Какого цвета радуга?

По картинам самобытного художника Константина Панова (1810–1942, отец — ненец, мать — манси) можно представить, каким видят мир народы Севера
По картинам самобытного художника Константина Панова (1810–1942, отец — ненец, мать — манси) можно представить, каким видят мир народы Севера
Юлия Чёрная
Юлия Чёрная

Доктор филологических наук, профессор Наталья Кошкарёва известна в России как председатель Экспертного совета Тотального диктанта, автор курса «Русский по пятницам», разработчик принципов онлайн-проверки электронных диктантов. О другой стороне своей научной деятельности — изучении языков коренных народов Сибири — она рассказала на мартовской встрече в научном кафе «Эврика». Записала Юлия Черная.

Н. Б. Кошкарёва в научном кафе «Эврика». Фото В. Шамирзаева
Н. Б. Кошкарёва в научном кафе «Эврика».
Фото В. Шамирзаева

Наталья Борисовна — заведующая кафедрой общего и русского языкознания НГУ, член Орфографической комиссии РАН, главный научный сотрудник Сектора языков народов Сибири Института филологии СО РАН, полевой лингвист. Необходимую для исследования информацию она собирает в экспедициях — в местах проживания носителей уральских языков — хантов и ненцев. Ни академических грамматик, ни словарей, ни достаточного количества текстов на этих языках не существует, единственный способ получить необходимые данные — это непосредственная работа с носителями языка в полевых условиях, запись звучащей речи. «Для хантыйского и ненецкого языков разработан алфавит. Но правила орфографии и пунктуации фактически не сформулированы… Представим, что в русском алфавите есть две буквы — твердый и мягкий знаки, а правил их употребления нет. Как написать слово под?езд — с твердым или мягким знаком? Или, например, на обложке учебника русского языка для первого класса было бы написано „Русский язык“, для второго класса — „Русский изык“, а для третьего — „Русский езык“», — поясняет Наталья Борисовна.

Но говорили в научном кафе не о грамматике и даже не о письменности, а о цвете…

Органы зрения пчелы и человека устроены по-разному. У всех людей как представителей рода Homo sapiens (если не брать в расчет результаты травмы и аномалии) зрение принципиально одинаково. В сетчатке находится примерно 126 млн светочувствительных клеток. Кимберли Джемесон из Калифорнийского университета в Ирвайне утверждает, что человеческий глаз может различать от 10 тыс. до 100 млн цветовых оттенков. Естественно ожидать, что и видим мы этот мир примерно одинаково. А значит, и говорим о нем похоже.

Отражение цветовой гаммы в каждом языке уникально. Оказалось, что даже понимание того, что такое цвет, не совпадает. Если в русском языке цвет описывается прилагательными (белыйкрасныйсинийзеленый) и воспринимается как нечто статичное, постоянная характеристика предмета, то в ненецком языке цветообозначения — это глаголы (типа краснетьчернеть), обозначающие процесс.

Еще в XIX веке Уильям Глэдстоун и Лазарус Гейгер обратили внимание на то, что в древних текстах практически совсем нет слов, обозначающих цвет, а те, которые встречаются, кажутся нам странными. В «Илиаде» Гомера море называется «винноцветным». В нашей стереотипной картине мира цвет вина ассоциируется прежде всего с красным цветом. Какими же в действительности были волны Средиземного моря для древних греков? В «Ведах» нет упоминания о синем цвете, хотя тысячи строк посвящены событиям на небесах. В «Ригведе» нет упоминания зеленого цвета, в еще более древней литературе нет желтого, а в самой древней — красного.

Для сопоставления языков между собой лингвисты используют понятие «базовые цветообозначения». С рассказа о том, что такое базовый цвет, Наталья Борисовна и начала свой рассказ. «Базовые цвета должны быть, во-первых, простыми и непроизводными (поэтому слова голубоватый или малиновый к базовым цвето­обозначениям не относятся), во-вторых, их значение не должно быть ýже обозначения того же цвета (например, алый — оттенок красного), в-третьих, не должно иметь ограничений на сочетаемость (например, карими бывают только глаза, а каштановыми — волосы) и, наконец, это название должно быть широко употребительным, его значение у разных носителей языка должно совпадать.

В русском языке 12 базовых названий цветов, но есть языки, в которых таких названий всего три, а то и вовсе два! Если цвет — это определенная длина волны, и органы зрения у всех людей похожи, то почему носители разных языков называют одно и то же физическое явление совершенное по-разному?

Про то, что два разных слова голубой и синий в русском языке соответствуют одному слову blue в английском, многие из нас знают еще со школы. Но во многих языках различия куда существенней! У австралийских аборигенов одно и то же слово используется для обозначения фиолетового, синего и коричневого. У аборигенов Таити одним словом, которое лишь условно можно перевести как красный, описывается спектр от оранжевого до фиолетового, при этом учитываются еще и свойства поверхности — она должна быть блестящей и гладкой.

В 1950-е годы американские ученые Брент Берлин и Пол Кей независимо друг от друга изучали языки Таити и Мексики и выяснили, что системы цветообозначений в этих языках удивительно похожи. Например, одним словом обозначается весь сине-зеленый участок спектра, и это не может быть объяснено родством или ареальными контактами этих языков, а только универсальностью систем цветообозначений, характерной для всех языков мира.

В 1969 году вышла их книга (Berlin B., Kay P. Basic color terms: their universality and evolution. Berkeley: University of California Press, 1969), в которой на примере 20 языков показано, что порядок появления цветообозначений в разных языках мира одинаков: во всех языках есть обозначение белого и черного; если в язык­е три базовых цвета, то третьим становится красный; следом появляются желтый и зеленый либо одно слово для обозначения желтого, синего и зеленого цветов. Эта последовательность универсальна. Если в языке есть слово для обозначения коричневого цвета, то в нем обязательно есть названия и для всех предыдущих в этой цепочке цветов. Если нет отдельного названия для зеленого, то не будет и отдельного названия для синего, так как обозначение синего обычно появляется позже обозначения зеленого.

Таблица Берлина и Кея
Таблица Берлина и Кея

В конце 1970-х годов был проведен широкомасштабный опрос (The World Color Survey), в котором участвовало 2600 человек, говорящих на 110 языках, и он подтвердил наблюдения Берлина и Кея: при всем разнообразии цветообозначений в языках мира, системы развиваются в целом в одном и том же направлении, что обусловлено биологически.

Но из каждого правила есть исключения. Есть исключения и из правила Берлина — Кея. В одном из австралийских языков есть слово для синего цвета, но нет для зеленого… «Посмотрите на ландшафт, где живут носители этого языка, — предлагает зрителям Наталья Кошкарёва. На экране австралийская пустыня с многообразием коричневых и желтых оттенков. — В окружающем этот народ мире фактически нет природного зеленого цвета, они живут в пустынной местности с очень скудной растительностью. Таким образом, различия в системе цветообозначений связаны с культурными традициями и условиями проживания народа в определенной среде».

Отсутствие одного-двух базовых цветов нам, конечно, представить несложно. Но как устроены языки, где всего два базовых цвета? «В таких языках система цветообозначения основана не на хроматических оттенках, а на иных параметрах. В языке дани (Папуа — Новая Гвинея) слово mili используется для обозначения холодных и темных цветов, а mola для теплого, светлого, — поясняет Наталья Борисовна. — В австралийском языке бурарра противопоставляются яркие и тусклые цвета: слово gungaltja обозначает белый, красный, все яркие цвета; все остальные оттенки называются другим словом— gungundia».

На территории Сибири и Дальнего Востока представлено более 60 языков коренных народов, и в каждом из них сложилась собственная, уникальная цветовая палитра. Удивительно, но цветообозначения в некоторых северных языках напоминают системы цветообозначений в языках Океании: они тоже включают минимальное количество базовых терминов и основаны на принципе яркости, а не на хроматических оттенках.

Очень может быть, что в хантыйском языке вообще нет цветообозначений в привычном для нас смысле. Одно и то же слово nŏwi обозначает в этом языке прежде всего ночное светило — луну или месяц, и только в переносных значениях — комплекс признаков «белый (светлый, светло-серый, серый, седой, бледный)», «блестящий, серебристый», «прозрачный», «чистый», «новый». У этого слова есть и еще одно значение — «красивый, хороший». Эпитетом для описания красивой женщины в хантыйском фольклоре является белая (а не красна девица, как в русских сказках).То же слово употребляется и в названии верховного божества. Таким образом, понятие «белый» ассоциируется с сиянием ночного светила на темном небе, а значит, в основе этого понятия лежит представление о яркости, а не о хроматических/нехроматических признаках.

В европейских диалектах ненецкого языка одно и то же слово сэр обозначает и лед, и белый, поэтому можно предположить то же основание для объединения этих понятий, что и в хантыйском языке, — яркость, сияние, свечение.

Слово черный во многих северных языках обозначает участки спектра, которые в других языках описываются отдельными словами — черныйсинийфиолетовый, т. е. «темный вообще», а в хантыйском языке в том числе грязный, непрозрачный, мутный.

Для обозначения красного цвета используется слово wŭrti, в котором отчетливо выделяется корень wŭr (кровь) и суффикс причастия -ti. Если попытаться реконструировать буквальное значение этого слова, то должно получиться что-то типа «кровящий». Но в отличие от нашего «кроваво-красного», носители хантыйского языка употребляют слово wŭrti для обозначения «рыжеватых» оттенков.

В русском же слове рыжий сохраняется древний индоевропейский корень, связанный с обозначением красного цвета, рударудыйзардеться (характерные для русского языка чередования д/ж и у/ы), англ. red, франц. rouge, нем. Rote. Вероятно, русское слово красный вытеснило иные наименования этого цвета, так как связано с другим участком спектра — не с оранжево-красным, рыжеватым, а с ярко-красным. Само слово красный как цветообозначение появилось в русском языке довольно поздно — в XVII веке. До этого использовались слова чермныйчервчатыйчервленый — по названию красителя, изготовляемого из червей. Для красного участка спектра, как и для любых других, в русском языке имеется большое количество слов, обозначающих разные оттенки: алый, багряный, багровый, пурпурный, малиновый, бордовый, кумачовый, вишневый, пунцовый, свекольный, коралловый, брусничный, рубиновый и мн. др.

Еще одно хантыйское цветообозначение, которое тоже очень сильно отличается от тех, к которым мы привыкли, — это слово wŏsti. В рукописных словниках XIX века для него перечисляются значения синий, зеленый, желтый. Первоначально, строго в соответствии с правилом Берлина — Кея, это слово соотносилось с широким участком спектра. Но в настоящее время под влиянием русского языка значение слова сужается. В современных словарях для одного из диалектов приводится значение синий, а для другого — зеленый. Создается впечатление, что их составители пытались привязать к этому слову однословный перевод, который соответствовал бы современным стереотипным представлениям о цвете. Но самим носителям хантыйского языка не вполне понятно, с каким именно участком спектра это слово надо соотнести, ведь проведение границ внутри континуума — дело весьма и весьма субъективное.

Если буквально следовать определению базовых цветообозначений, принятому в лингвистической типологии, то и слово nŏwi (белый), исходно обозначающее луну, и слово piti (черный; темнеющий), и слово wŏrti (красный, букв. «кровящий») вряд ли можно признать базовыми. Значит ли это, что в хантыйском языке вообще нет базовых цветообозначений? Возможно, определение самого термина «базовые цветообозначения» не очень подходит для таких языков, как хантыйский.

Что же делать, если не хватает слов для описания цвета или имеющееся слово не позволяет точно описать нужный оттенок? Можно использовать образы и сравнения. Например, в мансийском языке желтый цвет описывается как цвет листьев, прихваченных первым морозом; коричневый — как цвет обратной стороны бересты или цвет тундровых земель, синий — это цвет голубой дали, цвет тумана. Под влиянием русского в современном хантыйском языке синий описывают через сравнение с небом, а в ненецком традиционно сравнивают с дымом. В русском языке множество прилагательных-цветообозначений образованы от существительных и указывают на эталон цвета: малиновый (цвета малины), коричневый (цвета корицы < кора), сиреневый (цвета сирени), лиловый (цвета сирени), дымчатый (цвета дыма) и мн. др.

В языках алтайской семьи цвето­обозначений довольно много, их система в большей степени похожа на русскую. Но система переносных значений развивается совершенно иначе. Например, цветообозначение красный в алтайском языке употребляется в устойчивых сочетаниях со значением «голый, нищий». Черным в тувинском и алтайском языках могут назвать крепкое вино или крепкий табак. Выражение «черная чайная гуща» означает большое количество чего-то (с положительной оценкой большого количества). Похожее выражение тьма в русском языке носит скорее отрицательный характер, так можно сказать про войско противника. Синий в тувинском языке употребляется в выражениях, в которых кому-то приписываются признаки грязный, необразованный, простой и… трезвый.

Казалось бы, чем мог удивить слушателей русский язык? Но… Мы все знаем о типичном для русского языка чередовании г/ж, которое проявляется, например, в корнях гор- и жер- (ср. горло и жерлоожерелье). Такое чередование отсылает нас к связи голубого и желтого цветов, которая поддерживается на уровне исторических индоевропейских чередований. В этом можно усмотреть отголоски первоначально недифференцированного обозначения соответствующего участка спектра. Лингвисты придумали даже слово grue (green + blue, зеленый + синий) для обозначения недифференцированного сине-зеленого цвета, часто встречающегося в разных языках.

Синий — одно из исконно русских цветообозначений. Но изначально он описывал не хроматический оттенок, а скорее (как и в хантыйском языке) связан с блеском, свечением (исторически тот же корень в слове сияние).

Почему же в одних культурах всего два базовых цветах, а в других — двенадцать? Можно предположить, что северным народам не приходится описывать ярких красок, в мире снега и полярной ночи вполне можно обойтись и двумя базовыми цветами. Но почему всего два базовых цветообозначения в языках Папуа — Новой Гвинеи, в мире буйства красок? «А зачем? — отвечает вопросом на вопрос Наталья Борисовна. — Нужно ли в повседневной жизни детально описывать цвет какого-либо предмета? В каких ситуациях это вообще необходимо?»

Благодарить за большое количество цветообозначений в европейских языках, по мнению лингвистов, стоит не красноречие предков и даже не их сложные культурные традиции, а появление искусственных красителей. Новые яркие цвета не только украсили наш повседневный быт, но и способствовали появлению огромного числа слов, обозначающих различные оттенки: монастырский белыйцвет белых ночей, алебастровыйасбестовыйблондовыйкипенной-белыйлунныймеловойопаловыйпалевыйсахарныйцинковыйцвета слоновой кости — каждый может придумать свое цветообозначение, используя ассоциации с конкретными предметами или сравнения. 

1 Comment

  1. >> Но почему всего два базовых цветообозначения в языках Папуа — Новой Гвинеи, в мире буйства красок? «А зачем? — отвечает вопросом на вопрос Наталья Борисовна. — Нужно ли в повседневной жизни детально описывать цвет какого-либо предмета? В каких ситуациях это вообще необходимо?»

    Считается же, что само цветовосприятие, многоцветное зрение, возникло у приматов (и у других животных, у к-х оно есть), в частности, потому, что было полезно для определения спелости плодов. Так это или нет — но кажется очевидным, что для человека, ведущего образ жизни охотника-собирателя имеет смысл различать не только степень спелости, но и растения вообще. Возможно, описанная дихотомия языка дани (mili для обозначения холодных и темных цветов, а mola для теплого, светлого) в сущности и означает «спелый-неспелый».

    Аналогично для австралийцев — да и прочих — может быть целесообразным смотреть не на цвета ландшафта обитания (часто ли нам надо описывать пейзаж вокруг?), а на цвета, важные для хозяйственной деятельности — важных камней, растений, животных и пр.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Оценить: