руководителей и в этом случае будет больше баллов, но уже умеренно больше.
Вот читаю я вашу бесконечную дискуссию о том, как правильно делить надбавки, и вспоминаю, как в научных институтах в СССР были горячие споры, как правильно распределять квартиры между очередниками. Какие были дискуссии на заседаниях профкома о наиболее справедливом распределении квартир! Тогда тоже была система начисления баллов и учитывались разные факторы: если, например, в институте работают и муж и жена, то им добавляли баллов. И вот что интересно: когда состав жилищной комиссии профкома менялся и в комиссию избирали новых людей, то эти новые члены профкома сразу же принимали новую систему подсчета баллов, которая была выгодна им и их лабораториям. В общем, это был сущий кошмар, который закончился, как ни странно, после принятой при Брежневе в 1977 году новой Конституции страны. В этой Конституции была записано право граждан на благоустроенное жилье, и в результате в институтах была установлена строгая очередь по дате постановки на учет, нуждающихся в улучшении жилищных условий (менее 8 кв.м на каждого члена семьи). Нам с женой это позволило получить двухкомнатную квартиру, после 12 лет работы в институте… Спасибо Леониду Ильичу!
Дележка пряников, которых не хватает на всех, всегда с дискуссиями. И при раздаче грантов то же самое. Что до жлобства советских научников, то оно хорошо известно и даже воспето Рязановым в знаменитом «Гараже».
Да и с Леонидом Ильичом все ясно. Вместо раздачи пряников по заслугам, всех поставил в одну очередь. А уж очереди стали символом эпохи застоя. Научники и по сию пору не могут до конца избавиться от этого порочного менталитета.
Вообще-то, с моей стороны, это не дискуссия. Я просто пытаюсь понять как обстоят дела на самом деле.
Не знаю как на уровне института, но на уровне автора число соавторов уменьшает ПРНД надбавку. Начисляемые баллы делятся на число соавторов, поэтому, например, т.н. «братские могилы» не дают прибавки. Будь любезен написать, свою статью. ))
Это и есть разумный подход, по-моему. В институтах, где общий уровень приличный, именно так и делают. Но в институтах-осколках Химфизики, насколько я знаю, одобрили именно такое распределение, как я написал. Я, собственно, и агитирую за то, чтобы распределение денег, приходящих за КБПР, происходило как-то единообразно, как и сами деньги выделяются.
ЕЩЕ разок. НЕТ НИКАКИХ ДЕНЕГ, приходящих в институт за КБПР. Вот просто ни рубля. Ничего не выделяется на это вообще. Ни единоообразно, ни как еще. Это исключительно воля института — выделять деньги из общего бюджета на надбавки за результативность. И устанавливать правила распределения.
Сама система КБПР создана всего год как и пока используется просто для наблюдения динамики и сравнения. ВОЗМОЖНО (но не факт), что в будущем значения и динамика КБПР будут как-то учитываться. Никакого общего алгоритма привязки баллов к рублям нет.
Думая о том, что в будущем это отразиться на финансировании и судьбе институтов, дирекции (не все) пытаются как-то в меру разумения и понимания это стимулировать путем надбавок.
Может, я действительно что-то неправильно понял. Объясните тогда, пожалуйста графу
Субсидия на финансовое обеспечение выполнения государственного задания
во второй табличке статьи про пущинский ИТЭБФ. И официальные комментарии к соответствующей табличке с расчетами этого самого КБПР, где написано, что эти баллы используются для оценки начальством отчета по выполнению гос. задания, на основе которого приходит финансирование в институт.
То есть, какие-то деньги за выполнение гос. задания в институт приходят, и эти деньги как-то зависят от этого самого КБПР?
Деньги по ГЗ это не сдельщина, сколько наработал — столько заработал. Это как аттестация для получения оклада. Норматив выполняешь — оклад получаешь. Если недовыполнишь или перевыполнишь, могут пряников подбросить или отнять, могут похвалить или поругать. Но прямой связи нет.
Это как обязательства статей по грантам. Можешь перевыполнить, но денег больше не получишь.Публикации у всех разные, а сумма гранта одинаковая. Разве что в будущем сыграет роль, при следующей заявке.
То есть, сейчас это работает только в одну сторону, не выполнил ГЗ — накажем, уменьшим финансирование? А какие есть критерии для увеличения финансирования того же ГЗ? Кого поощряют, по каким критериям?
Могут и не наказать особо. Директору втык сделать могут какой-то.
Существенный рост сейчас только если выклянчить деньги. Институты первой категории могут пролезть в программу обновления инфраструктуры. Можно выпросить целевую субсидию на ремонт или еще на что. Если убедительно поплакаться, что не хватает денег на 200%, могут подкинуть от щедрот. Еще был заход на создание новых молодежных лабораторий. Тоже кому-то дают, но и норматив увеличивают.
Но основное финансирование идет в зависимости от присвоенной категории.
На самом деле иначе трудно было бы. деньги сводить. Бюджет, минфин, у институтов свои бюджеты, которые нельзя особо колбасить год к году, чтобы все не посыпалось.
То есть, особых изменений нет. Все пока что — слова.
Это, в общем, не так плохо. Вводить внезапно новую систему оценки и финансирования было бы негуманно. Скорее порушить, чем что-то наладить. А так они (вроде бы) обозначают новую систему и дают время к ней адаптировать внутренние практики.
Тормоза, разумеется, все …, а потом будут плакать и возмущаться.
Очень похоже на то, как в свое время советскому человеку прививали чувство хозяина. То есть делали нас всех хозяевами как-бы понарошку. Маркс был прав — история развивается по спирали. Хорошо хоть не по листу Мебиуса…
Впрочем, я институтскими финансами не заведую. Знаю эту машинерию только приблизительно.
Ну, тем не менее, вы меня довольно сильно продвинули в смысле образованности. Спасибо. У нас в институте вообще ничего узнать про финансы невозможно. Бухгалтерши от моих вопросов пугливыми ланями делаются.
Не обижайтесь на бухгалтерш. Им по должности не положено трындеть. Вообще. Бухгалтерию и кадровиков специально натаскивают НИЧЕГО не говорить. Работа такая.
Ну, кто же обижается на бухгалтерию? Это контрпродуктивно. Правда, в моей должностной инструкции ВНС написано, что именно я должен знать из институтских тайн, но и этого не говорят. Например, этих дам до смерти пугает вопрос: сколько денег приходится на один балл ПРНД?
А категория института от чего зависит? В частности, не от статей ли в Ку1-4?
Категории присваивались несколько лет назад по результатам достаточно комплексной оценки. Включая, разумеется, статьи.
Балов КБПР по квартилям тогда вообще не было. Вот есть мнение, что очередной раунд оценки будет с учетом КБПР. Но системы оценки в министерстве еще нет.
Из этого документа
Письмо Минобрнауки России МН-8/6-СК от 14.01.2020
я понял, что имеется взаимно-однозначное соответствие между КБПР и государственным финансированием. Финансирование определяет требуемую величину КБПР, а изменение КБПР в текущем году означает изменение финансирования на следующий период. Именно это я и имел в виду как деньги на КБПР. Что чем больше публикаций приличных, тем больше обещают казенных денег в институт.
Нет. Это просто методика расчета норматива. ЕСЛИ у конторы финансирование растет (по всяким причинам), то требуется больший прирост КБПР. Про обязательства увеличивать финансирование там нет ни слова.
Знакомые там были сперва в шоке от меньшинств. И на лекциях надо про харрасмент. Менталитет. А поставь какому-нибудь небелому не то, чего он требует…
«Имейте в виду, Володя: крупнейшими писателями XX века являются Томас Манн и Анатоль Франс“
Быть никем имеет своё огромное преимущество — можно быть самим собой, ничуть этого не стесняясь. Чего бояться за реноме, если его нет?
И потому позволю себе высказаться по поводу крупнейших писателей двадцатого века.
До 1985 г. я, раз в два-три года, перечитывал всю классическую литературу, в основном — русскую, хотя нелюбимый Л. Толстым Шекспир был совершенно обязателен. Но в 1985 (или шестом) году наступила странная вещь — Лев Толстой, при открывании книг которого ещё совсем недавно вокруг меня сразу вырастали хрустальные стены (я помню все мои первые книжки. Их было не так много — отец был из крестьян, бежал из деревни в 1927-ом, в восемнадцать лет, после ареста своего отца, и книг в доме была лишь одна этажерка. И освоив культуру чтения, что произошло в восемь лет, я прочел «Повести и рассказы» Л. Толстого, «Путешествие Гулливера» Свифта, «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, большой том Бальзака с «Гобсеком» и «Шагреневой кожей» — и любовь к Л. Толстому, пусть и неосознанная, была у меня с того самого времени.) — любимый Лев Толстой вдруг «не пошел»! Нет-нет — я и до сих пор перечитываю «Хаджи Мурата» с перехватыванием горла — но «Война и мир» — заклинило. Я, в конце-концов, разобрался, в чем дело. И когда в девяностых слушал лекции Лотмана по искусству по ТВ, а потом ещё и купил все его книги, понял что прав.
Как говорил Лотман — искусство — это «хождение нехожеными тропами». Конечно, искусство этим далеко не исчерпывается, но это «хождение», вероятно, одна из самых главных функция искусства. Приобретение — и очень быстрое и почти безболезненное (ну, разве что «над вымыслом слезами обольюсь») того опыта, без которого «горизонт» человека очень узок. Лотман совершенно неправ, когда говорит, что культурный человек более «хороший», чем некультурный — двадцатый век (а лекции он читал в конце века) очень наглядно показал, что это совсем не так (культурная Германия прославилась такими ужасами, что вряд ли это когда-нибудь забудут). И Борис Вадимыч Березовский, известный пианист, когда говорит, что искусство никого лучше не делает, совершенно прав. Но, как говорят св. отцы, «лишь свободный спасется», а какая же свобода, если выбора нет, если «горизонт» человека так узок, что и выбирать не из чего? Вот искусство и дает нам выбор, рассказывает о «вариантах».
Да вот только в конце двадцатого века исследовать «нехоженые тропы» века девятнадцатого — как бы втуне не осталось это «исследование».
Это вовсе не значит, что всё ранешнее искусство устарело. Прочтите Сонеты Шекспира — актуальность они утратят только с концом мира, как и «Быть или не быть?»
И А.П. Чехов состарится ещё очень нескоро. С Моэм, кстати, говорил, что когда появился Чехов, в Европе исчезли все писатели — все стали писать под Чехова (https://cyberleninka.ru/article/n/somerset-moem-o-chehove
https://m.rusmir.media/2021/12/05/maugham
http://old.old.imli.ru/litnasledstvo/Tom%2068/Том%2068-45_Английские.pdf
http://www.unn.ru/pages/e-library/vestnik/19931778_2015_-_2_unicode/33.pdf).
Ромен Роллан (https://libking.ru/books/nonf-/nonf-biography/482145-romen-rollan-zhizn-tolstogo.html) говорил о огромном влиянии Л. Толстого и Ф.Достоевского на литературу Европы. Да и вряд ли кто-нибудь спросит — «Современен ли Достоевский?» — ох, ещё как современен!
Но то искусство, на котором лежит печать «буржуазности» — а отличить их очень просто, — если есть более или менее серьезный опыт чтения — то искусство, представителями которого являются Т. Манн и А. Франс (иногда очень смешно, в юности всего перечитал, Т. Манна только наполовину) нужно лишь тем, кто живет в башне из слоновой кости. Тех «нехоженых троп» давно нет, но оно, это искусство, со всеми его проблемами, очень помогает забыть о том, что происходит за пределами башни — не смотря даже на то, что некоторые твои соседи, как в квартире булгаковского Берлиоза, исчезают ( https://ru.wikipedia.org/wiki/Категория:Учёные,_репрессированные_в_СССР ). Жизнь в башне, несмотря на риски, хорошо оплачивается (если не спрашивать, на какие дела идут разработки жильцов). И придает респектабельности.
Кстати — Дональд Рейфилд, большой специалист по Чехову, написал ещё и страшную книгу «Сталин и его подручные». Вроде бы, в подлинике — «Сталин и его палачи». Но о некоторых вещах лучше не думать — спокойней спишь. И вот тут-то и помогают «крупнейшие писатели двадцатого века — Т. Манн и А. Франс»
Очень жаль, что в годы общения с А.Н. не знал про эту вещь Манна. Томас вообще опережал нашу доморощенную мысль на полвека и больше. Я про Волшебную Гору. Ещё перед первой мировой он уловил какими-то фибрами тему коммунизма-фашизма, консервативной и либеральной педагогики, даже продемонстрировал нелинейность времени в художественной литературе (находка С.Апта), о чём позже прочли у Михаила Бахтина (Хронотоп) и в изучении психологического времени личности (Александр Кроник). Хотя Нобелевка за Будденброки сегодня непонятна (конечно, не белорусская кухарка, но всё же). Как-то странно, что мы совсем не знакомы с книжками Манна. Иосифа с братьями узнали во времена гонений на религию. Да в те годы и Евангельские сюжеты узнавали из Мастера и Маргариты. Диву даюсь нашему тогдашнему невежеству (а сегодня кажется были духовно развитым поколением рядом с нынешним — может зря). Спасибо ещё раз за статью.